— Мама, я не могу больше это выносить! — выдохнула Анна, врываясь в квартиру родителей. На её глазах блестели слёзы, руки дрожали от переполнявших эмоций. Она бросила сумку прямо в прихожей и прошла в кухню, где мать готовила ужин.
Елена Петровна обернулась, увидев состояние дочери, и тут же выключила плиту.
— Анечка, что случилось? Опять Лидия Михайловна?
Анна кивнула, опускаясь на стул. Её плечи поникли, словно на них навалился непосильный груз.
— Она теперь требует, чтобы я показывала ей все чеки! Все, мама! От продуктов, от косметики, от всего! Говорит, что я транжирю деньги Павла!
Елена Петровна налила дочери чаю, присела рядом. Она видела, как за последние месяцы её жизнерадостная Анна превращается в загнанного зверька. С тех пор как молодые переехали в дом свекрови "временно, пока ремонт", жизнь дочери превратилась в кошмар.
— Рассказывай по порядку, — мягко попросила она.
Анна сделала глоток горячего чая, обжигая губы. Боль помогла немного прийти в себя.
— Утром я пошла в магазин. Купила продукты на неделю, как обычно. Взяла себе крем для лица — у меня старый закончился. И помаду. Одну помаду, мама! За свои деньги!
Она помолчала, собираясь с мыслями.
— Прихожу домой, а Лидия Михайловна уже в дверях стоит. "Покажи, что купила", — говорит. Я показываю продукты. Она кивает, мол, нормально. А потом видит пакетик из косметического магазина. "А это что?" — спрашивает таким тоном, будто я наркотики принесла.
Елена Петровна нахмурилась. Она знала свекровь дочери — властную женщину, привыкшую контролировать всё и всех вокруг.
— Я говорю: "Крем и помада". А она как начала! "На какие деньги? Почему без разрешения? Ты что, не знаешь, что Павлу на работе зарплату задерживают? А ты тут транжиришь!"
Анна всхлипнула, вспоминая утреннюю сцену.
— Я пыталась объяснить, что это мои деньги, с моей зарплаты. Что я сама работаю, сама зарабатываю. А она... она сказала, что раз я живу в её доме, то должна согласовывать все траты с ней!
— И что Павел? — осторожно спросила Елена Петровна, хотя уже догадывалась об ответе.
— Павел... — Анна горько усмехнулась. — Павел сидел в соседней комнате и делал вид, что ничего не слышит. А когда я к нему обратилась, сказал: "Ань, ну что ты сразу в штыки? Мама же не со зла. Просто переживает за нас".
Елена Петровна покачала головой. Она с самого начала чувствовала, что этот переезд ничем хорошим не закончится. Но молодые так радовались возможности сэкономить на аренде во время ремонта своей квартиры...
— Знаешь, что самое обидное? — продолжала Анна. — Она требует от меня полной отчётности, а сама... Вчера я видела, как она покупала себе новое пальто. Дорогое, мама, очень дорогое. И ничего, никто её не спрашивает, зачем и почему!
— А что дальше было?
— Дальше... — Анна тяжело вздохнула. — Дальше она заявила, что отныне я должна показывать ей все чеки. Абсолютно все. И в конце месяца мы будем "анализировать" мои траты. Представляешь? Анализировать! Как будто я несовершеннолетняя!
Елена Петровна встала, прошлась по кухне. Ей хотелось сказать дочери много резких слов о её свекрови, но она сдержалась. Вместо этого спросила:
— А ты что?
— А я сказала, что не буду этого делать. Что это унизительно и что я взрослый человек. И знаешь, что она ответила? "В моём доме — мои правила. Не нравится — катитесь!"
Анна закрыла лицо руками. Следующие слова дались ей с трудом:
— И Павел... Павел промолчал. Просто встал и ушёл. Даже не попытался меня защитить.
В кухне повисла тишина. Елена Петровна обняла дочь, чувствуя, как та дрожит от сдерживаемых рыданий.
— Аня, милая, так дальше продолжаться не может, — тихо сказала она. — Ты же загнёшься там.
— Я знаю, мама. Но что мне делать? У нас ремонт, жить негде. А снимать квартиру и платить за ремонт одновременно мы не потянем.
— Переезжай к нам, — решительно предложила Елена Петровна. — Места хватит. Комната твоя всегда готова.
Анна покачала головой:
— А Павел? Он же не согласится жить у моих родителей. Скажет, что это удар по его мужскому самолюбию.
— Зато жить под каблуком у мамочки — не удар? — не удержалась Елена Петровна.
Анна вздрогнула от этих слов. Они били точно в цель, вскрывая то, о чём она старалась не думать. Её Павел, её любимый, сильный мужчина, на поверку оказался обычным маменькиным сынком, неспособным защитить жену от материнского произвола.
— Мама, я его люблю, — прошептала она. — Просто... просто он не умеет ей противоречить. Она его одна воспитывала, он привык...
— Привык, — эхом повторила Елена Петровна. — А отвыкать когда собирается? Когда ты окончательно сломаешься?
Анна не ответила. Она думала о том, как изменилась её жизнь за последние три месяца. Из уверенной в себе женщины, специалиста с хорошей зарплатой, она превратилась в запуганную невестку, которая боится лишний раз что-то купить. Которая прячет чеки и оправдывается за каждую мелочь.
— Знаешь, что я вчера сделала? — вдруг сказала она. — Купила булочку по дороге с работы. Обычную булочку с маком. И съела её в подъезде. В подъезде, мама! Потому что боялась идти домой с ней. Боялась, что Лидия Михайловна опять начнёт выговаривать за "ненужные траты".
Елена Петровна сжала кулаки. Ей физически больно было видеть, во что превращают её дочь.
— И ты готова так жить дальше?
— Нет, — твёрдо ответила Анна. — Не готова. Сегодня я поняла, что больше не могу. Не хочу. Я поговорю с Павлом. Серьёзно поговорю. Либо мы съезжаем, либо...
Она не договорила, но обе женщины понимали, что скрывается за этим "либо".
— Правильно, — одобрила Елена Петровна. — И не тяни. Чем дальше, тем хуже будет.
Анна кивнула. В её глазах появилась решимость. Она допила чай, поднялась.
— Спасибо, мам. За всё. Я... я должна идти. Поговорить с ним.
— Удачи, доченька. И помни — мы всегда рядом. Что бы ни случилось.
Анна обняла мать и вышла. На улице уже темнело. Она медленно шла к дому свекрови — уже не могла назвать его своим домом — и обдумывала предстоящий разговор. Это будет трудно. Павел не любит конфликтов, особенно с матерью. Но другого выхода нет. Либо он поймёт и поддержит её, либо...
Она тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли. Сейчас главное — сказать всё, что накопилось. Честно и прямо. А там... там будь что будет.
Подходя к дому, Анна увидела в окне силуэт свекрови. Лидия Михайловна стояла у занавески и смотрела на улицу. Караулила, значит. Ждала, когда невестка вернётся, чтобы продолжить "воспитательный процесс".
"Нет, — подумала Анна, выпрямляя спину. — Хватит. Я больше не буду оправдываться и унижаться. Я человек, а не бесправное существо".
Она открыла дверь своим ключом и вошла. В прихожей её уже ждала свекровь.
— Где ты шлялась? — вместо приветствия бросила Лидия Михайловна. — Обед остыл, Павел голодный!
— Была у родителей, — спокойно ответила Анна, снимая куртку.
— У родителей! — передразнила свекровь. — Небось жаловалась на меня? Наплакалась маме в жилетку?
Анна посмотрела ей прямо в глаза:
— Да. Жаловалась. И наплакалась. Потому что больше не могу терпеть ваше отношение.
Лидия Михайловна опешила от такой прямоты. Обычно невестка молчала или мямлила что-то невнятное.
— Что?! Да как ты смеешь! В моём доме!
— Вот именно, — перебила её Анна. — В вашем доме. Вы мне об этом напоминаете каждый день. Каждый час. И я устала. Устала оправдываться за каждую копейку, устала прятаться, устала бояться. Я ухожу, Лидия Михайловна. И Павел уйдёт со мной. Мы будем жить отдельно.
— Павел! — заорала свекровь. — Павел, иди сюда! Послушай, что твоя жена тут говорит!
Из комнаты вышел Павел. Лицо у него было растерянное, он явно слышал весь разговор.
— Паш, — Анна повернулась к мужу. — Нам нужно поговорить. Наедине.
— Никаких наедине! — вмешалась Лидия Михайловна. — Что хочешь сказать, говори при мне!
Анна проигнорировала её:
— Павел, я больше не могу здесь жить. Либо мы съезжаем, либо я уезжаю одна. К родителям. Решай.
Павел переводил взгляд с жены на мать. В его глазах читалась паника человека, которого заставляют сделать невозможный выбор.
— Ань, ну что ты... Давай обсудим спокойно...
— Мы уже три месяца "спокойно обсуждаем", — отрезала Анна. — Я устала обсуждать. Я хочу жить нормально. Как человек, а не как бесправная приживалка.
— Приживалка?! — взвизгнула Лидия Михайловна. — Да я вас приютила! Кормлю, пою! А ты, неблагодарная!
— Я плачу за продукты! — не выдержала Анна. — Я покупаю еду на всех! Я готовлю, убираю! И при этом должна отчитываться за каждую копейку из СВОЕЙ зарплаты! Это нормально?!
— В моём доме — мои правила! — отчеканила свекровь.
— Вот и живите по своим правилам. Одна! — Анна повернулась к Павлу. — Ну что? Ты со мной или с мамой?
Павел молчал. В комнате повисла тяжёлая тишина. Анна смотрела на мужа и видела, как он мучительно пытается найти компромисс там, где его быть не может.
— Паш, — её голос дрогнул. — Пожалуйста. Я прошу тебя. Поддержи меня. Хоть раз. Стань на мою сторону.
— Он никуда не пойдёт! — вмешалась Лидия Михайловна. — Павлуша, не слушай её! Она тебя против матери настраивает!
— Я никого ни против кого не настраиваю, — устало сказала Анна. — Я просто хочу жить своей жизнью. Со своим мужем. В своём доме. Где меня не будут контролировать и унижать.
Она ждала. Ждала, что Павел наконец скажет что-то. Что поддержит её. Что выберет их семью, их любовь, их будущее.
Но Павел молчал. И в этом молчании Анна услышала ответ.
— Понятно, — тихо сказала она. — Всё понятно.
Она развернулась и пошла в комнату. Достала чемодан, начала складывать вещи. Руки дрожали, но она заставляла себя двигаться методично, сосредоточенно. Платья, блузки, бельё...
Павел стоял в дверях и смотрел. Лидия Михайловна что-то говорила за его спиной, но Анна не слушала. Для неё существовал только этот чемодан и необходимость собрать всё самое нужное.
— Ань, подожди, — наконец выдавил из себя Павел. — Давай не будем горячиться...
— Я не горячусь, — ровно ответила она, не поднимая головы. — Я принимаю решение. Которое давно надо было принять.
— Но... но куда ты? Зачем? Мы же можем всё обсудить...
Анна резко выпрямилась:
— Обсудить? Что обсудить, Павел? То, как твоя мать унижает меня каждый день? То, как ты молчишь и делаешь вид, что ничего не происходит? То, как я должна прятаться и оправдываться за каждую покупку? Что именно ты хочешь обсудить?
— Ну не преувеличивай...
— Преувеличиваю?! — Анна почувствовала, как её захлёстывает гнев. — Я ем булочки в подъезде, потому что боюсь принести их домой! Я прячу чеки! Я вру, что крем мне подарили на работе, чтобы не слушать очередную лекцию о транжирстве! И ты говоришь, что я преувеличиваю?!
Павел отвёл глаза. Он знал, что она права. Знал и раньше, но предпочитал не замечать. Так было проще. Спокойнее. Не надо было выбирать между двумя самыми важными женщинами в его жизни.
— Вот и прекрасно, — Анна захлопнула чемодан. — Живи спокойно. С мамочкой. Она тебе и готовить будет, и рубашки гладить, и зарплату контролировать. Идеальная жизнь для маменькиного сынка.
— Аня!
— Что — Аня? Что ты хочешь услышать? Что я передумала? Что готова и дальше терпеть? Нет, Павел. Хватит. Я уезжаю к родителям. Если захочешь поговорить — ты знаешь, где меня найти. Но говорить мы будем только о нашем отдельном жилье. Никаких компромиссов больше не будет.
Она взяла чемодан и направилась к выходу. Лидия Михайловна попыталась преградить ей дорогу:
— Куда это ты собралась? А кто ужин готовить будет?
— Вы и приготовите, — спокойно ответила Анна. — Для своего сыночка. Как раньше. Как вам обоим, видимо, удобнее.
Она обошла свекровь и вышла в прихожую. Павел сделал неуверенный шаг следом:
— Ань, постой...
— Не провожай, — она надела куртку. — И не звони сегодня. Мне нужно подумать.
— О чём подумать? — испуганно спросил он.
Анна посмотрела на него долгим взглядом:
— О том, нужна ли мне такая семья. Где я всегда буду на втором месте. Где мой муж не способен меня защитить. Где я должна отчитываться за каждый свой шаг перед его матерью.
Она открыла дверь.
— Аня!
Но она уже спускалась по лестнице. Чемодан был тяжёлый, но Анна несла его легко, словно вместе с вещами оставляла позади весь груз унижений и обид.
На улице она достала телефон, набрала номер:
— Мам? Это я. Я еду. Да, с вещами. Нет, не плачу. Всё хорошо. Правда. Впервые за три месяца мне действительно хорошо.
Она поймала такси и, усаживаясь в машину, обернулась. В окне квартиры стоял Павел. Анна помахала ему рукой — прощально, почти весело — и захлопнула дверцу.
Машина тронулась, увозя её прочь от дома, который так и не стал родным. От свекрови с её вечным контролем. От мужа, который так и не научился быть мужем.
"Я свободна", — подумала Анна, и впервые за долгое время улыбнулась. Настоящей, искренней улыбкой человека, который наконец-то вырвался из клетки.
А в окне всё стоял Павел, глядя вслед уезжающему такси. Рядом что-то возмущённо говорила мать, но он не слушал. Он думал о том, что только что потерял. И о том, что, возможно, потерял навсегда.