— Мама, зачем ты ей это сказала?! — голос мужа дрожал от едва сдерживаемой ярости, когда я переступила порог нашей квартиры после изматывающего рабочего дня.
Я застыла в прихожей, не успев даже снять туфли. В гостиной, словно две противоборствующие армии перед решающей битвой, стояли мой муж Артём и его мать, Валентина Ивановна. Воздух между ними буквально искрил от напряжения.
Свекровь сидела на диване с видом оскорблённой невинности, прижимая к груди платок. Её глаза блестели от слёз, но я слишком хорошо знала эти театральные приёмы. За пять лет совместной жизни я научилась распознавать, когда Валентина Ивановна играет роль жертвы.
— Артёмушка, сыночек, я же хотела как лучше, — всхлипнула она, бросив в мою сторону быстрый, оценивающий взгляд. — Разве мать не имеет права беспокоиться о счастье своего единственного ребёнка?
— Ты перешла все границы! — Артём провёл рукой по волосам, жест, который я знала как признак крайнего волнения. — Как ты могла сказать Кате, что она пустоцвет?!
Слово ударило меня словно пощёчина. Пустоцвет. Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Три года безуспешных попыток забеременеть, бесконечные анализы, процедуры, таблетки — и вот как это назвала свекровь. Пустоцвет. Бесплодное дерево, которое нужно срубить.
— Я лишь констатировала факт, — Валентина Ивановна выпрямилась, отбросив маску страдалицы. — Три года прошло, а внуков как не было, так и нет. Может, пора уже честно взглянуть правде в глаза? Есть женщины, которые созданы для материнства, а есть... другие.
Я почувствовала, как ноги подкашиваются. Медленно опустилась на пуфик в прихожей, всё ещё в пальто. Артём что-то кричал матери, но слова доходили до меня словно сквозь вату. В голове билась только одна мысль: она знала. Валентина Ивановна прекрасно знала о наших проблемах, о моих страхах, о том, как больно мне от собственной неспособности зачать ребёнка. И она намеренно ударила в самое больное место.
— ...и если ты ещё раз позволишь себе подобное, я прекращу с тобой всякое общение! — донёсся до меня голос Артёма.
Валентина Ивановна вскочила с дивана, её лицо исказилось от гнева.
— Ах вот как! Родная мать тебе уже не нужна? Эта... эта женщина настроила тебя против меня! Я всю жизнь тебе посвятила, ночей не спала, когда ты болел, последнее отдавала, чтобы ты ни в чём не нуждался! А теперь ты готов отречься от матери из-за какой-то...
— Достаточно! — рявкнул Артём так, что свекровь осеклась на полуслове. — Катя — моя жена. Женщина, которую я люблю. И я не позволю никому, даже тебе, мама, оскорблять её.
Я подняла голову и встретилась взглядом с мужем. В его глазах я увидела такую боль, такую решимость, что сердце сжалось. Он знал. Конечно, он знал, как глубоко ранили меня слова его матери.
— Если Кате не суждено стать матерью, — продолжил Артём уже тише, но с железной уверенностью в голосе, — то я приму это. Потому что она — самое важное, что есть в моей жизни. А дети... дети могут быть приёмными. Или их может не быть вовсе. Но это не сделает нашу семью неполноценной.
Валентина Ивановна смотрела на сына так, словно видела его впервые. Её рот беззвучно открывался и закрывался, придавая ей сходство с выброшенной на берег рыбой.
— Ты... ты не можешь быть серьёзен, — наконец выдавила она. — Артёмушка, опомнись! Какая же это семья без детей? Что скажут люди? Как я буду смотреть в глаза подругам, у которых уже внуки в школу пошли?
— А это, мама, исключительно твои проблемы, — отрезал Артём. — Если для тебя мнение каких-то посторонних людей важнее счастья собственного сына, то мне тебя искренне жаль.
Я поднялась с пуфика, стянула пальто и повесила его в шкаф. Руки слегка дрожали, но я старалась держаться. Не хотелось давать свекрови повод для торжества.
— Катя, милая, прости, — Артём подошёл ко мне, обнял, прижал к себе. — Я не знал, что она приедет. И уж тем более не думал, что она посмеет...
— Всё в порядке, — прошептала я, уткнувшись ему в плечо. И это была правда. Да, слова свекрови ранили, но поддержка мужа значила больше.
— В порядке?! — взвизгнула Валентина Ивановна. — Да как может быть всё в порядке, когда мой сын готов отказаться от продолжения рода из-за... из-за...
— Мама, уходи, — Артём даже не повернулся в её сторону. — Немедленно.
— Что?!
— Ты меня слышала. Собирай вещи и уходи. И не появляйся здесь, пока не научишься уважать мою жену.
Валентина Ивановна издала звук, похожий одновременно на всхлип и рычание. Она смотрела то на сына, то на меня, и в её глазах плескалась такая ненависть, что мне стало не по себе.
— Ты пожалеешь об этом, Артём, — прошипела она. — Когда эта твоя бесплодная смоковница тебе надоест, когда ты поймёшь, что променял семью на пустоту, будет поздно. Я не прощу такого предательства.
— Это твой выбор, мама, — голос Артёма был спокоен, но я чувствовала, как напряжено его тело. — Как и мой выбор — защищать женщину, которую люблю, от любых нападок. Даже от твоих.
Свекровь фыркнула, подхватила свою сумочку и направилась к выходу. У двери она обернулась, окинула нас взглядом, полным презрения.
— Запомните мои слова, — процедила она сквозь зубы. — Семья без детей — это не семья. Это жалкая пародия. И рано или поздно вы это поймёте. Но я не буду ждать, когда вы придёте ко мне с повинной. Для меня у меня больше нет сына.
Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали стёкла в серванте. Мы с Артёмом остались стоять посреди прихожей, всё ещё обнявшись. Несколько минут прошли в полной тишине, нарушаемой только тиканьем настенных часов.
— Прости меня, — наконец прошептал муж. — Прости за неё, за эти ужасные слова...
Я отстранилась, посмотрела ему в глаза.
— Тебе не за что просить прощения. Ты не отвечаешь за слова и поступки своей матери.
— Но я должен был предвидеть... Она в последнее время всё чаще заводила разговоры о внуках, но я не думал, что она способна на такую жестокость.
Мы прошли в гостиную, сели на диван. Артём всё ещё держал меня за руку, словно боялся отпустить.
— Знаешь, — сказала я после долгой паузы, — в каком-то смысле я даже благодарна твоей матери.
Артём удивлённо посмотрел на меня.
— За что?
— За то, что она показала своё истинное лицо. И за то, что дала мне возможность увидеть, какой у меня замечательный муж.
Артём горько усмехнулся.
— Замечательный муж не допустил бы, чтобы его жену оскорбляли в собственном доме.
— Замечательный муж встал на защиту жены, даже когда это означало разрыв с матерью, — возразила я. — Артём, я знаю, как тебе сейчас тяжело. Валентина Ивановна — твоя мама, единственный родной человек...
— Нет, — перебил он меня. — Ты — мой единственный по-настоящему родной человек. Ты — моя семья. А мама... Мама сделала свой выбор. Она предпочла свои амбиции, своё желание стать бабушкой любой ценой, отношениям со мной. И это её право. Как моё право — защищать тебя от любой боли, которую кто-то пытается тебе причинить.
Я прижалась к нему, чувствуя, как по щекам текут слёзы. Но это были не слёзы обиды или боли. Это были слёзы облегчения и благодарности.
— Ты правда не жалеешь? — тихо спросила я. — Что женился на мне? Что у нас, возможно, никогда не будет детей?
Артём взял моё лицо в ладони, заставил посмотреть на него.
— Катя, послушай меня внимательно. Я женился на тебе не для того, чтобы ты родила мне детей. Я женился на тебе, потому что люблю. Потому что не представляю свою жизнь без тебя. Да, дети — это прекрасно. Но если их не будет, я не стану любить тебя меньше. Ни на йоту.
— Но твоя мама права в одном, — я старалась говорить ровно, хотя голос предательски дрожал. — Ты достоин стать отцом. Ты был бы прекрасным отцом. А я отнимаю у тебя эту возможность.
— Стоп, — Артём говорил твёрдо, но нежно. — Ты ничего у меня не отнимаешь. Мы вместе проходим через испытание. И мы справимся. А если не получится родить своих детей, возьмём приёмных. В детских домах столько малышей, которым нужна семья, любящие родители. Разве это не выход?
Я кивнула, не в силах говорить. Артём обнял меня крепче.
— А что касается мамы... Я надеюсь, она одумается. Поймёт, что была неправа. Но если нет — это её выбор. Я не позволю ей или кому-либо ещё отравлять нашу жизнь.
Мы сидели так долго, обнявшись на диване, пока за окном не стемнело. Потом я приготовила ужин — простой омлет с овощами, больше ничего не лезло в горло. Мы ели молча, каждый погружённый в свои мысли.
Уже лёжа в постели, я спросила:
— Как думаешь, она правда не вернётся?
Артём вздохнул.
— Не знаю. Мама упрямая, гордая. Если решила, что права, может стоять на своём до конца. Но я надеюсь, что время всё расставит по местам.
— А если нет?
— Тогда это будет её потеря, не наша, — он поцеловал меня в висок. — Спи, милая. Завтра будет новый день.
Но уснуть я не могла ещё долго. В голове крутились события этого вечера, слова свекрови, реакция Артёма. Пустоцвет. Какое жестокое слово. Но разве я сама не думала о себе в таких терминах? Разве не корила себя за неспособность подарить любимому мужчине ребёнка?
И всё же поддержка Артёма значила всё. Он выбрал меня. Не абстрактную возможность стать отцом, не желание матери понянчить внуков, а меня. Несовершенную, возможно, неспособную к деторождению, но любимую.
Утром меня разбудил запах кофе и свежей выпечки. Артём уже встал и, судя по звукам из кухни, готовил завтрак. Я накинула халат и вышла к нему.
— Доброе утро, — он улыбнулся, увидев меня. — Решил побаловать тебя круассанами.
— С чего такая роскошь?
— Просто захотелось сделать тебе приятное.
Мы завтракали на залитой солнцем кухне, и казалось, вчерашний скандал был просто дурным сном. Но звонок в дверь вернул нас к реальности.
Артём пошёл открывать, а я осталась на кухне, инстинктивно напрягшись. Неужели Валентина Ивановна вернулась?
Но в кухню вошёл Артём один, держа в руках конверт.
— От мамы, — коротко сказал он. — Курьером прислала.
Он вскрыл конверт, пробежал глазами по содержимому. Лицо его становилось всё мрачнее.
— Что там? — не выдержала я.
— Она отказывается от меня, — голос Артёма был ровным, но я слышала в нём боль. — Пишет, что у неё больше нет сына, раз он выбрал «бесплодную жену» вместо «нормальной семьи». И ещё... — он замялся.
— Что?
— Требует вернуть все подарки, которые делала нам на свадьбу и после. Говорит, что не желает, чтобы её вещи находились в доме, где её оскорбили.
Я почувствовала, как внутри поднимается волна гнева. Оскорбили? Это она назвала меня пустоцветом, а оскорбили её?
— Соберём всё и отправим, — сказала я спокойно. — Не нужны нам её подарки.
Артём скомкал письмо, бросил в мусорное ведро.
— Прости, Катя. Я не думал, что она способна на такое.
— Перестань извиняться за неё. Это её выбор, её слова, её поступки. Ты здесь ни при чём.
Остаток дня мы провели, собирая вещи, подаренные свекровью. Сервиз, который мы ни разу не использовали, комплект постельного белья, несколько картин, даже фотоальбом со свадебными фотографиями, который она оформляла. Глядя на всё это, я поняла, что не испытываю сожаления. Эти вещи всегда были частью её присутствия в нашем доме, напоминанием о том, что она считает себя вправе вмешиваться в нашу жизнь.
Вечером, когда коробки были упакованы и готовы к отправке, мы с Артёмом сидели на балконе, пили вино и смотрели на закат.
— Знаешь, — сказал муж задумчиво, — может, это и к лучшему. Мама всегда пыталась контролировать мою жизнь. Решала, какую профессию выбрать, где жить, на ком жениться. Когда я выбрал тебя, она смирилась, но неохотно. А теперь... Теперь мы свободны.
— Но она же твоя мама, — возразила я. — Разве ты не будешь скучать?
— Буду, — честно признал Артём. — Но не по той маме, которая оскорбляет мою жену. А по той, которая читала мне сказки на ночь и пекла пироги по воскресеньям. Только вот та мама осталась в прошлом. А с этой, нынешней, мне не по пути.
Прошла неделя. Потом месяц. Валентина Ивановна не звонила, не писала. Коробки с её подарками мы отправили по адресу, указанному в письме. Никакой реакции не последовало.
Жизнь постепенно входила в привычную колею. Мы с Артёмом стали ещё ближе, словно это испытание только укрепило нашу связь. Мы начали изучать информацию об усыновлении, ходили на консультации к психологу, готовились к тому, что, возможно, станем родителями не совсем обычным путём.
А потом случилось чудо. Спустя три месяца после того скандала, я почувствовала недомогание. Списала на усталость, стресс, смену сезона. Но когда тошнота не прошла через неделю, купила тест. И не поверила результату. Купила ещё три. Все показывали две полоски.
Артём, увидев меня с охапкой тестов в руках и слезами на глазах, сначала испугался. А потом, поняв, в чём дело, подхватил на руки и закружил по комнате.
— Мы будем родителями! — кричал он. — Катя, милая, мы будем родителями!
Врач подтвердила беременность, сказала, что такое случается — годы безуспешных попыток, а потом, когда пара перестаёт зацикливаться, происходит чудо. Возможно, свою роль сыграло снижение стресса после разрыва с Валентиной Ивановной. Кто знает?
Первым порывом Артёма было позвонить матери, поделиться радостью. Но он сдержался.
— Она сделала свой выбор, — сказал он. — Отказалась от нас. И я не позволю ей вернуться в нашу жизнь только потому, что теперь будет ребёнок.
Но через неделю Валентина Ивановна позвонила сама. Откуда она узнала — загадка. Возможно, кто-то из общих знакомых проговорился.
— Артёмушка, — голос в трубке был сладким, как патока. — Сыночек, я слышала такие чудесные новости! Неужели правда? Неужели я стану бабушкой?
Я видела, как муж сжимает телефон, как белеют костяшки пальцев.
— Мама, — сказал он холодно. — Ты отказалась от меня, помнишь? Написала, что у тебя больше нет сына.
— Ах, Артёмушка, ну что ты! Это же было в сердцах! Я просто расстроилась, переволновалась. Ты же знаешь, как я мечтаю о внуках. А теперь, когда твоя Катенька наконец-то беременна, мы можем забыть все обиды и снова стать семьёй!
Артём посмотрел на меня. Я покачала головой. Нет, я не была готова простить те слова, ту боль, которую она причинила.
— Мама, — голос Артёма был твёрдым. — Катя не «наконец-то» беременна. Катя беременна, и это чудо, которого мы долго ждали. Но это ничего не меняет в наших отношениях. Ты оскорбила мою жену, назвала её ужасным словом, отказалась от меня. И теперь, когда тебе что-то нужно, хочешь вернуться? Нет, так не бывает.
— Но... но я же бабушка! Я имею право видеть внука!
— Ты отказалась от этого права, когда назвала мою жену пустоцветом. Когда сказала, что у тебя больше нет сына. Что ж, я принял твоё решение. У моего ребёнка не будет бабушки, которая способна на такую жестокость.
— Артём, опомнись! Ты не можешь лишить меня внука! Я обращусь в суд!
— Это твоё право, — спокойно ответил муж. — Но вряд ли суд встанет на сторону бабушки, которая оскорбляла мать ребёнка и отказалась от собственного сына. Прощай, мама.
Он положил трубку, отключил телефон. Потом обнял меня, прижал к себе.
— Правильно я сделал? — спросил неуверенно.
— Правильно, — ответила я. — Мы защищаем нашу семью. Нашего малыша. От токсичности, от боли, от жестоких слов.
Валентина Ивановна ещё пыталась прорваться к нам — через общих знакомых, через письма, даже через социальные сети. Но мы были непреклонны. Человек, способный так жестоко ранить словом, не должен быть рядом с нашим ребёнком.
Беременность протекала на удивление легко. Артём носил меня на руках, исполнял все капризы, разговаривал с животом. Мы вместе выбирали имя, покупали крошечные вещички, обустраивали детскую.
Когда родилась наша дочь — здоровая, красивая девочка с папиными глазами — Артём плакал от счастья. А я смотрела на них обоих, на свою семью, и понимала: мы справились. Несмотря на боль, на жестокие слова, на предательство самого близкого человека — мы справились.
Иногда я думаю о Валентине Ивановне. Где-то там, в своей квартире, она, наверное, жалеет о сказанном. Может быть, плачет над фотографиями сына, мечтает увидеть внучку. Но некоторые слова нельзя забрать назад. Некоторые раны не заживают.
Наша дочь растёт в любви, окружённая заботой. У неё нет бабушки, зато есть родители, которые обожают друг друга и её. Родители, которые прошли через испытания и стали только сильнее.
А слово «пустоцвет» навсегда осталось в прошлом. Как и женщина, которая его произнесла.