Когда я только начала по-настоящему вслушиваться в себя, самым банальным, и в то же время самым сложным, оказался вопрос: «Что я сейчас чувствую?». Ирония в том, что я — взрослый человек, женщина с опытом, с кучей книг, разговоров, рефлексий — и всё равно первое, что я выдавала на вопрос про чувства, были не чувства. Были мысли.
Например: «Я чувствую, что он пренебрёг мной». Или: «У меня ощущение, что я всем мешаю». Но это не чувство. Это мысль, обёрнутая в слово «ощущение». И если быть честной, за этими мыслями прятались настоящие состояния, которые я не умела сразу назвать. Печаль. Раздражение. Уязвимость. Иногда — надежда, но такая, которую страшно признать.
Мне стало интересно, почему так. Почему, когда меня спрашивают, что я чувствую, я думаю, а не ощущаю? Почему под словом «стресс» может скрываться всё что угодно: от страха быть осуждённой до бессилия из-за невозможности сделать паузу?
Я вспомнила племянницу подруги — ей два года. И она всё называет «болит живот». Захотела спать — болит живот. Устала — болит живот. Хочет конфету — тоже болит живот. Для неё это просто универсальный способ сказать: «Мне сейчас не окей». И я понимаю: я, взрослая, использовала слово «стресс» или «усталость» точно так же. Это были мои «болит живот». Удобный ярлык, чтобы не лезть глубже.
Но ведь если ты не знаешь, что с тобой — ты не можешь себе помочь.
Вот это стало для меня поворотным. Если я зову всё «стрессом» — как я пойму, нужно ли мне лечь, поговорить или всё-таки сказать «нет» и уйти? А если я зову грусть злостью, я начну обороняться, а не просить поддержки. И наоборот — если я не признаю свой гнев, я буду делать вид, что просто устала, хотя внутри уже кипит. Разные состояния требуют разных действий. Но если всё внутри одного мутного облака — никакого действия не будет. Или будет, но не то.
Я начала учиться различать. И мне это далось не сразу.
Я узнала, что у чувств есть два измерения: валентность — это насколько оно приятное или неприятное, и возбуждение — насколько оно активирует или, наоборот, ослабляет.
То есть я могу чувствовать себя «плохо» и быть при этом полна энергии. Например, тревога — это минус по валентности, но плюс по возбуждению. А апатия — минус и по валентности, и по возбуждению. Похожее ощущение внутри, но совершенно разный смысл. И разное поведение как ответ. Один случай — нужно действовать, другой — ничего не трогать и просто позволить себе прийти в себя.
Кофе, кстати, на это влияет. Он не делает меня счастливее. Он просто поднимает возбуждение. Энергии становится больше — но это не значит, что я чувствую себя лучше. Иногда даже наоборот. И это стало для меня большим открытием: энергия и удовольствие — вообще не одно и то же.
Потом я поняла, что большая часть моих «эмоций» — это вовсе не эмоции. Это телесные сигналы, которые я не замечала. Голод, усталость, чувство тревоги от того, что давно не гуляла, напряжение в плечах, замирание в животе — всё это я раньше приписывала «плохому настроению» или «раздражению на людей». Хотя на деле мне просто нужно было выпить воды, съесть что-то нормальное или побыть в тишине.
Мы называем это «настроение», «перегруз», «эмоции», а это может быть всего лишь неверная трактовка одного из простых телесных сигналов. И чем дальше я жила в деревне, тем больше я начала чувствовать это различие. Здесь меньше шума. Меньше людей, меньше экранов. И я начала слышать себя не через мысли — а через тело.
Я поняла: эмоция возникает не просто так. Она строится на том, как я интерпретирую своё состояние.
Если я чувствую внутреннее сжатие и при этом думаю: «Я никому не нужна», — возникает грусть.
Если я чувствую то же сжатие, но думаю: «Сейчас опять придётся делать то, чего я не хочу», — это уже злость.
А если думаю: «Я не справлюсь», — это тревога.
То же ощущение в теле, но разная история в голове — и всё меняется.
Поэтому теперь, когда я чувствую, что «что-то не так», я не бегу в объяснение. Я не думаю, я проверяю.
Я задаю себе три вопроса.
Первый: как я себя сейчас чувствую по шкале приятности?
Второй: у меня сейчас прилив или спад энергии?
И третий: что это может означать?
Иногда это не значит ничего. Просто надо поспать, поесть или выйти на улицу.
Иногда это сигнал о чём-то большем. Тогда я его не заглушаю — я его слушаю.
Я стала замечать, что «стресс» для меня может означать очень разные вещи в разное время. Иногда он прячет одиночество. Иногда — вину. Иногда — тревогу за завтрашний день. Но если я реагирую на каждый стресс одинаково — я себе не помогаю. Я только бегаю по кругу.
Теперь я стараюсь различать. Даже если не сразу.
Я не тороплюсь с выводами. Я просто спрашиваю: это эмоция? Или это телесное? Или это мысль, замаскированная под чувство?
Потому что только зная, что со мной происходит, я могу сделать что-то, что действительно поможет. А не просто отвлечёт.
Раньше я думала, что самопомощь — это списки, медитации, контроль.
Теперь я думаю иначе:
Самопомощь — это способность слышать себя раньше, чем громко закричит тело или сорвётся голос.
Это не про силу. Это про внимание.
И я учусь этому каждый день. Снова и снова.
Иногда путаюсь. Иногда угадываю.
Но, в отличие от прошлого, теперь я хотя бы знаю, куда смотреть.