«Мама - анархия, папа — стакан портвейна» — эта строчка из песни Виктора Цоя давно стала культовой. Но если вслушаться, за бунтарским слогом скрывается глубокая метафора, которую можно использовать для иллюстрации роли «порядка» в становлении личности.
Когда я начала писать эту статью, я сразу вспомнила Цоя. Его песни передавались из поколения в поколение, звучали на радио, переписывались на кассеты, их цитировали на стенах и футболках. Они были голосом эпохи, где старые ориентиры рушились, а новые ещё не сложились. И именно в этом контексте «Мама-анархия» становится не просто гимном хулиганов, а символом конфликта между хаосом и порядком.
Сам Цой говорил, что его песни ассоциативны: в них каждый видит своё. Тем не менее он отмечал, что в основе лежит его личный опыт и, он чувствует себя «голосом поколения», выражая общие страхи и надежды.
И его поколение действительно было особенным — оно выросло между двумя мирами: рушащимся советским укладом и новой реальностью. Этот разлом усугублялся наследием войны, которое, как невидимая тень, накрыло даже тех, кто родился через двадцать лет после Победы.
«И дрожала рука у того, кто остался жив…» — эта фраза из песни Цоя «Легенда» хорошо отражает поколенческую травму.
Тему влияния войны на поколения в свое время подробно исследовала Маргарет Мид. Она писала, что войны создают «отцов-призраков» — физически или эмоционально отсутствующих. Страх потери соединялся с эмоциональной холодностью, неумением или невозможностью говорить о чувствах. Матери брали на себя дисциплину, но без системы. Результат — «культурное сиротство»: молодёжь создавала свои правила.
Но вернемся к песне «Мама - анархия». По сюжету солдат, идя домой, встречает на улице хулиганов. И задает им вопрос «Кто ваша мама, ребята?». И слышит ответ: «Мама - анархия, папа - стакан портвейна». Здесь ярко выделяются два полюса:
- Солдат (порядок, структура, авторитет),
- Хулиганы (хаос, бунт, «мама-анархия»).
Но ключевой момент — отсутствие настоящего «отца». Вместо него — «стакан портвейна» (суррогат, разрушение).
Это отражает психоаналитическую идею о том, что материнское начало - это свобода, эмоции, хаос. Отцовское - правила, границы, реальность. Без баланса между ними личность (и общество) теряет опору.
Эта мысль подводит нас к понятию «отцовского принципа» и его роли в формировании личности.
Сразу хочу напомнить, что речь не о биологическом отце, а о функции, которую может выполнять стабильные мать, учитель или общество.
Как «отцовский принцип» описывали психологи:
- Фрейд: Отец вводит запрет («Нельзя обладать матерью»), формируя мораль (Супер-Эго).
- Юнг: разработал архетип «Старый Мудрец» (Senex), символизирующий порядок, логику и иерархию, выступающий противовесом хаотичному началу «Великой Матери».
- Лакан: ввел понятие «Имени Отца» (Nom-du-Père) как символического закона, выполняющего две основные функции: разрыв симбиотической связи с матерью и введение системы языковых и социальных норм.
Отсутствие или ослабление отцовского принципа ведет к серьезным последствиям как на индивидуальном, так и на общественном уровне. На уровне личности это проявляется:
- в трудностях установления границ (феномен «вечных детей»),
- проблемах с принятием социальных норм (асоциальное поведение),
- склонности к психотическим состояниям (нарушение восприятия реальности).
В масштабах общества дефицит отцовского принципа ведет к появлению «потерянных поколений», характеризующихся апатией и ценностным кризисом, а также к росту психических расстройств (одно из следствий дисбаланса между «внутренней» и «внешней» реальностью).
Почему это актуально до сих пор?
«Мама - анархия» — не просто наследие эпохи. Это символ любой эпохи, где рушатся ориентиры. Отцовский принцип не даёт хаосу поглотить личность. Без него протест превращается в саморазрушение, а свобода — в хаос.
Как писал Жан Лакан,
«Имя Отца — это то, что позволяет желанию не становиться законом».
И «даже когда Имя Отца отсутствует, оно существует в своём отсутствии».
Эта парадоксальная формула оставляет нам надежду. Возможно, истинная зрелость личности и общества — не в выборе между анархией и тотальным контролем, а в способности удерживать этот напряжённый баланс:
• Где «мать-хаос» даёт творческую энергию и свободу
• А «отец-закон» превращает эту энергию в осмысленное действие
• Где «стакан портвейна» перестаёт быть суррогатом отцовской фигуры
• А протест находит формы, не разрушающие саму основу человеческих связей
И это тот самый хрупкий баланс, при котором внутренние мать и отец наконец перестают быть врагами — и становятся союзниками в создании личности, способной жить в меняющемся мире, не теряя себя.
