Ирина впервые за пятнадцать лет брака подумала о том, что зря отменила свою девичью фамилию. Потому что вот сидит она сейчас на кухне в своей квартире — своей по всем документам, между прочим! — и слушает, как две родственные души обсуждают её жизнь так, словно она тут в роли мебели.
— Ты знаешь, Серёжа, я старею. Одной мне тяжело… — голос Валентины Петровны звучал жалобно, но в нём уже сквозило что-то победное. Она по-кошачьи поджимала губы, слегка кивая, как будто сама себе поддакивала. — А тут у вас места полно. Три комнаты! Ты же всегда говорил, что это слишком для двоих.
Ирина сцепила пальцы в замок и посмотрела на мужа. Тот, как назло, опять сидел с видом провинившегося пятиклассника. Ну вот как он это делает? Сорок два года мужику, борода, бицепсы, а глаза – как у нашкодившего щенка.
— Мама, ну это… надо обсудить, — пробормотал он и украдкой глянул на Ирину.
Она вскинула брови и изобразила ласковую улыбку:
— Конечно, обсудить. Мы ведь в цивилизованной семье. Правда, Валентина Петровна?
— Ой, Иринка, я ж не насовсем. Я тихонькая. Уберу за собой. Даже готовить буду вам — чтоб ты на работе не уставала, — она вкрадчиво заулыбалась, глядя на невестку с таким выражением, как будто уже тасует её гардероб по ящикам.
— Готовить… — протянула Ирина, потирая висок. — Вы, кажется, последний раз готовили, когда Юрий Гагарин ещё по телевизору махал рукой. И то соседке борщ скис.
— Это ты зря так, Ира, — Валентина Петровна округлила глаза и приложила руку к груди, — я очень даже ничего хозяйка! Серёжа подтвердит.
— Серёжа? — Ирина повернулась к мужу. — Серёжа, подтвердить?
Он сглотнул.
— Ну… в принципе…
— В принципе?! — голос Ирины стал выше, и она сама себя испугалась. — Это мой дом. МОЙ, Серёжа. Не в принципе. А на сто процентов по закону. Хочешь — покупай ей квартиру. И живите там хоть втроём с котом.
— Ну зачем ты так? — начал он тихо, но в голосе уже звякнул металл, которого Ирина так боялась. Металл мужа, которого мама настраивала против неё из года в год. — Это моя мать. Она пожилая.
— Пожилая? Ей шестьдесят шесть, и она бодрее нас с тобой. Вон, шопится через день, волосы красит. Завести бойфренда не пробовала?
Валентина Петровна шумно вдохнула.
— Наглая ты, Ира. Совсем тебя Серёжа избаловал. Я ради него на трёх работах пахала, чтоб он вырос человеком. А ты? Что ты для него сделала, кроме как притащила свой трёхкомнатный хором и сидишь тут королевой?
Ирина вскинулась:
— Простите, что? Хоромы? ХОРОМЫ? Это квартира от бабушки, да. Но тут и моя ипотека была, между прочим. И если вы думаете, что я буду терпеть ваше вторжение — ошиблись адресом.
— Мама просто хочет немного тепла, — устало сказал Сергей. — Она одна.
— А я, значит, с ней должна делить кухню и туалет ради вашего с ней тепла? Нет, спасибо.
Валентина Петровна вскочила.
— Серёжа! Ты что, позволишь этой девке гнать меня, как собаку?
— Девке? — Ирина гневно захохотала. — Я-то, Валентина Петровна, в свои сорок, может, девка. Но вы явно перепутали времена и роли. Я вам не домработница и не сиделка.
Сергей поднял руки:
— Всё, хватит! — Он повысил голос. — Мам, подожди в комнате. Ира, ты себя слышишь? Это же моя мать.
— И что? — Ирина смотрела ему прямо в глаза, чувствуя, как внутри клокочет нечто огромное и неприлично горячее. — Я твоя жена. Но если ты выбираешь жить с мамой — вещи у двери.
Валентина Петровна всхлипнула и величественно удалилась в коридор, гремя браслетами. Сергей замер, как на минном поле.
— Ира… — Его голос стал мягче. — Ну не гони волну. Я найду компромисс.
— Компромисс? — Она усмехнулась. — Когда ты в последний раз искал компромисс, Серёжа? Ты всегда либо со мной, либо под маминой юбкой.
Он не ответил. Только сжал челюсти, как боксер перед ударом.
Ирина поднялась, отодвигая стул.
— Я скажу прямо. Если она остаётся — ты уходишь с ней. Завтра же.
Сергей посмотрел на неё долгим, усталым взглядом.
— Ты всерьёз готова разрушить семью из-за пары месяцев?
— Пару месяцев? — Ирина склонила голову. — Ты правда думаешь, что она потом съедет?
Он молчал.
А Ирина пошла в спальню. Дверь за ней закрылась с тихим, но таким звонким щелчком, что в тишине он отозвался гулом.
Ирина проснулась рано. Оттого, что сердце било не просто в груди — оно грохотало, как молоток по железному тазу. В квартире стояла подозрительная тишина. Та самая, когда всем всё ясно, но никто не решается сказать это вслух.
Вчерашний разговор будто растворился в воздухе, оставив липкое послевкусие обиды. Она подошла к зеркалу, глянула на себя и едко усмехнулась.
— Ну вот и всё, королева Ирина. Добро пожаловать в эпоху “мама будет жить с нами”.
На кухне Валентина Петровна сидела с чашкой кофе. С чашкой! Не с кружкой, не со стаканом, а с фарфоровой чашечкой Ирининой бабушки. Та самая с золотым ободком.
— Доброе утро, — холодно сказала Ирина.
— И тебе не хворать, — пожала плечами свекровь. — Я вчера подумала: может, всё-таки попробуем? Ну недельку-две. Там видно будет.
— Валентина Петровна, а вы не подумали, что я — хозяйка этой квартиры?
— Подумала. Поэтому и спрашиваю, — улыбка была как у кошки, которая сидит на птичьей клетке.
Вошёл Сергей, мятежный и помятый. Смотрел на обеих с видом мужчины, который вчера обещал двум женщинам противоположные вещи и теперь не знает, кого первой спасать.
— Ира, давай не будем.
— Не будем что? — голос Ирины звенел. — Не будем спорить или не будем жить?
Он шумно вздохнул и сел.
— Я просто хочу, чтобы всё было мирно.
— Мирно? — Ирина издала короткий смешок. — Это когда моя свекровь осваивает мою кухню и мою чашку?
Валентина Петровна поставила чашку на стол и снисходительно посмотрела на неё.
— Ира, я тебя прекрасно понимаю. Молодая, красивая, хочешь личного пространства. Но ты не забывай: Серёжа — мой сын.
— Ага. И я его жена. Хотя глядя на ваши “дружеские” объятия, начинаю сомневаться, не он ли ваш муж по факту.
— Ира! — Сергей хлопнул ладонью по столу. — Хватит уже этих намёков.
— А что? — Ирина бросила на него взгляд, от которого пятно на скатерти само бы отстиралось. — Это не намёки. Это факты. Ты вчера обещал “разобраться”. Ну так где твой разбор полётов?
Он замялся, обводя взглядом кухню, как будто искал эвакуационный выход.
— Мама… может, ты пока у Ольги побудешь? — неловко начал он.
— У Ольги?! — Валентина Петровна подскочила. — У этой змеи, которая мне ещё в девяностых ковёр украла? Да никогда!
— Ну и чудненько, — Ирина вскочила. — Тогда вам обоим стоит собирать чемоданы.
Сергей остолбенел.
— Ты что несёшь?
— Несу, Серёжа, здравый смысл. Она хочет остаться? Хорошо. Тогда вы оба идёте. Куда угодно. Хоть к этой Ольге с ковром.
Валентина Петровна всплеснула руками.
— Господи, да кого ты из себя строишь?! Думаешь, Серёжа без тебя пропадёт?
— Думаю, вы без него не пропадёте. Вот и проверим.
— Ты хочешь развода? — голос Сергея был хриплым и тихим.
— Я хочу жить в своём доме без лишних жильцов. Всё просто, Серёжа. Выбор за тобой.
Он молчал. Долго. Настолько долго, что даже кот, до этого спавший на подоконнике, открыл один глаз и лениво мяукнул.
— Знаешь… — наконец сказал он, поднимаясь, — наверное, нам правда надо пожить отдельно.
— Вот и отлично, — Ирина выдохнула и прошла мимо него в спальню. — Чемоданы возле шкафа. Надеюсь, маме хватит твоих носков и пары рубашек.
Валентина Петровна всплеснула руками ещё громче:
— Серёжа, не смей! Я же ради тебя…
— Мама, хватит, — оборвал он её. — Правда хватит.
Ирина слышала, как они уходят. Слышала, как захлопнулась входная дверь. Слышала, как по лестнице глухо топают их шаги. И только потом позволила себе осесть на пол и зажмуриться.
На душе было одновременно пусто и свободно. Как после генеральной уборки, когда вроде и порядок, а вроде и эхо ходит по углам.
Прошло две недели.
Ирина наслаждалась тишиной в своей квартире. Никто не шаркал тапками по коридору, не переставлял банки на полках и не щёлкал пальцами у телевизора, требуя переключить канал. Она впервые за много лет засыпала без чувства, что рядом кто-то дышит ей в затылок, забирая воздух.
Но, как и следовало ожидать, затишье оказалось обманчивым.
В тот вечер Ирина возвращалась домой с покупками и застала на лестничной клетке знакомую картину: Сергей и Валентина Петровна стояли возле двери с коробками. Валентина Петровна, как всегда, держалась, будто это не она вторгается в чужую жизнь, а лично освободительница Парижа.
— Вот мы и пришли, — с улыбкой сказала она. — Никуда нам не деться, Ирочка.
— Это что за цыганский табор? — Ирина поставила пакет на пол и скрестила руки на груди.
— Разговор есть, — хмуро сказал Сергей.
— Ну, давай, удиви меня, — ответила Ирина с прищуром.
Они прошли на кухню. Валентина Петровна, не спросив, налила себе чай, вздохнула и села, как хозяйка. Сергей стоял, опершись на дверной косяк. Вид у него был измученный, но решительный.
— Ира, ты же понимаешь, что квартира куплена в браке.
— И? — Ирина подняла бровь.
— По закону половина моя, — сказал он ровным голосом. — Я хочу продать её и поделить деньги.
Ирина сначала замерла, а потом медленно рассмеялась. Смех вышел звонкий, с ноткой истерики.
— Серьёзно? Ты хочешь продать мою квартиру, в которой твоя мать уже присмотрела место под иконостас?
— По закону, Ира… — начал он.
— По какому закону?! — она хлопнула ладонью по столу так, что чай в чашке Валентины Петровны плеснулся. — Это наследство моей бабушки. Куплена до брака! Справки показать? Или адвоката сразу вызвать?
— Серёжа, не слушай её! — взвизгнула Валентина Петровна. — Она же тебя оставит на улице! У тебя есть дети! Ты должен думать о будущем!
— Какие дети? — Ирина поднялась. — Те, что живут отдельно и звонят раз в месяц на праздники? Хочешь — давай соберём их всех и обсудим, как ты «должен».
— Да что ты себе позволяешь?! — Валентина Петровна вскочила. — Думаешь, если у тебя есть бумаги, то ты права во всём? Ты разрушила нашу семью!
Ирина подошла к ней вплотную.
— Наша семья, Валентина Петровна, разрушилась задолго до этих «бумаг». Вы же всегда считали, что Серёжа — ваш, а я так… приложение. Ну так вот: я отказываюсь быть приложением.
— Ты пожалеешь, Ирина! — голос свекрови дрожал от злости.
— Уже пожалела. Пять лет назад, когда впустила вас в эту дверь. Но больше — нет, — её голос был ледяным. — Вы оба идёте. Сейчас.
Сергей опустил глаза.
— Ира… Может, мы хотя бы обсудим? Без криков?
— Обсуждать уже нечего, Серёжа. — Она отвернулась. — Я подаю на развод. У меня всё готово.
— Ты… ты не оставишь мне ничего? — он звучал как человек, у которого внезапно кончился воздух.
— Оставлю, — кивнула Ирина. — Свободу. Это самое дорогое.
Она открыла дверь.
— Чемоданы не разбирать.
Сергей хотел что-то сказать, но Валентина Петровна уже тянула его за руку к выходу.
— Пошли, Серёжа. Тут нам больше не рады.
Дверь захлопнулась. В квартире воцарилась тишина. Такая же звенящая, как две недели назад. Только теперь Ирина не чувствовала пустоты. Она чувствовала силу. И впервые за много лет — настоящую, чистую радость.
Телефон на столе завибрировал. Сообщение от адвоката: «Документы готовы. Когда подадим?»
Ирина улыбнулась.
— Завтра.
Конец.