— Я тебе сейчас покажу, кто в этом доме хозяйка! — голос Людмилы Павловны дрожал от ярости, когда она ворвалась в спальню и увидела, как невестка перебирает её личные вещи в комоде.
Татьяна медленно обернулась, в руках у неё была старая фотография в потёртой рамке. На снимке молодая Людмила Павловна обнимала маленького Андрея на фоне моря. Лицо невестки было спокойным, но в глазах плескалось что-то непонятное, заставившее свекровь на мгновение замереть.
— Людмила Павловна, я просто искала носовые платки для Андрея. Он простыл, а у него завтра важная презентация, — Татьяна аккуратно поставила фотографию на место. — Не подумайте ничего плохого.
— В моей комнате? В моём комоде? — свекровь подошла ближе, её полное лицо покрылось красными пятнами. — Да ты совсем обнаглела! Думаешь, раз Андрюша на тебе женился, так можно и по чужим вещам шарить?
Татьяна глубоко вздохнула. Три года замужества научили её сдерживаться, но сегодня что-то внутри неё надломилось. Может быть, виной тому была усталость от бесконечных придирок, а может — вчерашний разговор с мужем, когда он в очередной раз принял сторону матери.
— Я живу в этом доме уже три года, Людмила Павловна. И всё это время слышу только упрёки. Что бы я ни делала — всё не так. Борщ не той консистенции, рубашки не так выглажены, пыль не там вытерта...
— А что, неправда? — перебила её свекровь, скрестив руки на груди. — Посмотри на себя! Разве ты ровня моему сыну? Он — кандидат наук, перспективный учёный! А ты кто? Обычная учительница начальных классов! Да ещё и из какой-то деревни приехала!
Татьяна почувствовала, как к щекам приливает кровь. Она действительно была из небольшого городка, и да, она преподавала в начальной школе. Но разве это делало её хуже других?
— Я люблю свою работу, Людмила Павловна. И детей люблю. А то, что я не из Москвы — это не преступление.
— Любишь, любишь... — передразнила её свекровь. — А своих детей когда рожать собираешься? Или тоже будешь с чужими возиться? Андрюше уже тридцать пять, между прочим!
Этот удар попал в цель. Татьяна побледнела. Они с Андреем уже год пытались завести ребёнка, но пока безуспешно. Врачи говорили, что нужно время, что стресс мешает... Но как объяснить это свекрови, которая при каждом удобном случае напоминала о внуках?
— Мы работаем над этим, — тихо ответила Татьяна.
— Работаете! — фыркнула Людмила Павловна. — Да ты просто не хочешь! Боишься фигуру испортить! Все вы такие, современные... Карьеристки!
В этот момент в комнату заглянул Андрей. Высокий, слегка сутулый, в очках — он был копией матери, только в мужском варианте. Те же светлые глаза, тот же упрямый подбородок.
— Мам, Таня, что случилось? Я из кабинета крики слышу.
— Твоя жена в моих вещах копается! — немедленно пожаловалась Людмила Павловна. — Я же говорила тебе, Андрюша, она неподходящая тебе партия! Воспитания никакого!
Андрей устало потёр переносицу. Ему явно не хотелось ввязываться в очередной конфликт.
— Таня, зачем ты в мамину комнату заходила?
— Я искала платки для тебя, — Татьяна смотрела на мужа с надеждой, что он хотя бы выслушает её версию. — Ты же кашляешь второй день.
— Могла бы и спросить, — пробормотал Андрей, избегая её взгляда.
— Спросить? — Татьяна не могла поверить своим ушам. — Я должна спрашивать разрешения, чтобы позаботиться о собственном муже?
— Не передёргивай, — поморщился он. — Просто мама не любит, когда трогают её вещи.
— Вот именно! — подхватила Людмила Павловна. — Хоть кто-то в этом доме меня понимает!
Татьяна посмотрела на мужа, потом на свекровь. В груди поднималась волна обиды, смешанной с гневом. Три года она терпела. Три года пыталась наладить отношения, угодить, понравиться. Готовила по рецептам Людмилы Павловны, носила ту одежду, которую та одобряла, даже причёску сменила — стала собирать волосы в пучок, потому что свекрови не нравились её распущенные локоны.
— Знаете что? — голос Татьяны звучал на удивление спокойно. — Я устала. Устала оправдываться за каждый свой шаг. Устала доказывать, что я достойна вашего сына. Устала жить в атмосфере постоянного напряжения и критики.
— Вот и уходи, если устала! — выпалила Людмила Павловна. — Найдём Андрюше нормальную жену! Из хорошей семьи, с образованием!
— Мама! — возмутился Андрей, но как-то вяло, без настоящего протеста.
Татьяна горько усмехнулась. Даже сейчас он не может по-настоящему защитить её. Всегда найдётся отговорка — мама пожилой человек, мама нервничает, мама желает ему добра...
— Не волнуйся, Андрей. Твоя мама права. Мне действительно пора уходить.
Она направилась к двери, но Людмила Павловна преградила ей путь.
— Это ещё что за фокусы? Думаешь, Андрюша за тобой побежит? Да он через неделю и не вспомнит!
— Мама, прекрати! — Андрей наконец-то повысил голос. — Таня, не слушай её. Давайте все успокоимся...
— Успокоимся? — Татьяна обернулась к мужу. — Андрей, твоя мать только что предложила найти тебе другую жену. И ты молчал. Как всегда молчал, когда она унижала меня.
— Я не унижала! — возмутилась Людмила Павловна. — Я просто говорила правду! Разве не правда, что ты не умеешь готовить? Разве не правда, что в доме бардак? Разве не правда, что ты до сих пор не родила внуков?
Последние слова прозвучали как пощёчина. Татьяна закрыла глаза, пытаясь сдержать слёзы. Нельзя плакать. Не сейчас. Не перед ней.
— Вы правы, Людмила Павловна. Я действительно многого не умею. Не умею молча сносить оскорбления. Не умею притворяться, что всё хорошо, когда мой муж позволяет матери помыкать его женой. И не умею жить в доме, где меня считают недостойной.
Она снова двинулась к двери, и на этот раз свекровь не стала её останавливать. Андрей сделал неуверенный шаг следом.
— Таня, подожди... Давай поговорим...
— О чём, Андрей? — она остановилась в дверях. — О том, как твоя мама в очередной раз объяснит тебе, что я недостаточно хороша? Или о том, как ты в очередной раз промолчишь?
— Это несправедливо...
— Что именно? То, что я ухожу? Или то, что три года терпела?
Людмила Павловна торжествующе улыбнулась.
— Вот и показала своё истинное лицо! Скандалистка! Я всегда знала, что ты такая!
Татьяна даже не обернулась. Она вышла из комнаты и направилась в их с Андреем спальню. Руки дрожали, когда она доставала из шкафа чемодан. Сколько раз она представляла себе этот момент? Сколько раз мысленно репетировала?
В спальню вошёл Андрей. Он выглядел растерянным, словно не понимал, как ситуация дошла до такой точки.
— Таня, ты серьёзно? Из-за какой-то ссоры...
— Это не просто ссора, Андрей. Это последняя капля. — Она методично складывала вещи, стараясь не смотреть на мужа. — Твоя мать ненавидит меня с первого дня. И ты это знаешь.
— Она не ненавидит... Просто мама привыкла, что я всегда был рядом. Ей трудно принять...
— Три года, Андрей! Три года я пытаюсь заслужить её расположение. И что? Я всё так же "деревенская простушка", которая недостойна её гениального сына!
Андрей сел на край кровати, обхватив голову руками.
— Я понимаю, что мама бывает резкой... Но она же не со зла! Просто характер такой...
— Характер? — Татьяна наконец посмотрела на него. — А когда она сказала, что я специально не рожаю, чтобы не портить фигуру — это тоже характер? Когда обвинила меня в том, что я вышла за тебя из-за московской прописки — это характер?
— Она так не говорила...
— Говорила! Просто ты предпочитаешь не слышать! Как не слышал, когда она при твоих коллегах сказала, что ты мог бы найти жену получше. Как не слышал, когда она на семейном ужине заявила, что я не умею готовить, хотя я три часа простояла у плиты!
Андрей молчал. Татьяна знала, что он помнит все эти случаи. Просто ему было проще делать вид, что ничего страшного не происходит.
— А знаешь, что самое обидное? — продолжила она, застёгивая чемодан. — Я любила тебя. Правда любила. Думала, что смогу завоевать расположение твоей матери, что со временем она примет меня... Какая же я была наивная!
— Таня, не уходи, — голос Андрея дрогнул. — Я поговорю с мамой. Попрошу её быть сдержаннее...
— Сдержаннее? — Татьяна невесело рассмеялась. — Андрей, дело не в сдержанности. Дело в том, что в этом доме я всегда буду чужой. И ты никогда не встанешь на мою сторону по-настоящему.
— Это неправда!
— Правда. Сколько раз ты начинал свои оправдания со слов "мама не хотела тебя обидеть"? Сколько раз просил меня потерпеть, понять, войти в положение? А хоть раз ты попросил её понять меня?
Из коридора донёсся голос Людмилы Павловны:
— Андрюша! Иди ужинать! Я твою любимую запеканку приготовила!
Татьяна покачала головой. Даже сейчас, когда их брак рушится, свекровь думает только о том, чтобы накормить сына.
— Иди, — сказала она Андрею. — Мама ждёт.
— Таня...
— Всё, Андрей. Хватит. Я устала бороться за место в твоей жизни. Устала конкурировать с твоей матерью. В этом соревновании я всегда буду проигрывать.
Она взяла чемодан и сумку. Андрей встал, но не сделал попытки её остановить. Они оба понимали, что это конец.
В коридоре Татьяна столкнулась с Людмилой Павловной. Свекровь стояла, подбоченившись, с выражением плохо скрываемого торжества на лице.
— Ну что, одумалась? Поняла, что горячку порешь?
Татьяна остановилась, внимательно глядя на женщину, которая отравляла её жизнь три года.
— Знаете, Людмила Павловна, вы победили. Андрей снова весь ваш. Можете и дальше готовить ему запеканки, гладить рубашки и выбирать, с кем ему встречаться. Только вот внуков вам придётся ждать от другой невестки. Если, конечно, найдётся женщина, готовая терпеть то, что терпела я.
— Да таких, как ты, пруд пруди! Ещё и получше найдём!
— Возможно. Но задумайтесь вот о чём: почему ваш замечательный сын до тридцати двух лет был не женат? Может, потому что умные женщины сразу понимали, что выходят замуж не только за него, но и за вас?
Лицо Людмилы Павловны пошло красными пятнами.
— Да как ты смеешь!
— Смею. Потому что мне уже нечего терять. Знаете, я вас даже жалею. Вы так боитесь отпустить сына, что готовы разрушить его счастье. И самое печальное — Андрей позволяет вам это делать.
Она прошла мимо ошеломлённой свекрови к входной двери. Из кухни выглянул Андрей.
— Таня! Постой!
Но она уже открывала дверь. На пороге обернулась в последний раз.
— Береги маму, Андрей. Она у тебя одна. А жену ты всегда можешь найти новую. Если, конечно, мама одобрит.
Дверь закрылась за ней с тихим щелчком. Татьяна стояла на лестничной площадке, прислушиваясь к себе. Странно, но вместо боли и отчаяния она чувствовала... облегчение? Да, именно облегчение. Как будто сбросила с плеч непосильную ношу.
Она спустилась по лестнице и вышла на улицу. Холодный февральский воздух обжёг лицо. Татьяна подняла голову к тёмному небу, где редкие звёзды пробивались сквозь городскую подсветку.
Где она будет ночевать? Что скажет родителям? Как объяснит друзьям? Эти вопросы можно будет решить позже. Сейчас важно было другое — она свободна. Свободна от бесконечных придирок, от необходимости оправдываться, от роли недостойной невестки.
Телефон в кармане завибрировал. Андрей. Татьяна достала аппарат и, не глядя, отклонила вызов. Потом ещё один. И ещё.
На четвёртый раз она всё-таки ответила.
— Таня, ты где? Возвращайся, давай поговорим спокойно...
— Андрей, всё уже сказано.
— Но ты же не можешь вот так просто уйти! Мы три года вместе!
— Мы не были вместе, Андрей. В вашем доме я всегда была третьей лишней.
— Я изменюсь! Я поговорю с мамой!
— Нет, не изменишься. И не поговоришь. Потому что тебе так удобно. Мама заботится, жена терпит. Идеальная схема.
— Таня, я люблю тебя...
— Любишь? Странная у тебя любовь, Андрей. Любящий человек защищает того, кого любит. А ты три года смотрел, как твоя мать унижает меня, и молчал.
— Это несправедливо...
— Знаешь что? Позвони мне, когда съедешь от мамы. Когда начнёшь жить своей жизнью. Когда научишься быть мужчиной, а не маменькиным сынком. Тогда и поговорим о справедливости.
Она отключилась, не дожидаясь ответа. Телефон тут же зазвонил снова, но Татьяна выключила его совсем.
Такси подъехало через пять минут. Садясь в машину, она бросила последний взгляд на окна квартиры, где прожила три года. В окне кухни мелькнула знакомая фигура. Людмила Павловна следила за ней.
— Куда едем? — спросил таксист.
Татьяна назвала адрес подруги. Та не раз предлагала ей пожить у неё, если станет совсем невмоготу. Видимо, этот момент настал.
Машина тронулась. Татьяна откинулась на сиденье, закрыв глаза. Позади остались три года иллюзий, попыток и разочарований. Что ждёт впереди — неизвестно. Но одно она знала точно: больше никогда не позволит никому относиться к себе как к человеку второго сорта. Никогда.
А в квартире на пятом этаже Людмила Павловна суетилась вокруг сына, утешая и успокаивая. Андрей сидел за кухонным столом, уставившись в одну точку.
— Ничего, сыночек, ничего... Найдём тебе хорошую девушку. Из приличной семьи. Которая будет знать своё место и уважать старших. А эта... Не стоила она тебя, Андрюша. Совсем не стоила...
Андрей молчал. В голове крутились последние слова Татьяны. Маменькин сынок... Неужели она права? Неужели он действительно...
— Ешь, сынок, ешь. Запеканка остывает. Я же старалась, твою любимую делала...
Он машинально взял вилку. Мама права. Мама всегда права. Мама желает ему только добра. А Таня... Таня просто не смогла понять. Не смогла принять их уклад, их традиции. Значит, и правда была недостойна.
Так Андрей успокаивал себя, механически жуя материнскую запеканку. А где-то в городе, в маленькой квартирке подруги, Татьяна впервые за долгое время спала спокойно. Без тревоги о завтрашних придирках, без страха не угодить, без необходимости оправдываться за каждый шаг.
Свобода оказалась горькой. Но это была её свобода. И она стоила всех потерь.