оглавление канала, часть 1-я
Шершень падал и падал вниз, не чувствуя ни своего тела, ни своей сущности, испытывая небывалую лёгкость. Полная темнота и тишина окружали его, будто он ослеп и оглох. Или даже не так. Он тонул в ней, захлёбываясь этой бездушной и молчаливой пустотой. Он не мог сказать, сколько это длилось: мгновение, час, день, вечность. Время в этом глухом ничто утрачивало своё значение и смысл.
Но вдруг что-то начало меняться. В этой кромешной тьме стали вспыхивать искорки света, сливаясь постепенно в разноцветные, крутящиеся вокруг него ленты. Будто радуга после грозы. Эта мысль была первой, что пришла ему в голову. Он снова почувствовал тяжесть собственного тела. А потом последовал глухой удар о землю, будто его изо всех сил какой-то великан швырнул своей мощной дланью. Искры брызнули у него из глаз, дыхание перехватило, и он снова провалился в небытие.
В себя он пришёл от того, что чей-то шершавый язык старательно вылизывал ему лицо. Он медленно приоткрыл глаза. Вокруг снова было темно. Но он увидел над собой, на фоне тёмно-синего бархатистого неба с яркими точками звёзд, контуры волчьей головы. Ему с трудом удалось повернуть голову немного набок, и он прохрипел с удивлением:
— Лютый…?
Он не узнал собственного голоса — таким он был глухим, еле звучащим, словно шелест ветра в сухих ветвях. Но волк его услышал, тихонько заскулил и смачно прошёлся языком по его лицу, оставляя слюнявую дорожку на щеках. Шершень попробовал немного отстраниться:
— Ну будет, будет… Спасибо, друг, я уже очнулся…
Волк, глядя на него внимательным и серьёзным взглядом, чуть отступил, перестал скулить и уселся рядом, как-то по-собачьи склонив голову набок.
Шершень попробовал приподняться на локте. Всё тело болело и ныло, будто его выжали, вывернули наизнанку, а потом, встряхнув, вернули в исходное состояние — но уже очень помятым. И тут он услышал звук журчащей воды и сразу понял, что его ужасно мучит жажда. На ноги встать сразу не удалось. Он перевернулся на живот и встал на четвереньки. Постояв немного в этой позе и подождав, пока мир перестанет вращаться перед глазами, медленно пополз на звук текущей воды.
Ползти пришлось недалеко — на его счастье, река была совсем рядом. Не поднимаясь на ноги, он просто опустил всю голову целиком в холодные струи. Тут же вынырнул и принялся жадно, по-звериному, пить ледяную воду. Вскоре он почувствовал себя намного лучше. Ещё раз опустив голову в речные струи, он, наконец, сумел сесть по-человечески. И только тогда огляделся.
Над землёй стояла ночь, окутывая мир вокруг плотным сине-фиолетовым пологом. Запахи в первый момент показались ему немного другими. Да и лес стоял плотной стеной. Кроны деревьев были густыми, без малейших признаков недавних пожарищ. Лютый, лакавший воду рядом, был странно настороженным. Уже почти нормальным голосом Шершень произнёс тихо:
— Где это мы очутились, серый брат? Кажется, мы не дома… — И тут же спохватился: — Ох, и попадёт нам от матери!!! А уж что скажут Старец с Неведом — даже думать про это не буду!
Он с трудом поднялся на ноги и медленно побрёл вдоль берега. Дойдя до развалов камней, уселся на один из них и принялся рассуждать вслух — благо, слушатель в лице Лютого у него был:
— Мыслю я, что перво-наперво нам надо найти укрытие. После — оглядимся. А там видно будет… Интересно, кто же это там в пещере такое сотворил? Ведь Грань разрушена… Помнится, Невед мне рассказывал, что у Тёмных свои пути. И это, наверняка, один из них. Ну что ж… Матушка всегда говаривала, что зря ничего не случается. Знать, наша судьба такая. Ещё бы неплохо было понять, почто нас сюда занесло… Но и это, мыслю, со временем поймём.
Они просидели у реки до самого рассвета. А когда небо на востоке стало розоветь, юноша осмотрелся по сторонам с повышенным вниманием. Пробормотал вслух:
— Всё, вроде, то, а вроде и нет… Но вон же — пещера та, треклятая! Только что-то не так… Что-то изменилось…
И ему захотелось посмотреть поближе — что именно.
Он поднялся на ноги и медленно, настороженно оглядываясь по сторонам, направился к зияющему в камне отверстию. Чужих он не боялся — Лютый сразу бы их учуял, — но привычка к осторожности в родном мире была у него в крови, можно сказать, впитана с материнским молоком. И он был уверен, что и в любом другом мире или времени осторожность лишней не будет.
Пещера и вправду оказалась той же самой. Он это чувствовал по той тёмной энергии, которая дремала где-то там, в самой глубине. Только вот в отличие от его родного времени, здесь она была плотно заложена и завалена битым камнем. А ведь именно в ней бились Варна и его отец с подменышем Мормагоном! Эту историю Шершень слышал не раз и не два от своего наставника Неведа, да и мать немного рассказывала в их последнюю здесь битву с Темными. А вот Невед рассказывал все подробно, таинственным шёпотом — чтобы не прознал кто, Старец ли, или сама Варна. Нахлобучку бы тогда получили оба — и наставник, и его воспитанник!
У Шершня вдруг на несколько мгновений остановилось сердце. Неужто он и впрямь попал в ТО САМОЕ время?! И, значит, он может найти отца?! От подобной перспективы он чуть не задохнулся. Даже в голове зазвенело от этой мысли. Усилием воли он постарался привести мысли в порядок. Нужно было подумать об укрытии, разобраться в том, что произошло. Но в висках упрямо стучало, биением крови, одно только слово: «отец, отец, отец…»
Чтобы как-то отвлечься, он обошёл это прибежище тьмы по кругу. Касаться руками не стал, памятуя свой прошлый опыт. Ничего особенного не приметил. Оглядевшись, направился вверх по течению реки. Там, в самых предгорьях, он мог бы найти себе убежище. Лютый, видя, что его друг погружён в какие-то свои размышления, умчался — не иначе как на охоту. Да… Места здесь, видать, нетронутые, и волку будет чем поживиться. Не то что у них… Когда после Великого голода и непроходящей зимы зверьё неохотно возвращалось в родные края.
Миновав водопад, он наткнулся на небольшую пещерку. Точнее — не пещерку, а так, просто глубокую щель меж камнями. Заходить внутрь сразу не стал. Что-то его насторожило — чьё-то присутствие, но не сейчас. След уже остыл, но был ещё различим. Тёмное присутствие. Тот, кто прошёл здесь до него, был совсем недавно. Прошло всего не более пяти дней с той поры, как неведомый «он» покинул это убежище. А куда ушёл? Проследить бы, пока след заметен… Но Шершень понял, что сейчас ему это не по силам.
Обошёл осторожно наваленные грудой огромные обломки скал и пошёл дальше, внимательно принюхиваясь и присматриваясь к окружающему лесу.
Шершню пришлось преодолеть ещё верст пять-шесть, прежде чем он нашёл скрытую за плотными зарослями кустарника небольшой лаз внутрь скалы. У самого входа он принюхался. Не почуяв звериного запаха, осторожно прошёл внутрь. Пещера была совсем небольшая, но для того, чтобы укрыться и отдохнуть — вполне годилась.
Ему вдруг захотелось есть. С прискорбием он понял, что из всего оружия с ним остался только нож да железные перья в потайных отделениях поясного ремня. С таким-то оснащением много не наохотишься… Пробурчал себе под нос:
— Ништо… Пока могу и кореньями обойтись. А там и лук со стрелами сотворю. Доброго дерева здесь в достатке. Кажись, недалече отсюда видал я крепкий ильм… Но это — со временем…
Он поймал себя на мысли, что рассуждает так, будто собрался здесь поселиться надолго. Отбросив в сторону, будто ненужный хлам, грустные мысли, принялся за дело. Невед всегда говорил: коли в мыслях разлад — займи руки делом. Тогда нужное само придёт в голову. И Шершень принялся за работу.
Наперво аккуратно выгреб из пещеры весь набившийся растительный мусор. Нарубил и приволок для лежака ворох пихтовой лапки. Управившись с этими хлопотами, решил отправиться за кореньями, посему в животе уже урчало непотребно громко.
Но идти никуда не пришлось. Прибежал Лютый и приволок большущего, жирного зайца. Радость у Шершня сменилась разочарованием. Костёр разводить пока было опасно. Но вид дичи вызывал невыносимые спазмы в желудке, и он решил рискнуть. Но первым делом надо было как следует оглядеться.
Уселся на пихтовую лапку, расслабился, прикрыл глаза. Сначала нужно было понять — далеко ли тот, кто сотворил переход в это время. И человечий облик здесь не годился. Накинув на себя волчью личину, он принялся разматывать клубок поиска, расширяя его всё больше и больше, по спирали — как учил его Световлад.
Охватив мыслью верст двадцать вокруг себя, и убедившись, что ни одного человека в округе нет, он выдохнул с облегчением. Если тот, кто всё это сотворил, сейчас далече, значит, у него есть немного времени — прийти в себя и как следует отдохнуть.
Под внимательным взглядом Лютого он взял зайца и отправился с ним на берег реки. Обдирая шкуру и разделывая тушку, размышлял: интересно, куда же это, всё-таки, неведомый тёмный подевался? И как он успел так далеко уйти? Или это он, Шершень, припозднился, болтаясь в пустоте межмирья?
Мать, наверняка, знала бы ответы на эти вопросы. А вот он, Шершень, этого, увы, знать не мог. При мысли о матери он вздохнул тяжело. Увидится ли он ещё с ней?.. Лютый, следивший со всем своим волчьим вниманием за процессом разделки добычи, будто почуял его печаль, подошёл, ткнулся мордой в ногу и уселся рядом. Волчьи глаза без слов говорили: «мол, чего раскис-то? Я ведь с тобой».
Прошло три дня с того момента, как они с Лютым очнулись в этом мире. Огня он больше не разводил после того первого дня. Запах гари даже у потушенного костра в лесу держится долго, и бывалый человек учует его издали. Хоть мысленный поиск, проведённый однажды, и не показал, что рядом есть люди, но чутьё ему подсказывало — тот, кто тёмными тропами пробрался в это время, сделал это не просто так и не праздного любопытства ради.
А значит, рано или поздно, неведомый «он» вернётся к этому логову, где внутри притаилось неведомое Зло. Шершень не сомневался — всё дело именно в нем. Вспомнилась последняя битва вместе с матерью здесь, возле этого самого места. Вспомнилось и то, что он тогда увидел, приложив руку к камню: тьму, бурлящую внизу. И слова Варны — о значимости и важности этого места не только для Тёмных, но и для восстановления Грани.
А значит, ему, Шершню, придётся оборонять это место, пока хватит сил. Своим чутьём Знающего, пускай и ещё очень молодого, он уже ведал: всё решится здесь, в этом времени. И ждать осталось недолго. А посему — нужно быть готовым во всякий час вступить в схватку.
На третий день он пробудился задолго до рассвета — от мысли волка, бьющей в сознание:
— Они идут…
Шершень быстро вскочил и принялся одеваться. Но перво-наперво накинул на себя волчью личину. Так было спокойнее: если начнут прощупывать — кроме двух волков, никого не почуют. И сразу послал мысль волку:
— Кто они?
Лютый был краток до раздражения:
— Разные…
Шершень даже поморщился от досады. Он что, издевается над ним?.. Но быстро остыл. А что он хотел — чтобы волк их по именам назвал? Да ещё бы сказал, за какой такой надобностью сюда идут?
Поэтому спросил только насущное:
— Как скоро здесь окажутся?
Лютый заколебался. Потом ответил странное:
— Не знаю… Одни раньше, другие позже… Но первые — ближе к середине дня.
Вот и пойми его! Ладно… С «разными» потом самому разбираться придётся. Главное — у него есть немного времени приготовиться. Понесся сразу к реке. Холодная вода, как обычно, очистила его сознание от обрывков сна и прояснила разум. Теперь он был готов встретить тех, кто идёт.