Ирина поставила чашку с остывшим чаем на стол и снова перечитала записку. Коротенькая, написанная торопливым почерком Тамары — её бывшей коллеги из больницы:
— Ира, встретила твоего бывшего в Архангельске. Виктор совсем плохой, живёт один. Может, знать должна?
Тридцать лет. Тридцать лет она не видела этого человека, а сердце всё равно сжалось от тревоги. Виктор... Когда-то они были молодыми, влюблёнными. Потом он начал пить, изменять, а потом просто исчез. Оставил её с трёхлетним Мишей на руках.
— Что я там забыла? — проговорила она вслух, но руки уже тянулись к телефону.
Справочная дала адрес автовокзала. Билет до Архангельска — завтра утром. Ирина села на кровать, глядя на билет. Зачем? Зачем она едет к человеку, который разрушил её жизнь?
Но внутри что-то подсказывало: нельзя оставлять людей умирать в одиночестве. Даже таких, как Виктор.
Она собрала сумку: лекарства от давления, которые всегда были под рукой, немного денег, тёплую кофту. На всякий случай. В автобусе всю дорогу смотрела в окно, вспоминая их последнюю встречу. Он тогда был пьян, кричал что-то про то, что она его не понимает, что он не создан для семьи. А потом просто ушёл и больше не вернулся.
У дальнего родственника в Архангельске переночевала на диване. Утром, выпив крепкого чая, отправилась по адресу. Старый дом, облупившаяся краска, скрипучая лестница. Сердце билось так, что, казалось, соседи слышат.
Постояла перед дверью минуту, потом решительно постучала.
Встреча через годы
Дверь открылась не сразу. Сначала послышался кашель, потом шарканье. Когда она наконец скрипнула, Ирина не сразу узнала Виктора. Худой, серый, с провалившимися щеками. Только глаза остались те же — серые, настороженные.
— Ирина? — хрипло произнёс он. — Ты?
— Здравствуй, Витя.
Он стоял в дверях, не приглашая войти. Она видела за его спиной тёмную прихожую, чувствовала запах сырости и лекарств.
— Зачем приехала? — спросил он, не злобно, но и не радостно. Просто устало.
— Тамара сказала, что ты болеешь. Подумала... может, помочь чем.
Виктор усмехнулся, но усмешка вышла горькой.
— Помочь? Сейчас? Через тридцать лет?
— Витя, я не за прошлое приехала. Просто... люди не должны болеть одни.
Он постоял ещё мгновение, потом отошёл от двери. Квартира была маленькой, захламлённой. На столе — россыпь таблеток, в углу — стопка книг. Пахло застоявшимся воздухом и одиночеством.
— Садись, — буркнул он, указывая на единственный стул. — Чай будешь?
— Буду.
Пока он возился с чайником, Ирина осматривалась. Никаких фотографий, никаких следов женщины в доме. Только старый телевизор, стопка газет и лекарства. Много лекарств.
— Что с тобой? — спросила она, когда он поставил перед ней чашку.
— Лёгкие, — коротко ответил он. — Курил много. Теперь расплачиваюсь.
Они сидели молча, попивая чай. Виктор кашлял, морщился. Ирина видела, как ему тяжело даже говорить.
— Может, в больницу? — предложила она осторожно.
— Не надо. Дома лучше.
— Витя, так нельзя. Тебе нужна помощь.
Он посмотрел на неё долгим взглядом.
— Зачем тебе это? Я же тебя бросил. Предал.
Ирина помолчала, подбирая слова.
— Прошлое — это прошлое. А сейчас ты болеешь. И мне не всё равно.
Попытки помочь
Она приезжала к нему каждые выходные. Привозила продукты, лекарства, которые выписывал участковый врач. Виктор принимал помощь молча, без благодарности, но и без отказа. Только изредка бурчал что-то вроде: «Не нужно было тратиться».
Ирина навела порядок в квартире, выстирала бельё, приготовила еду на неделю. Виктор наблюдал за ней, сидя в кресле, кашляя и хрипло дыша.
— Ты похудел, — заметила она, складывая чистые рубашки в шкаф.
— Есть не хочется.
— Надо заставлять себя. Организм борется.
Он засмеялся, но смех превратился в приступ кашля.
— Какая борьба, Ира? Мне шестьдесят восемь. Я всю жизнь пропил.
— Не говори так.
— А что, неправда? — В его голосе появилась злость. — Я бросил тебя с ребёнком. Работать нормально не умел. Пил, гулял... Какая борьба?
Ирина замерла с рубашкой в руках. Этот разговор она откладывала месяцы, но он всё равно случился.
— Прошлое не исправить, — тихо сказала она. — Но сейчас можно жить по-другому.
— Сейчас поздно.
В следующий приезд она привезла документы для оформления инвалидности. Виктор долго рассматривал бумаги, потом подписал их своей дрожащей рукой.
— Спасибо, — сказал он неожиданно.
— За что?
— За то, что приехала. За то, что помогаешь. Я этого не заслужил.
Ирина села рядом с ним на диван.
— Витя, я делаю это не потому, что ты что-то заслужил. Я делаю это потому, что так правильно.
Он кивнул, не глядя на неё.
— Мишка как? — спросил он через минуту.
— Хорошо. Работает. Семья у него.
— Внуки есть?
— Есть. Девочка, Настя. Ей восемь.
Виктор помолчал, потом сказал:
— Я плохой отец был. Вообще никакой.
— Тогда был. Это не значит, что нельзя исправить.
Но он только покачал головой.
Неожиданный удар
Всё изменилось в один момент. Ирина привезла ему новые лекарства, дорогие, которые должны были облегчить дыхание. Виктор лежал на диване, бледный, с трудом говорил.
— Принимай по одной утром и вечером, — объясняла она, раскладывая таблетки по дням. — Врач сказал, что должно помочь.
— Опять тратишься, — проворчал он.
— Не твоя забота.
— Моя, — неожиданно резко сказал он. — Всё моя забота.
Ирина удивлённо посмотрела на него. В его голосе прозвучала какая-то странная нота.
— Что ты имеешь в виду?
Виктор с трудом приподнялся на диване. Глаза его блестели лихорадочно.
— А то и имею, что ты мне должна. Всю жизнь должна.
— Что? — Ирина не поняла.
— Это из-за тебя я спился. Из-за тебя ушёл. Ты никогда меня не понимала, всегда пилила, всегда была недовольна. Я не мог этого вынести.
Слова ударили её, как пощёчина. Она медленно опустилась на стул.
— Витя, что ты говоришь?
— Правду говорю! — Он кашлял, но продолжал. — Ты думаешь, я просто так ушёл? Не просто так. Ты меня довела. Своими претензиями, своими упрёками. Я не мог больше.
Ирина чувствовала, как внутри всё холодеет.
— Я довела? Я?
— Да, ты. И теперь должна исправлять. Должна заботиться. Это твоя вина, что я один, что болею.
Она встала, взяла сумку.
— Я поеду.
— Поезжай. Но помни — ты должна. По гроб жизни должна.
Ирина вышла из квартиры, не оглядываясь. Только на лестнице остановилась, прислонилась к стене. Руки дрожали. Сердце стучало так, что перехватывало дыхание.
«Должна... всю жизнь должна...»
Эти слова звучали в голове всю дорогу домой.
Поиск правды
Дома она не могла найти себе места. Ходила по комнатам, пыталась заниматься домашними делами, но мысли возвращались к словам Виктора. «Ты должна... это твоя вина...»
Неужели правда? Неужели это она виновата в том, что он пил, изменял, бросил семью?
На следующий день приехал Миша — сын. Высокий, серьёзный, он с детства был не по годам взрослым. Пришлось быстро взрослеть, когда отец ушёл.
— Мам, что случилось? — спросил он, видя её состояние. — Ты какая-то странная.
Ирина рассказала о поездках к Виктору, о его словах. Миша слушал молча, хмурясь.
— Он сказал, что я должна ему по гроб жизни, — закончила она. — Что это я виновата в том, что он такой жизнью жил.
Миша долго молчал. Потом встал, подошёл к старому серванту.
— Мам, помнишь, ты хранила его вещи? После того, как он ушёл?
— Да, помню. Всё выбросила потом.
— Не всё, — Миша достал из ящика конверт. — Это лежало в кармане его пиджака. Я нашёл когда-то, но не решился показать.
Ирина взяла конверт дрожащими руками. Внутри было письмо, написанное знакомым почерком:
«Ира, я не могу больше. Не могу быть нормальным мужем, отцом. Я слаб, я пьяница, я ничего не стоящий человек. Лучше я уйду, чем буду разрушать твою жизнь и жизнь Мишки. Не ищи меня. Я не достоин вас. Виктор.»
Письмо было датировано тем самым днём, когда он исчез. Но оно так и не было отправлено.
Ирина перечитала его несколько раз. Её глаза наполнились слезами, но не от жалости — от облегчения.
— Он знал, — прошептала она. — Он знал, что сам виноват. Знал, что уходит, потому что не может справиться с собой.
— Да, мам. Он знал. А сейчас просто переваливает вину на тебя.
Ирина сложила письмо обратно в конверт. Впервые за много дней она почувствовала покой.
— Я больше не поеду к нему, — сказала она твёрдо.
— Правильно, — согласился Миша. — Ты сделала больше, чем должна была. Намного больше.
Той ночью Ирина спала спокойно. Впервые за месяцы.
Освобождение
Весть о смерти Виктора пришла через два месяца. Короткая телеграмма от участкового: «Ваш бывший муж Виктор Петрович скончался. Похороны завтра».
Ирина долго держала телеграмму в руках. Чувства были странными — не горе, не радость. Просто пустота. И какое-то облегчение.
Миша предложил поехать на похороны.
— Не надо, — сказала она спокойно. — Я с ним попрощалась ещё тогда, когда он сказал, что я должна.
В день похорон она пошла на работу в аптеку. Работала как обычно, отпускала лекарства, консультировала посетителей. Только к вечеру, когда закрывали, поставила чайник и достала старую кассету с песнями, которые они слушали в молодости.
Музыка играла тихо. Ирина пила чай и смотрела в окно. На душе было странно легко.
— Прощай, Витя, — сказала она вслух. — Прощай.
Не было ни слёз, ни сожаления. Только спокойствие.
Через неделю она записалась на курсы рисования. Всегда хотела попробовать, но было некогда. Теперь время появилось.
На первом занятии преподаватель — молодая женщина с короткой стрижкой — сказала:
— Рисование — это про то, чтобы отпустить страхи. Чтобы делать то, что нравится, не боясь ошибиться.
Ирина улыбнулась. Отпустить страхи... Кажется, она уже начала.
Домой она возвращалась с лёгким сердцем. Миша встретил её у порога.
— Мам, ты какая-то... другая, — сказал он, разглядывая её лицо.
— Другая?
— Помолодела. Будто груз какой-то сбросила.
Ирина засмеялась — искренне, радостно.
— Знаешь что, сынок? Я действительно сбросила груз. Тот самый, который тащила тридцать лет.
— Какой?
— Чувство вины. Я думала, что должна всем. Мужу, который меня бросил. Прошлому, которое нельзя изменить. А оказалось — не должна. Никому и ничего.
Миша обнял её.
— Мам, ты всегда была самой сильной женщиной, которую я знаю.
— Не всегда. Но теперь — да. Теперь я свободна.
Вечером она села к столу и написала в блокноте: «Список дел для себя». Первым пунктом было: «Научиться рисовать пейзажи». Вторым: «Съездить к морю». Третьим: «Перестать извиняться за то, чего не делала».
Она закрыла блокнот и улыбнулась. Впереди была новая жизнь. Её собственная жизнь.
И она больше никому ничего не должна.