Иногда, оглядываясь назад, я вижу, как определённые вещи повторялись в моей жизни с пугающей точностью. Один и тот же мотив, только в новых декорациях. Люди, которые входили в моё пространство, заворожённые моей вовлечённостью в психологию, в самоисследование, в внутренний рост — и уходили, оставив после себя выжженную почву и странное чувство: будто ты опять что-то перепутала.
Наивно, но долгое время я верила, что это совпадения. Что они просто интересуются тем же, чем и я, — только на другом уровне. Что мы, возможно, идём разными тропами, но к одному источнику. И каждый раз, когда кто-то увлечённо спрашивал меня про книги, про практики, про детские сценарии, про травмы — я распахивалась навстречу, будто наконец встретила родственную душу. Будто человек из тех, кто ищет, кто хочет знать, кто готов идти вглубь, кто понимает, как это сложно — и как это важно.
И только потом, не сразу, не в первые недели, а гораздо позже, когда уже глубоко внутри связалась и привязалась, я начинала замечать: они пришли не за исцелением. Они пришли за инструментами. И не для себя. А чтобы управлять другими.
Некоторые люди вовсе не интересуются исцелением. Им интересны рычаги влияния.
Тонкие психологические настройки, слова, которые ты подбираешь, твои границы, твоя эмпатия, твои страхи — это не территория для взаимного роста, это шахматная доска.
Они не приходят для того, чтобы меняться.
Они приходят, чтобы научиться двигать тобой и другими.
Поначалу они делают вид, что идут рядом. Повторяют твои слова, интересуются твоими инсайтами, даже иногда пробуют твои практики. Они говорят, что тоже хотят «освобождения», «осознанности», «близости». Но когда приходит момент нырнуть глубже, когда разговор уходит от удобных объяснений к настоящей внутренней работе — они исчезают. Или раздражаются. Или обвиняют тебя в излишней чувствительности, в драматичности, в том, что «тебе всё не так».
Именно в этих моментах ты понимаешь: речь никогда не шла об исцелении. Речь шла о контроле.
Однажды мой учитель сказал:
«Когда ты выбираешь путь роста, ты неизбежно потеряешь тех, кто был рядом только потому, что ты была для них удобной. И тебе придётся увидеть, что некоторые просто хотят, чтобы ты их спасла. Не потому, что ты им дорога, а потому что им лень спасаться самим».
Я долго сопротивлялась этой мысли. Мне хотелось верить, что каждый может — если захочет. Что если я рядом, если поддержу, если выслушаю, если не уйду в момент, когда особенно темно, — человек поймёт, исцелится, выберет рост. А потом оказалось, что не все выбирают. Некоторые просто используют.
Где-то внутри меня, гораздо раньше, чем я это осознала, жила потребность быть нужной. И эта нужность была замаскирована под любовь. Я правда верила, что если человек просит, цепляется, просит совета, слушает, доверяет — он меня любит.
Но это не так.
Самоотречение — это приобретаемая способность.
Оно становится условным рефлексом каждый раз, когда мы игнорируем свои потребности, преуменьшаем свои чувства или позволяем переступать свои границы.
Нарциссическое и инвалидизирующее детство является краеугольным камнем обучения самоотречению.
К сожалению, если вас достаточно долго учили отрицать свои потребности, вы начинаете вредить себе раньше, чем это смогут сделать другие.
И когда ты вырастаешь из такого опыта, у тебя вшита целая система ложных сигналов.
Ты не умеешь различать, где тебя действительно любят, а где тобой восхищаются за то, как ты выносишь чужой груз.
Ты привыкаешь, что если ты важна — значит, ты на пределе.
Что если человек рядом — значит, ты должна всё делать за двоих.
Что если хочешь быть любимой — должна быть спасателем, опорой, разменной монетой, жилеткой, тёплой ванной, мудрым советчиком и идеальным терапевтом в одном лице.
Проблема в том, что тот, кто ищет спасения, не умеет быть рядом. Он умеет брать.
Он влюбляется в твою доброту, в твою способность выдерживать, в твою гибкость и в то, что ты не упрекаешь.
Но это не любовь. Это зависимость. Это попытка заткнуть пустоту — твоей жизненной энергией.
Я видела это снова и снова. Люди, которые входили в мою жизнь разбитыми, и уходили, когда начинали выпрямляться. Они брали от меня тепло, слова, поддержку, время. А потом — исчезали. Иногда в новые отношения, где всё «проще». Где не надо смотреть внутрь. Где не надо отвечать. Где не просят вырасти, только быть. Я раньше винила себя. Думала: может, я слишком требовательна? Может, я переборщила с глубиной? Может, не стоило говорить вслух то, что вижу?
Теперь я знаю:
если человек исчезает, когда ты начинаешь говорить правду, он не был здесь ради тебя.
Он был здесь ради своей иллюзии.
Ради своей выгоды.
Ради своего облегчения.
И как только становится «неудобно» — он ищет новое зеркало.
Они любят, пока отражение их устраивает.
А когда ты показываешь не только фасад, но и реальное — ты становишься «тяжёлой».
Или «сложной».
Или «слишком умной».
Или «слишком эмоциональной».
Так они защищаются от собственного стыда.
От встречи с тем, что они — не готовы.
Однажды я задала себе вопрос: а кого я люблю — его или его потенциал?
И тогда многое стало ясно.
Потенциал — это такая красивая ловушка. Ты видишь, каким человек может быть, если бы захотел. Если бы пошёл на терапию. Если бы остался. Если бы не сбегал в мемы, в токсичный позитив, в очередную историю о том, что «всё хорошо, просто вселенная хочет, чтобы я подождал».
Ты надеешься, что, если ты будешь рядом, он дорастёт. Что твоя вера его вытянет. Что ты своим присутствием сможешь переубедить его не разрушать.
Но потенциал — это не человек.
Человек — это его выбор. Его поведение. Его готовность.
В какой-то момент ты начинаешь уставать. Не сразу. Не после первого раза. Но когда история повторяется — ты начинаешь видеть.
Ты видишь, как под видом «временных трудностей» прячется хроническая неготовность.
Ты видишь, как за «я просто переживаю» стоит эмоциональный контроль.
Ты видишь, что то, что ты называла «близостью», — это просто перекладывание ответственности.
И ты больше не хочешь спасать.
Когда это происходит — начинается возвращение.
К себе. К своим ощущениям. К своим границам.
Ты перестаёшь путать «быть нужной» с «быть любимой».
Ты больше не сгораешь ради тех, кто сам не поднёс ни щепки.
Ты выходишь из роли.
И остаёшься. Настоящая.
Это не делает тебя жёсткой. Это делает тебя живой.
Ты больше не играешь в «исправь и полюби».
Ты не додумываешь за других.
Ты не носишь на себе их боль, потому что понимаешь: если они сами не хотят справляться, ты — не решето, чтобы сливать в тебя всё.
Иногда мне кажется, что именно в этот момент и начинается любовь.
Не к ним.
А к себе.