Глава 17
Эту новость повторяли по телевизору несколько раз, и Марта сидела как на иголках, боялась, что в аэропорт заявится полиция. Марте казалось, что она умерла здесь и сейчас, и ее, пожалуй, надо отправлять в багажном отсеке для перевозки трупов, а не в салопе для пассажиров. Руки были ледяные, и она все время оглядывалась. Успокоилась Марта только тогда, когда шасси самолета оторвались от бетонной взлетной полосы Шереметьево.
Арсений уснул, а она сидела, плакала. В Иркутск они прилетела ночью, поэтому пришлось снять номер в гостинице. Они поселились в одноместном крошечном номере. Сын спал, а Марта сидела у окна, глядя на серое небо, и скучала обо всем, что осталось для нее там, в Москве: работа, квартира, которая стала за столько лет для нее домом, все-таки думала о муже и даже о музыкальной школе Арсения. Всего за несколько часов она умудрилась потерять это все, что имела, и теперь не знала, как ей жить дальше.
В Иркутске было дождливо и пасмурно, что вполне соответствовало настроению Марты. Она правильно сделала, что прилетела к родителям. Ей не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать. Она жила, погруженная в собственные переживания и думы о будущем. Включив телефон, увидела около десяти звонков от свекрови и перезвонила
– Валентина Викторовна, здравствуйте, это Марта
– Где ты шляешься? Твой муж в реанимации, все порядочные жены сидят под дверью и переживают за своих мужей, а ты? Привез тебя черт знает откуда в цивилизацию, обул, одел как куколку, все для тебя. Носился с такой… - она так и не подобрала слово, чтобы побольней ущипнуть женщину,- как с писаной торбой. Господи, что он в тебе нашел, я ...
- Валентина Викторовна, вы уже мне все это когда-то говорили, звонили-то зачем?
– Звонила, чтобы сказать: внука мне привези, а сама быстро в больницу и чтобы ни шагу оттуда не делала, пока твой муж в реанимации. Хорошо было, когда он денег по мешку носил, бесстыжая, чт ….
Дальше Марта слушать не стала, а занесла свекровь в черный список и добавила – А пошла бы ты куда подальше. Затем позвонила родителям и сообщила, что в Иркутске, завтра возьмет курс домой. Им ничего не надо было рассказывать, они все видели и слышали по телевизору. Тем лучше, — Марте совсем не хотелось это пересказывать.
Она прилегла под бочок к сыну уже под утро, проспала часа три, потом разбудила Арсения, покормила и пошла на поезд. Путь был неблизкий, еще четыре часа. Поезд стал набирать скорость, пейзаж мелькал монотонный и глаза женщины стали закрываться. Она прилегла рядом с Арсением, и они оба уснули. Разбудили их соседи
– Вставайте, Зима.
Наконец-то она дома. Сразу подвернулось такси, и вот они уже у знакомого до боли дома, мама стояла в окне и махала им.
– Бабуль, я грамоту получил в музыкальной школе
– Ты молодец, мама мне рассказала, как ты хорошо играл.
Она расцеловала дочь и внука. – Мам, я немного отдохну
– Иди, у нас есть, чем с внуком заняться.
Двери в ее комнату тихо закрылись, и стоило ей коснуться подушки, как Марта тут же уснула. Но и во сне ей не было покоя, она плакала навзрыд, и это было своего рода освобождением от эмоций и психологической нагрузки, разрядки и снятию тревоги. Проснулась она глубокой ночью, все лицо было мокрым, значит, она действительно плакала. Отсюда, издалека, как бы со стороны, она могла спокойно подумать и вспомнить: почему не догадывалась, чем занимается ее муж раньше. Ведь многое указывало на то, что обычной адвокатской практикой он перестал заниматься давно. Сейчас она понимала, что просто не хотела ввязываться в конфликт с мужем, а если бы ввязалась, может быть, и не было бы такой ситуации.
Под утро она опять забылась тревожным сном, но встала рано, и когда проснулся Арсений, его любимые блинчики с клубничным вареньем были готовы. Лидия Гавриловна не пошла на работу, чтобы побыть с дочерью и внуком
– Ладно, секретничайте – сказал Владимир Григорьевич – пошел работать- и, поцеловав внука, вышел из квартиры.
А Марта все думала о том, что ее поступок покинуть Москву наверняка не понравится многим. Но это она была уже готова пережить, ее мысли занимал сын: где он будет учиться музыке и какую школу для него выбрать. Когда Арсений убежал играть в комнату, мать села напротив и посмотрела в глаза дочери
– Рассказывай, чтобы облегчить душу. Вижу, что там все порвано, все болит.
– Да, столько лет брака коту под хвост. Надо начинать все сначала. К Леше я не вернусь, даже не потому что не хочу, а потому что боюсь за сына и за себя. Оказывается, в гневе он страшен.
– Ты только не обижайся, дочь, но когда рушится семья, всегда виноваты оба: один больше, другой в меньшей степени, но оба. У тебя есть время подумать, в чем именно виновата ты, и сделать серьезную работу над ошибками. Ведь ты не думаешь себя хоронить, твоя личная жизнь обязательно устроится, но прежних ошибок в ней быть не должно. Алексей молодец в том, что не сидел у тебя на шее, понимая, надо обеспечивать семью и в этом ему большой плюс. Жаль, только работу выбрал ужасную, совсем ему не подходящую. Ведь он теперь должен проститься со своей карьерой адвоката. Представь, он возвращается из больницы, хорошо, если без последствий: жены нет, сына нет, работа адвоката не светит, значит, работы тоже нет, а обратно в коллекторы он и сам не пойдет. Мужик остался один. Если не сломается – молодец, но конец может быть очень печальным.
– Зачем ты все это мне говоришь? Уж не для того ли, чтобы я вернулась в Москву?
– Это ты будешь решать сама. Внука оставь мне, а сама можешь ехать обратно.
– Нет, я останусь здесь.
– Это твое решение.
Прошел месяц, и Алексей пришел в себя. Сначала застонал, через какое-то время опять, но на этот раз громче, и врач понял, что он возвращается. Реакция была вполне сознательной. Его ресницы затрепетали и Алексей попытался открыть глаза. Опухоль на скуле все еще не прошла и мешала ему, и врач осторожно коснулся его век кончиками пальцев. Лишь с его помощью Алексей смог открыть глаза. Все еще расплывалось перед ним, но он сумел рассмотреть рядом с собой очертания человеческих плеч и головы. Его губы чуть дрогнули, и, хотя он не издал ни звука, доктор готов был кричать и проыгать от радости.
Алексей увидел мать, она вытирала платочком слезы и целовала его руку
– Слава тебе, Господи! Сыночек, ты пришел в себя!
– Давно я лежу здесь?
– Месяц.
– Рад, что вы к нам вернулись. Давайте знакомиться – Иван Сергеевич.
Алексей задумался на мгновение – Верещагин, Верещагин Алексей Андреевич - говорил он тихо и медленно.
– Это замечательно, что память не пострадала. Вы, пожалуйста, недолго – обратился он к матери, — у вас пять минут.
– Хорошо, я поняла.
– Мама, где Марта, где сын?
– Господи, далась тебе эта ша ла ва. Не знаю, где она, наверное, к родителям сбежала.
– Я очень виноват перед ней и сыном.
– Это в чем же? В том, что деньги зарабатывал и отдавал ей до копейки? Что любил ее безоглядно, а она предала тебя, сбежала и даже не интересуется тобой. Забудь ее, а сына сможешь отсудить, ты адвокат, у тебя получится.
Спорить с матерью не было сил, но внутренне он с ней был не согласен. Другой женщины, кроме МАрты, ему просто не надо, ему бы только встать, а дальше ....