Ночью хозяйка квартиры проходя мимо двери комнаты в которой располагались Лена с младенцами, насторожилась, ей послышались приглушённые всхлипы. На всякий случай осторожно, вдруг показалось, чтобы не потревожить вошла внутрь, присмотрелась… Уткнувшись в подушку та и правда рыдала, тело её содрогалось в плаче. «Аж ты, Боже мой!» – мысленно воскликнула женщина, ласково коснулась рукой, вздрагивающего плеча, горячо зашептала, присаживаясь на край кровати.
– Леночка! Леночка, голубушка, да разве же можно так! Случилось что ли что страшное? Знаю, что все живы здоровы! Или ты о себе рыдаешь? Чего я не знаю-то? Деточка, успокойся! Милая не надо так!
Лена отбросила мокрую подушку, прижалась к женщине, но успокоиться не смогла.
– Я винила себя за то, что всё так сложилось, оказывается… – она прерывисто всхлипнула, – оказывается я ему не очень-то и нужна, – замолчала, пытаясь справиться с собой, с трудом вздохнула, – может быть… может быть… – она снова упала на подушку, продолжая рыдать.
– Деточка, тебе надо успокоиться…
Лена вдруг села, её глаза блестели в полумраке.
– Если я умру, я бы не хотела чтобы Сергей воспитывал девочек с этой женщиной.
Клавдия Ивановна едва не задохнулась услышав эти слова.
– Боже мой! Леночка, что ты! Что ты говоришь?! – с ужасом и в глазах, и в голосе произнесла женщина.
– Мне дали три месяца, чтобы я подумала и дала согласие на операцию или отказалась. Соглашусь – я уже не женщина, откажусь – я не человек. А мне так хочется быть счастливой…
Она уложила голову на плечо Клавдии, так молча и сидела, что было ещё больнее для хозяйки квартиры. Той самой хотелось взвыть, но женщина вдруг выпрямилась, оттолкнула от себя Лену, жёстко с силой взяла её за плечи, вцепилась.
– Почему ты мне сразу же сказала, что у тебя такие проблемы? Почему? Зять знает? И что он говорит об этом? – гневно вопрошала женщина, чувствовала, что сама находится в сильнейшем отчаянии.
– Знает! Он требует чтобы я согласилась на операцию! Говорит, что живут же женщины и без этого органа, тем более дети у меня есть.
– Нууу… Ну он прав! – произнесла Клавдия Ивановна и в следующий момент заговорила уже другим голосом, сквозивший надеждой. – Но всё же можно попробовать бороться с недугом! Есть ещё время! Была у меня двоюродная сестра, хворь у неё появилась похожая на твою. Так её исцелила бабка-знахарка. Что она с ней делала не могу казать точно, не любила она про это рассказывать. Натерпелась, вот и старалась забыть.
– Ты сказала – была…
– Пошла по весне бельё в проруби полоскать, да провалилась. К тому моменту лет двадцать прошло после лечения. Надо узнать! Может на наше счастье жива бабка-то! А?
Лена осмысливала сказанное женщиной, похоже она теперь была на всё согласна, лишь бы продолжилась её жизнь, хотя бы ради того чтобы вырастить дочек.
– У врачей-то что? Отработана методика проведения операции, вот её и придерживаются, а другие методы, тем более лечение травами или ещё чем-то, для них не приемлемы. Если другого выхода нет, то можно же попробовать, хуже-то не будет! – обняла, прижала, – ох, доченька, доченька, как же ты всё это в себе-то носишь? Родные-то ничего не знают? – почувствовала, как Лена отрицательно покачала головой. – Надо каким-то образом узнать живали бабка! Миша машину даст! Надо съездить! Я знаю, где жила она! Сестру однажды провожала туда.
Лена немного успокоилась, похоже в эту минуту затеплилась надежда на изменения к лучшему.
– Неужели эта хворь у тебя приключилась из-за того что ты после родов работала… ну… дрова таскала, да на сквозняке… Что доктора-то говорят? Причина-то в чём?
Молодая женщина снова прерывисто и глубоко вздохнула, вероятно вспоминая как всё-то происходило, а женщина дальше не стала допытываться, понимала, как тяжело ей обо всём этом говорить.
– Не знаю уж как ты жива осталась в этом змеюшнике! – воскликнула Клавдия Ивановна, но всё же старалась эмоции свои сдерживать, чтобы не разбудить малышек. Она часто уносила их в свою комнату, давая тем самым отдохнуть их мамаше.
– Было всё не так плохо. Особенно когда мы перебрались в свой домик. Я по нему скучаю. Он у нас получился очень уютным… Жило в нём и счастье! – она снова вздохнула, но на этот раз уже легче, – может быть это была иллюзия? Но так не бывает! Когда двое любят друг друга!
– Не бывает, когда любят… – согласилась женщина, поглаживая Лену по плечу, – а у вас вон как… получилось-то… Что и сказать не знаю! – она вдруг встрепенулась, даже в темноте Лена увидела её улыбку. – А мы с мужем никогда не говорили друг другу о любви! Однако, знали и чувствовали, что каждый из нас готов жизнь положить друг за друга, по отношению друг к другу понимали, что любовь-то живёт в нас... И какая! – её глаза лучились и это было видно в темноте, но оказалось, что блестит в них влага. – Когда он умирал, нам с ним было всего по сорок пять лет… Ты представить себе не можешь, в каком состоянии я была, у меня двое деток, хоть и не малышки как твои, а всё же… К тому же жила за ним, как за заботливыми мамкой с папкой. Трудилась на заводе, а он тренером хоккейной команды. Времени свободного у него хоть и было не так много, но когда я возвращалась с ночной смены в доме был порядок, бельё постирано, поглажено, еда наготовлена… Если заставала его дома, то он меня тут же спать укладывал. Возражения не принимались… Выжила как-то после его кончины. А тут… Ох! Как я всё пережила-то и рассудка не лишилась! Сын в Армию ушёл в восьмидесятом… У нас между детьми разница большая получилась. Вот и погиб он в Афганистане через… – дальше говорить женщина не смогла, теперь Лене пришлось успокаивать Клавдию Ивановну.
Осознавала, что даже, если она согласится на операцию, она останется жить, и будет растить детей сама. Во чтобы-то не стало надо выжить! Чтобы самой поднять девочек, а не уходить с тяжёлыми мыслями, понимая и терзая себя из-за того, что они будут жить под властью неизвестно кого.
– Себя не помню, как я сыночка хоронила, как жила всё это время не помню, работа спасала и дача… Оклемалась кое-как… Сынок-то у меня хороший был, всё обо мне заботился, думала, что вот состарюсь – есть на кого понадеяться, опереться. А тут вот как получилось… Красавец был – весь в отца. Фотографии с тобой посмотрим, увидишь и поймёшь, что они очень похожи друг на друга, – она снова глубоко вздохнула, заговорила уже другим тоном, то ли с сожалением, то ли с обидой, может и с горечью. – С дочкой-то у меня отношения совсем другие… Сложный она человек. Повезло ей, что Миша достался! Любит её очень! А детки какие-то смешанные у них получились. Хотя Костик характером больше на отца похожий, а вот Маргарита… Та то лапочка-душка, то строптивая коза!
– Ну уж вы и сказанули, Клавдия Ивановна! – негромко воскликнула Лена, засмеялась. – Я несколько раз всего её в детстве видела, играли… Никаких конфликтов не было.
– Попадалась она тебе, когда лапочкой была, – улыбнулась и хозяйка, она повернула голову, посмотрела на кроватку, в которой спала одна из малышек. – смотри, сейчас перевернётся и оглядывать комнату будет, тебя искать. Я уже несколько раз такое видела.
Кроха и правда очень быстро перевернулась на животик, ещё не крепко держа головку, смотрела по сторонам. Затем подала голосок, давая знать о себе.
– Варенька, Солнышко моё! – за ворковала мамочка нежным голосом, взяла ребёнка на руки, – пойдём готовить кушанье, не будем будить твою сестрёнку, а то с вами двумя может быть очень весело, соседей опять рассердим…
Сергей в окно увидел подъехавшие к дому «Жигули», сначала из машины вышел Василий, помог матери выбраться из салона.
Понял, что о его «провале» им известно, иначе они бы не приехали. Но откуда? Теперь это не самое важное. Если об этом узнала Женя, то зная какие дружеские у них отношения с его женой, то скорее всего об этом уже известно и Лене. Скорее всего сообщили…
Закрыться и не выходить? Сделать вид, что его нет дома? Дааа… Такие мысли ранее его бы даже не посетили! А теперь вот!
Вышел гостям навстречу. Обычно Василий заключал его в крепкие мужские объятия, тут же обрушивался на него поток вопросов, шутил не отпуская от себя. Теперь же Сергей услышал скупое: «Здорово», – даже руки не подал.
– Сергей, – обратилась к нему тёща, обойдясь без какого-либо приветствия, а совсем недавно ласково обращалась: «Сынок». – Кое-какие вещи надо для Лены и малышек забрать.
– Здравствуйте, Елизавета Степановна! Как они?
Женщина не ответила, глаза блеснули гневом, тут же начали наполняться влагой.
– Мог бы сам всё узнать, кабы пожелал! Так что с вещами?
– Всё в шкафу и комоде, часть вещей в сундуке, ключ рядом на гвозде висит. Чемоданы, где и сундук на полке. Думаю разберётесь…
Посмотрев многозначительно на сына, тёща отправилась в дом.
– Не думал, что у вас всё так быстро закончится, – произнёс Василий, усаживаясь на сидение, которое только что освободила мать, дверь машины оставалась открытой.
– Почему ты решил, что всё закончилось? Лена так решила? Единолично это сделать она не может! У нас дети!
– Она и не решала! Ей не до этого! Это ты всё решил самолично! – говорил он, недобро усмехнулся, – всё же Лариска добилась своего! И ведь предал в такую трудную минуту… – задумчиво произнёс тот последнее предложение, – не поверил бы, что ты на это способен, но пришлось, под давление фактов.
– На себя оглянись! Ты без греха?
– Не без греха! Только Женя – моя любимая женщина! Я её до сих пор на руках ношу, пылинки сдуваю. Девчонки от меня не отходят.
– Я бы тоже сдувал, но не с кого…
– Так нашёл же! – перебил его Василий.
Не обращая внимания на слова шурина, Сергей произнёс:
– Где Лена находится, хочу с ней встретиться.
– Она на лечении… в городе её сейчас нет… И не известно чем всё закончится. Хворь привязалась, никак не отобьётся. И в Москве была, операция предстоит… Спасибо Михалычу! Опеку над ней взял! Ехать без детей наотрез отказалась, пришлось с нянькой отправлять, – он гневно смотрел на Сергея, – и ты знаешь, кто во всём виноват! Дружил столько лет с тобой! Братом считал! И даже предположить не мог, что ты так легко сможешь угробить любимую женщину! Как у тебя ума на это хватило! Сразу после родов… – у него от обиды перехватило горло.
– Хватит! Сам себя ем за это!
– Ешь? Плохо ешь! Если сразу же в чужой постели оказался! Если уж решился на это, то хотя с той, которая тут же не объявит об этом на всю округу. Ещё может и родит от тебя…
– Василий, что ты несёшь?
– Несу то, что есть! Факты! Факты об этом говорят! – воскликнул молодой мужчина, – неужели у самого не хватило ума, чтобы поддержать жену! Бабы по-разному переносят беременность и роды. Мы должны делать всё, чтобы они видели, чувствовали, что мы любим их и будем любить, какие бы изменения с ними не происходили. Пёс бы с ними с твоими дровами, не растаяли бы под дождём и не замёрзли бы от мороза! Спасибо, что хоть из роддома встречал, а то бы мог медичку с крёстным отправить… Молодец! В соседях был, а на минутку забежать желания не оказалось! – Сергей слышал срежет зубов Василия, – прибил бы! Да сядешь ведь! А у меня сын скоро родится! – было заметно, что шурин очень взволнован, продолжил с трудом, – до этого выкидыш случился. Так я на работу не мог ходить, неделю плакал, как баба… – махнул на зятя рукой, – эх, Серёга! Не брат ты мне… – убрал ноги в машину, захлопнул дверь.
Вскоре Елизавета Степановна открыла дверь, выставила на крыльцо два чемодана и большой узел. Сын тут же торопливо вышел из автомобиля, забрал чемоданы, уложил их в багажник, узел с трудом прошёл в заднюю часть салона.
– Значит она возвращаться не собирается, раз зимние вещи забрали… – выдохнул хозяин дома, может быть только теперь всё в полной мере и окончательно осознав, что происходит в его жизни.
Женщина залилась слезами, не проронив ни слова, села на переднее сидение.
– Я думаю, что всё доходчиво тебе рассказал. О детях не волнуйся, с ними надёжный человек, – не прощаясь обошёл автомобиль и уже через минуту, они ехали в сторону своего дома.