Приветствую, уважаемый читатель!
Если вы заглянули сюда, значит, вас как минимум заинтересовал новый фильм «Микки 17» с Робертом Паттинсоном, а как максимум — вы тоже не прочь разложить фантастику на логические блоки и найти в ней то, что ускользает от первого взгляда.
Сегодня у нас на столе — кино не совсем обычное. Это не история о клон-экшене и не очередная попытка пересказать «Космическую одиссею». Это кино о человеке, который оказался в системе, где личность — это файл, а тело — одноразовый инструмент (ну не совсем одноразовый). Здесь всё... немного по-другому. Клонируют человека, чтобы он умирал по расписанию и жуки (простите — жутики) мудрее, чем большинство политиков. А вот диктаторы кажутся больше функцией, чем личностью.
Звучит тяжело? Может быть. Но фильм, к счастью, не утонул в пафосе. Он живой, местами смешной, местами странный, с лёгкой философией между строк и неплохим визуалом без лишней фантастической жвачки. Сатира здесь прячется под шлемом, драма — за интерфейсом, а абсурдность местами так изящна, что её хочется обвести маркером.
Ну что ж. Будем вскрывать киношный корпус. Без насмешки, но с пониманием. Без морализаторства, но с вопросами. Поехали.
Инженерная анатомия фильма
Первое, что стоит отметить — это кино не похоже на то, что обычно выдают в голливудских сборочных цехах под маркой «sci-fi». «Микки 17» идёт своим маршрутом: без пыли от взрывов, без звездолётов с турбоподсветкой, без супергеройской музыки на фоне моральных речей. Скорее, это научная фантастика из инди-сегмента, с явным почерком Пона Чжун-хо, режиссёра, которому и «Сквозь снег», и «Паразиты» удалось превратить в жанровые гибриды с философией внутри.
Вот и тут — не блокбастер, а камерная история, обёрнутая в сатиру, где вместо спасения человечества — клон, отправленный умирать, и диктатор, у которого вместо души — архив с паранойей. Фильм ощущается собранным не из студийных шаблонов, а из деталей, которые режиссёр подбирал вручную, как инженер-энтузиаст: местами несовершенно, но с характером. Это не войны в космосе, это про вопрос: а почему оно вообще так работает? И именно это делает фильм интересным.
Действие происходит на ледяной планете с звучным именем Нифльхейм — и, поверьте, никакой надежды на тёплый приём вам тут не светит. Это не колония будущего с яркими логотипами корпораций и ухоженными фермами под куполами. Модули, ангары, шлюзы — всё предельно функционально. Интерфейсы — будто достались по наследству от 90-х, и это не минус, а комплимент. Тут нет «космоса будущего» — есть технический реализм, как если бы Илон Маск застрял в вечной экономии бюджета.
Отдельное удовольствие — смотреть, как всё это работает. Клонирование будто через струйный принтер — не для шоу, а как часть рутинного процесса. Микки буквально — расходник. Он умирает, его перезапускают, он снова умирает. Визуально этот процесс показан без излишних спецэффектов: строго, технологично, почти медицински. И в этом есть нечто пугающе убедительное — особенно если представить, что кто-то уже пишет такую инструкцию в реальности.
И вот на фоне всей этой индустриальной серости появляются жутики. Не монстры, не враги, не классические пришельцы. Они просто... другие. Чуждые. Они не прячутся — они просто существуют. И по странной иронии, среди всех персонажей фильма именно жутики кажутся наиболее естественной частью этого мира. Их никто не понимает — и потому, как обычно, принято решение: если не можем договориться, значит, надо зачистить. Ну, по-человечески же.
В целом, фильм ощущается как тщательно собранный механизм, где каждая деталь на своём месте — но работающая не для комфорта, а для выживания. Абсурд тут не внешне гротескный, а глубинный: он просачивается через сдержанную визуальную среду, через угрюмые лица и холодные модули. Это мир, в котором можно погибнуть не из-за злодея, а просто по расписанию. И где главное — не нарушить протокол.
Как не сойти с ума, будучи расходником на чужой планете
В любой научной фантастике рано или поздно возникает вопрос: «А кто здесь главный и почему он делает то, что делает?» В «Микки 17» этот вопрос не просто возникает — он становится частью фона, на котором разворачивается история. Его задаёт сама ситуация, в которую попал главный персонаж.
Хьюмейн, в исполнении Марка Руффало — политик, который, кажется, застрял между плохим курсом по харизме и хорошей инструкцией по тоталитаризму. Он одновременно смешон и страшен. Его невозможно воспринимать всерьёз — но именно это и делает его опасным. Потому что в мире, где власть принадлежит тем, кто громче всех говорит «угроза!», именно такие люди и становятся центром решений. Иронично, но вполне жизненно.
И вот — система: сверху — диктатор с мегаломанией и ярко выраженным комплексом «я спасаю человечество», снизу — Микки, клон, добровольно подписавший контракт на смерть. Точнее, на многократную смерть для опытов. Это не герой. Это не мессия. Это человек, которого жизнь прижала к стенке настолько, что единственный выход — стать расходным материалом. Он не сопротивляется — поначалу. Но потом, когда в системе что-то идёт не так — Микки впервые сталкивается с самим собой.
Именно здесь, между двумя копиями, возникает тонкий философский сдвиг: если ты — версия, то кто из вас настоящая? И можешь ли ты быть «живым», если существуешь только до следующего цикла? При этом фильм не развивает эту идею до предельной драматичности — и это плюс. Вместо слёзных монологов мы получаем лёгкое ощущение: быть самим собой — уже подвиг.
Сложно не вспомнить тут одного персонажа — Нэшу Берридж, девушку, с которой у Микки завязываются отношения. Их линия выглядит не как банальная романтика «для галочки», а скорее, как отголосок человечности, которая всё ещё может прорастать даже в среде, где личность — это просто запись. Она не делает героя суперменом, не вытягивает его из бездны, но даёт ему хоть что-то, за что можно зацепиться. И иногда этого достаточно.
На другом полюсе — Стивен Ён в роли того самого персонажа, что балансирует на грани: вроде бы не враг, вроде бы и не союзник. Сначала кажется другом, а в итоге оказывается тем, кто и запустил всю эту историю в разнос. Но именно из-за его действий Микки оказывается в той ситуации, которая ломает устоявшийся порядок. Он просто ищет, кого можно убрать, чтобы самому остаться в безопасности. Этакий «не-враг» и точно не друг. И в этом, пожалуй, самая тонкая угроза: не от прямых антагонистов, а от тех, кто улыбается, кивает — и делает вид, что не понимает, что натворил.
Финальный отсек
«Микки 17» — это не про героизм, не про великие открытия и даже не про борьбу с системой в духе «встань и иди». Это фильм про выживание личности там, где личность уже давно превратили в ресурс. Про то, как остаться человеком, когда тебя уже списали — и даже сделали это не со зла, а по инструкции.
И если в первом часу кажется, что перед нами театр абсурда с долей философии, то ближе к концу начинаешь понимать: это инженерный эксперимент над человеческим "я", упакованный в сдержанную комедию. Здесь каждый элемент, каждый персонаж — как модуль в сложной системе: кто-то отвечает за контроль, кто-то за обнуление, кто-то за жутиков.
И самое важное — это кино не даёт простых ответов. Оно не говорит: «этот точно плохой, этот хороший». Оно показывает, как легко превратить живого человека в "расходник", и как сложно вернуть себе хотя бы часть автономии. Причём без лишнего драматизма. С иронией. С уважением к зрителю, который сам додумает, дособерёт и догадается, в какой момент машина начала глючить.
А в целом — «Микки 17» работает как хорошая инженерная притча, в которой становится ясно: настоящая угроза для системы — не жутики, не враги и даже не климат. А человек, который слишком много думает. Такой подход — редкость. В мире, где фантастика всё чаще становится про визуал и шум, Пон Чжун-хо предлагает другой подход. Это приводит к сбоям.
А то что сбоит, как известно, — нужно переработать.