В Историческом музее Южного Урала, что в Челябинске, хранится боевой нож и два сборника стихотворений Михаила Львова. Стихи на русском языке он начал писать еще до войны, воспевал родной Урал. В экспозиции есть указание о том, что М.Львов родился в январе 1917 г. в деревне Насибаш Златоустовского уезда Уфимской губернии (совр. Респ. Башкортостан). Но о том, что он был еще татарином не стали указывать.
А ведь сам Рафкат Давлетшевич Габитов (так на самом деле звали поэта Михаила Львова) не скрывал своего этнического происхождения. По крайней мере, уже после войны он написал: "Я, татарин стопроцентный, с русской речью на устах". Но, видимо, не все верили этому. В другом стихотворении (1971 г.) он снова вернулся к этому вопросу:
Он говорит, что я придумал,
Что я - татарин.
А - зачем?
Иль я -
какой-нибудь "придурок" -
И льгот
испрашиваю тем -
На приблизительность,
неточность
Стихов и песен
прав прошу?
Как бы на некую "подстрочность?"
Иль - не по-русски я пишу?
Или в каких
нуждаюсь скидках
Я
в поэтическом строю?
Среди ухватистых
и прытких
Каким-то "хлюпиком"
стою,
Неполноценностью
"ударен,
Как бы мешком
из-за угла?"
Иль мне
сказать,
что я татарин, -
Какая выгода
была?
"Хлюпиком" и "промахом", он, конечно, не был. Происходил Рафкат из семьи учителей. Здесь, конечно, нужно пояснить, что речь идет еще о дореволюционных земских учителях. Учительницей была и его мама, выпускница Златоустовской женской гимназии. Этот факт заставляет задуматься об истинном происхождении нашего героя. Ведь в тот период в русскую гимназию попадали далеко не все татары, тем более девушки.
Мать будущего поэта была дочерью фельдшера. Она родилась в 1894 г., а звали её Минжиган (Минҗиһан) Латипова. После успешного окончания гимназии стала земской учительницей. Скорее всего, и её отец работал в Златоустовском земстве. Возможно, их семья проживала в Татарской слободе г. Златоуста. Как известно, в этом заводском центре была своя мусульманская община и в начале ХХ века появилась мечеть. Минжиган вышла замуж за учителя Габитова Давлетшу Шигаевича в 1913 г. и уехала вместе с ним в Насибаш.
Кстати, хотя в биографии Михаила Львова указано, что он родился в Насибаше, на самом деле он появился на свет в Златоусте. Если быть точнее, в тамошнем родильном доме. Вероятно, отец-фельдшер не мог допустить, чтобы дочь разрешилась бременем в далеком ауле. И она специально накануне родов приехала в родной город. Казалось бы, все можно делать по науке... и медицина решает многое.
Но в сентябре 1917 года, когда Рафкату было только восемь месяцев, его мама умерла. Спустя почти пятьдесят лет, в 1963 году, он напишет стихотворение "Памяти матери". Там есть и такие слова:
Это страшно. Ты в землю ушла навсегда.
Ни дожди, ни рассветы тебя не касаются больше.
Далеко от столицы село Насибаш.
Далеко от могилы твоей. Сознавать это больно.
Навсегда, навсегда, на века, на века
Безвозвратно в планету уходят любимые люди…
(...)
Буду думать, что ты обитаешь в цветах,
Что дано тебе ветром порой до меня доноситься.
Буду к людям нежней. Ты средь них. Ты не прах.
И ни с чем мне иным невозможно,
нельзя примириться.
Вскоре после трагедии в семье Габитовых в стране случился "Октябрь", а следом и Гражданская война. Во время этого революционного хаоса арестовали Давлетшу Габитова, он оказался потом в Сибири, а его маленькие дети (у Рафката был еще старший брат Рашит) остались на попечении чужих людей. За ними присматривали в соседней деревне Лаклы. Позднее Давлетша вернется на Урал и будет также работать учителем.
В 1957 г. Михаил Львов посвятит своему отцу одно стихотворение. Хотя задумывалось, видимо, это произведение как некий антиколониальный сюжет, но, кажется, автор так и не избавился от внутренней "колониальности":
Мой отец с лицом колониальным,
С бородою белой — аксакал,
Сын твой рано — в детстве давнем,
дальнем —
Из степей башкирских ускакал.
С каждым годом жизнь его чудесней,
От родного Ая вдалеке
Он от счастья сочиняет песни
На великом русском языке.
(...)
Мой отец с лицом колониальным,
Как мне жалко юности твоей,
Юности без песен и без счастья
И без ласки детства твоего.
В д. Лаклы Башкирской АССР будущий поэт окончил начальную школу, а потом его отправили в Златоуст, в соседнюю Челябинскую губернию, к бабушке - матери его умершей родительницы - Латиповой Газиме. В Златоусте Рафкат продолжил свое обучение и получил семилетнее образование, начал писать стихи и публиковался в школьной стенгазете. Это была уже вторая половина 1920-х годов.
Потом были поиски себя в духе эпохи индустриализации и комсомольской удали: поэтому выпускник Миасского педагогического техникума, студент Уфимского учительского института и энергичный комсомолец решает вдруг работать на Челябинском тракторном заводе. И именно среди металлургической гонки первых пятилеток в нем все ярче начинает проявляться литературный талант.
Конечно, сыграл свою роль и литературный кружок при ЧТЗ. Интересно, что в 1934 году он публиковался под своим настоящим именем - Габитов, но уже с 1937 года - на страницах челябинских газет появляется новое имя - Михаил Львов.
Я взял у Лермонтова – имя
(и в этом – молодость права),
Фамилию – для псевдонима –
Из имени Толстого Льва…
Кстати, уже в 1940 году в Челябинске был опубликован первый поэтический сборник Михаила Львова «Время». Как и мечталось, он стал "пролетарским поэтом", работал в различных редакциях. Индустриальный Урал тогда бурлил и нужно было все это активно освещать на страницах печати. Рафкат-Михаил поступил на заочное отделение Литературного института в Москве.... Будущее, наверное, тогда представлялось молодому человеку совсем иначе, но началась война.
На фронт он ушел добровольцем в 1943 году. За проявленный героизм поэт награжден орденом Отечественной войны I и II степени, медалями «За взятие Берлина», «За освобождение Праги», «За победу над Германией». За труд в тылу награжден медалью «Знак почета».
В 1943 г. в Челябинском книжном издательстве появилась книга Михаила Львова «Урал воюет». В 1944-1945 гг. вышли еще два сборника фронтовых стихов «Дорога» и «Мои товарищи».
Но, пожалуй, самые известные его стихотворения - уже послевоенные. Среди них, например, «Горячий снег», «Четыре года гнева», «Мы столько в землю положили», «Сидят в обнимку ветераны» и "Поклонимся великим тем годам":
Поклонимся великим тем годам,
Тем славным командирам и бойцам,
И маршалам страны, и рядовым,
Поклонимся и мёртвым, и живым, –
Всем тем, которых забывать нельзя,
Поклонимся, поклонимся, друзья.
Всем миром, всем народом, всей землёй –
Поклонимся за тот великий бой.
После войны Михаил Львов, он же Рафкат Габитов, остался в Москве. Там он продолжил литературную деятельность и добился впечатляющего успеха. Работал в таких известных литературных журналах как "Юность" и "Новый мир", был секретарем правления Московской писательской организации.
Кроме поэтического творчества, Михаил Львов много занимался литературными переводами. Например, переводил казахских и татарских поэтов. В их числе были стихи Габдуллы Тукая, Сагита Рамиева, Мусы Джалиля, Сибгата Хаким и других.
Возможно, из-за этой литературной деятельности, в том числе активного общения с советскими татарскими поэтами (например, с Сибгатом Хакимом), он все больше думал о своем татарском происхождении. Так появились строчки о "стопроцентном татарине с русской речью на устах" и о том, что некоторые не верят, что он татарин (см. вначале статьи), а также стихи "В Казани". Тут он не говорит напрямую "татары", но в "народе давшем жизнь и душу", находящихся в Казани, они угадываются очень легко:
В Казани
Народ, мне давший жизнь и душу,
Свою нестынущую кровь,
Не замерзавшую и в стужу,
Твой сын к тебе вернулся вновь.
И после долгих лет разлуки,
В порыве счастья и любви,
Целует ласковые руки
Тысячелетние твои.
И здесь же Рафкат-Михаил как будто извиняется за свой ломаный татарский (мы бы сказали "кухонный"), он значительно уступал его литературному, богатому русскому языку. Я не учил его в школе, - оправдывается его лирический герой. Поэтому он остался на "младенческом" уровне и, вероятно, сам Михаил Львов тоже так же терялся в кругу татарских коллег, мастеров художественного слова.
Я по-татарски говорю в Казани,
Но мой словарь пока что не богат,
Хоть в мир пришел с татарскими глазами,
Хоть звался в детстве именем Рафгат.
Еще не бравший в руки даже книги,
Я с детских лет был в город увезен —
В другой язык, как океан, великий,
Безбрежный, титанический, как он.
(...)
Стою, боясь с морским простором встречи, —
Простит меня татарский мой язык:
Ведь для него я мальчиком остался
И совершеннолетья не достиг —
Лишь только-только с букварем расстался
И не писал ни песен и ни книг.
О татарских корнях он вспоминал, судя по всему, общаясь и с советской творческой интеллигенцией других тюркских народов, а также путешествуя по Средней Азии... и все напоминало ему что-то родное, но далекое - и казахская степь, и узбекская чайхана...
Говорили казахи со мной по-татарски.
Я носил тюбетейку, скажу вам, по-царски…
И, далеким истокам моим потакая,
Друг сказал: — Вот теперь ты похож на Тукая!
По душе, по нутру похвала мне такая
(И вдвойне от тебя, от потомка Абая).
Короную себя тюбетейкой Тукая,
Чтоб хоть так, хоть чуть-чуть походить
на Тукая.
Чаще всего эти стихи написаны в 1950-1970-е гг. Например, одно из таких стихотворений с татарскими мотивами М.Львов посвятил С.Хакиму. С одной стороны, тут можно уловить и некую обиду нерусского (по иронии судьбы или по его собственному желанию "русского поэта"), которого "не жалуют иные". С другой, он глубоко убежден, что его - нерусского - "отделить нельзя от России":
Сколько нас, нерусских, у России —
И татарских, и иных кровей,
Имена носящих не простые,
Но простых российских сыновей!
Пусть нас и не жалуют иные,
Но вовек — ни завтра, ни сейчас —
Отделить нельзя нас от России —
Родина немыслима без нас!