— Папа, я же говорил — не солить борщ дважды!
Алексей с раздражением отодвинул тарелку. Пересоленный борщ — это мелочь. Но мелочи теперь резали по живому.
Иван Петрович растерянно посмотрел на сына, потом на дочь. Екатерина молча встала из-за стола и принесла отцу стакан воды.
— Ничего, папочка. Бывает.
Но в её голосе слышалась усталость. Та самая усталость, которая накапливается по крупицам: забытый чайник на плите, потерянные ключи, одни и те же вопросы по десять раз на дню.
Алексей стиснул зубы. Приехать из Москвы на выходные — это теперь как марафон. Каждый раз что-то новое. То отец забыл, как включается стиральная машина. То перепутал день недели. То...
— Лёша, ты такой напряжённый, — тихо произнесла Екатерина, убирая посуду. — Может, в следующий раз не приезжай, если это такая обуза?
Удар в солнечное сплетение.
— Я работаю, чтобы обеспечить семью. И его тоже. А ты...
— А я что? Я здесь каждый день! Я покупаю продукты, я вожу по врачам, я—
— Дети, дети... — Иван Петрович попытался встать, но пошатнулся. — Зачем ссориться?
Они замолчали. Отец смотрел на них глазами, в которых читалась растерянность старого человека, который не понимает, почему его дети вдруг стали чужими.
Алексею сорок два года, он директор IT-компании. Костюмы по пятьдесят тысяч, квартира в центре Москвы, джип за три миллиона. Успешный. Состоявшийся. И чувствующий себя полным идиотом каждый раз, когда видит отца.
Вина — это такая штука, которая не лечится деньгами. Хотя он пытался.
Екатерине тридцать восемь, она бухгалтер в местной больнице. Двое детей-подростков, муж-алкоголик (в стадии ремиссии уже полгода), ипотека на двадцать лет. И отец, который всё чаще забывает, кто она такая.
Иногда, лёжа в кровати, она считала часы своего дня. Работа — восемь часов. Дорога — два часа. Дети — три часа. Муж — час (в хорошие дни). Отец — остальное время.
На себя не оставалось ничего.
Их отцу Ивану Петровичу семьдесят четыре года, он пенсионер. Тридцать лет проработал слесарем на заводе. Вырастил двоих детей после смерти жены. Гордился ими.
А теперь... теперь он не всегда понимал, кто эти люди, которые приходят к нему домой и ведут себя так, будто знают его.
Странно. И страшно.
…
Звонок застал Алексея в разгар совещания с инвесторами.
— Лёша, нам нужно поговорить. Срочно.
Голос Екатерины был каким-то... пустым.
— Катя, я на важной встрече. Можно вечером?
— Папе поставили диагноз.
Мир качнулся.
— Какой диагноз?
— Деменция, возможно, Альцгеймер. Врач говорит, прогрессирующая форма.
Алексей закрыл глаза. Инвесторы о чём-то говорили, цифры мелькали на экране, но он больше ничего не слышал.
— Лёша, ты там?
— Да. Я... я сейчас приеду.
— Не надо сейчас. Приезжай в выходные. Нам нужно решить, что делать дальше.
Что делать дальше. Как будто это простой вопрос. Как будто есть правильный ответ.
Но правильного ответа не было.
Была только деменция, которая неумолимо пожирала память отца. И двое детей, которые не знали, как с этим жить.
…
— Я нашёл отличный частный пансионат. «Золотые годы». Посмотри фотографии — как в пятизвёздочном отеле.
Алексей водил пальцем по экрану планшета. Просторные комнаты, ухоженная территория, медперсонал в белоснежных халатах.
— Сто двадцать тысяч в месяц. Полный пансион, круглосуточный уход, реабилитационные программы...
— ТЫ СПЯТИЛ?!
Екатерина так резко встала, что чашка с чаем опрокинулась на стол.
— Ты хочешь СДАТЬ отца в дом престарелых?! Он же всю жизнь в этой квартире!
— Это не дом престарелых, это —
— Мне плевать, как это называется! — голос Екатерины дрожал. — Это предательство. Он нас растил, когда мама умерла. Работал в три смены, чтобы мы ни в чём не нуждались. А ты... ты хочешь от него избавиться!
Иван Петрович сидел в своём кресле и смотрел то на сына, то на дочь. В его глазах была такая растерянность, что сердце сжималось.
— Папа, — Алексей присел рядом с отцом, — там тебе будет хорошо. Врачи, процедуры, другие люди твоего возраста...
— Я... я не хочу никуда, — тихо произнёс старик. — Здесь моя Галя жила. Здесь её запах ещё есть...
Екатерина всхлипнула и выбежала на кухню.
…
Через неделю Алексей получил СМС: «Наняла Тамару Ивановну. 30 тыс. в месяц. Переводи деньги на карту.»
Никаких обсуждений. Никаких согласований.
— Катя, мы же договорились сначала поговорить!
— Ты хотел поговорить о пансионате. Я поговорила с соседкой — она посоветовала Тамару Ивановну. Женщина опытная, у неё рекомендации.
— Тридцать тысяч за что? За то, чтобы сидеть с папой?
— За то, чтобы он не остался один! За то, чтобы не забыл выключить газ и не сжёг дом! За то, чтобы не потерялся, как в прошлую среду!
А вот об этом Алексей не знал.
— Какую среду? Что случилось в среду?
Молчание.
— КАТЯ! Что случилось в среду?
— Пошёл в магазин за хлебом. Вернулся через шесть часов. Нашли его у автобусной остановки — сидел и плакал. Говорил, что не помнит дорогу домой.
Алексей закрыл глаза. Представил отца — растерянного, испуганного, одинокого — на остановке среди равнодушных прохожих.
— Почему ты мне не сказала?
— А что бы ты сделал? Примчался бы из Москвы искать его? Или сразу предложил бы пансионат?
Удар точно в цель.
…
Тамара Ивановна оказалась бойкой женщиной пятидесяти лет с золотыми зубами и неиссякаемым оптимизмом.
— Ваш папочка — золото! Вчера весь день рассказывал про войну. Такие истории! А сегодня утром спрашивает: «А вы кто? Что делаете в моём доме?»
Екатерина устало потёрла виски.
— И как вы объясняете?
— А я говорю: «Иван Петрович, я Тамара, ваша помощница. Катя просила за вами присмотреть.» Он кивает и идёт чай пить. Через час опять спрашивает.
Каждый день — заново знакомиться с собственным отцом. Каждый день — объяснять, кто ты такая. Каждый день — видеть в его глазах этот испуг.
А иногда отец вспоминал. Внезапно, без предупреждения. Мог час рассказывать про Катину свадьбу до мельчайших подробностей. Или про то, как Леша в детстве разбил окно мячом и три дня прятался на чердаке.
В такие моменты казалось — всё ещё можно исправить. Всё ещё есть надежда.
Но потом отец снова смотрел на детей пустыми глазами и спрашивал:
— А вы кто?
…
Звонок поступил в четверг в одиннадцать вечера.
— Алёша, отец пропал.
Сердце остановилось.
— Как пропал? Где Тамара Ивановна?
— Она ушла в шесть. Я приехала к восьми — двери открыты, отца нет. Обзвонила всех соседей, обошла весь район...
Алексей уже бросился к машине.
— Вызывай полицию. Я еду.
Три часа дороги из Москвы превратились в вечность. Екатерина названивала каждые полчаса:
— Нет его нигде. Участковый говорит, искать начнут только завтра утром.
— Какого хрена завтра утром?! Человек пропал!
— Говорят, может, сам найдётся к утру...
К четырём утра они встретились у подъезда отцовского дома. Екатерина была бледная, с заплаканными глазами. Алексей — злой и растерянный.
— Поехали искать, — сказал он.
Они ездили по городу до рассвета. Проверили автовокзал, железнодорожную станцию, больницы. Заглядывали в подъезды, спрашивали у дворников и охранников.
Ничего.
В семь утра позвонила соседка тётя Валя:
— Дети, ваш отец у меня. Всю ночь на диване спал.
Они нашли Ивана Петровича за кухонным столом тёти Вали. Он пил чай с баранками и спокойно рассказывал про вчерашние новости.
— Папа, — Екатерина обняла его, — где ты был? Мы всю ночь искали!
— Как где? Дома был. А потом пошёл к Вале в гости. Она борщ варила, такой вкусный...
Он не помнил, что бродил по городу полночи. Не помнил, как тётя Валя нашла его у автобусной остановки в домашних тапочках. Не помнил своего страха и растерянности.
Но они помнили. И этот страх теперь сидел в них, как заноза.
…
— Нужно оформлять недееспособность, — сказал Алексей после того, как они отвезли отца домой. — Иначе он себя убьёт.
— Нет.
— Катя, будь реалистом! Он может уйти и больше не вернуться. Может включить газ и забыть выключить. Может—
— НЕТ! — Екатерина стукнула кулаком по столу. — Он не сумасшедший! У него просто... проблемы с памятью.
— «Проблемы с памятью» чуть не убили его вчера!
— А лишение дееспособности убьёт его как личность!
Алексей достал телефон.
— Алло, Марина Викторовна? Это Алексей Иванович. Помните, вы говорили про оформление недееспособности? Да, нужно начинать процедуру...
Екатерина смотрела на брата с ужасом.
— Ты... ты уже с юристом советовался?
— Я готовлюсь к худшему сценарию. В отличие от тебя.
— А я готовлюсь бороться за отца. В отличие от тебя.
Война была объявлена.
…
Пока юрист Алексея собирал справки, а Екатерина искала адвоката, который поможет оспорить решение, случайность внесла свои коррективы.
Екатерина убирала в отцовском столе, когда наткнулась на конверт с её именем. Внутри — письмо отцовским почерком:
«Катюша, если ты читаешь это письмо, значит, со мной что-то случилось. Я пока ещё помню, кто я, но чувствую, как память уходит. Как песок сквозь пальцы.
Не хочу в пансионат. Пожалуйста. Хочу умереть дома, там, где жила ваша мама. Не важно, буду ли я вас помнить. Важно, что вы будете рядом.
Лёшу не вини. Он хороший сын, просто не умеет по-другому любить. А ты не надорвись — я не хочу, чтобы ты жертвовала своей жизнью ради меня.
Любящий вас папа.»
Екатерина прижала письмо к груди и заплакала.
…
Семейный совет состоялся в воскресенье. За кухонным столом, как в детстве.
Только вместо споров о том, кто будет мыть посуду, теперь спорили о том, кто возьмёт на себя жизнь отца.
— Вот его письмо, — Екатерина положила конверт на стол. — Он не хочет в пансионат.
— А вот медицинская справка, — Алексей достал официальные бумаги. — Врач рекомендует постоянный уход под наблюдением специалистов.
— Он хочет остаться дома!
— Он больше не понимает, чего хочет!
— ТЫ не понимаешь! Ты приезжаешь раз в месяц, играешь в хорошего сына и уезжаешь! А я здесь каждый день! Я вижу, как он мучается! Как боится!
— А я плачу за всё это! За врачей, за лекарства, за твою сиделку! И я имею право решать!
— Право?! ПРАВО?! — Екатерина встала так резко, что стул упал. — У тебя есть право только одно — быть сыном! А сыновья не сдают отцов!
— А дочери не должны превращаться в жертв!
Они кричали, размахивали руками, тыкали друг друга документами. А в углу кухни, в своём кресле, сидел Иван Петрович и тихо плакал.
— Дети, дети... — шептал он. — Не ругайтесь... Мама расстроится...
И тут случилось то, чего никто не ожидал.
…
Иван Петрович попытался встать, чтобы подойти к детям. Пошатнулся. Схватился за сердце. И упал.
Алексей первым добежал до отца. Екатерина вызвала скорую.
— Папа! Папа, ты слышишь меня?
Старик открыл глаза. Посмотрел на сына... и вдруг улыбнулся.
— Лёшенька... Ты такой взрослый стал...
— Я здесь, пап. Всё будет хорошо.
— А где Катюша?
— Здесь, папочка, — Екатерина опустилась на колени рядом с отцом. — Мы оба здесь.
— Как хорошо... — Иван Петрович закрыл глаза. — Давно вас вместе не видел...
Скорая приехала через десять минут. Врач осмотрел отца, померил давление, снял кардиограмму.
— Стресс, — сказал он. — В его состоянии любое потрясение может быть критичным. Постарайтесь обеспечить ему покой.
Когда скорая уехала, Алексей и Екатерина остались на кухне. Отец спал в своей комнате.
Они сидели молча. Смотрели на разбросанные по столу документы — справки, письма, бумаги о недееспособности.
Вся их война вдруг показалась мелкой и бессмысленной.
…
Алексей проснулся на диване в отцовской гостиной. Екатерина — в кресле рядом. Они по очереди дежурили ночью, проверяя, как отец себя чувствует.
На кухне пахло кофе и яичницей.
— Ты готовишь? — удивился Алексей.
— А ты посуду вчера помыл, — ответила Екатерина, не поворачиваясь от плиты. — Давно такого не было.
Они завтракали втроём. Отец был слабый, но в сознании. Даже узнавал детей.
— Вчера вы ругались, — сказал он вдруг. — Из-за меня?
Алексей и Екатерина переглянулись.
— Пап, мы просто... обсуждали, как лучше тебе помочь.
— А я не хочу, чтобы вы ругались. Лучше отвезите меня в тот дом, про который Лёша говорил.
— Не хочешь, папа, — Екатерина взяла отца за руку. — Ты останешься дома.
— Но как же ты? У тебя своя семья, работа...
— А у меня деньги есть, — добавил Алексей. — Мы найдём решение.
Иван Петрович улыбнулся.
— Хорошо, что вы помирились. А то мама бы расстроилась...
После завтрака они сели за тем же кухонным столом. Но атмосфера была совсем другой.
— Слушай, — Алексей потёр лоб, — а что, если я найму двух сиделок? Одна днём, другая ночью. И я буду приезжать каждые выходные.
— А я буду навещать его каждый день после работы, — добавила Екатерина. — И готовить ему на неделю.
— Можем ещё врача на дом вызывать. Раз в неделю осмотр.
— И Тамару Ивановну оставим. Папа к ней привык.
Они планировали, считали, записывали. И впервые за много месяцев работали как команда.
А в углу кухни, в своём любимом кресле, сидел Иван Петрович и улыбался. Он не всегда понимал, о чём говорят его дети. Но чувствовал — они больше не ругаются.
И этого было достаточно.
༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄༄
А вам приходилось сталкиваться с выбором между «удобно» и «правильно»? Поделитесь своим опытом в комментариях.