— Мам, мы же семья. Просто перепиши квартиру на нас — всё равно ведь ты в ней не вечно... — сказал сын, словно говорил об обыденных вещах.
— А вы уже готовы меня хо ронить? — с обидой в голосе ответила Елена Ивановна, кладя вилку на тарелку.
В комнате повисла тишина.
— Ты сама говорила — мы можем тут остаться жить, — добавила невестка, отводя глаза.
— Я говорила — останетесь жить. Не распоряжаться. Пока я жива — это мой дом.
Керамические тарелки звякнули, когда Елена Ивановна начала собирать со стола. Игорь поморщился и переглянулся с женой. Вика незаметно кивнула ему, словно подталкивая продолжить разговор. В соседней комнате заплакал их годовалый сын.
— Я схожу, — быстро сказала Вика и выскользнула из-за стола, оставив мужа наедине с матерью.
Елена Ивановна включила воду и начала мыть посуду. Её морщинистые руки двигались привычно, как делали это последние сорок лет.
— Мам, ты не так поняла, — пытался звучать убедительно Игорь. — Мы просто хотим обезопасить себя юридически. Сама знаешь, времена сейчас такие...
— Какие, Игорь? — она не повернулась, продолжая методично смывать остатки воскресного обеда с тарелок.
— Ну... нестабильные. Мы с Викой думаем о будущем Кости.
— А я, значит, помеха вашему будущему? — голос Елены Ивановны оставался ровным, но руки на мгновение замерли над раковиной.
— Да брось ты, мам! — Игорь раздраженно отодвинул стул. — Никто тебя не выгоняет. Просто документы...
— Документы, — эхом повторила она, вытирая руки о кухонное полотенце. — Всего лишь документы, да?
***
Этот разговор за воскресным обедом стал первым, но далеко не последним. Началось всё с, казалось бы, невинной просьбы прописать маленького Костю. Елена Ивановна тогда не возражала. Потом прописали и Вику — «мы же теперь одна семья».
Просьба переписать квартиру прозвучала не сразу. А когда «временное» проживание молодой семьи в её трехкомнатной сталинке растянулось на второй год.
Елена Ивановна стояла у окна своей спальни, разглядывая старый двор, где когда-то гулял маленький Игорь. Теперь там играли другие дети. Из-за полуоткрытой двери до неё доносились приглушенные голоса сына и невестки.
— ...просто не понимаю, чего она боится, — говорила Вика. — Мы что отберем у неё квартиру, что ли?
— Дело не в страхе, — вздохнул Игорь. — Для неё это принципиально. Ты же знаешь маму.
— Знаю, — в голосе Вики слышалось раздражение. — Но мы не можем вечно жить на птичьих правах. Ты представляешь, сколько стоит эта квартира? А она одна...
Елена Ивановна бесшумно прикрыла дверь. Внутри что-то оборвалось, словно лопнула невидимая нить. «Их любовь заканчивается там, где начинаются вопросы собственности», — подумала она, разглядывая фотографию по койного мужа на прикроватной тумбочке.
***
Перемены начались исподволь, почти незаметно. Сначала исчезли любимые скатерти Елены Ивановны — «слишком старомодно», объяснила Вика, раскладывая новые, «современные» салфетки из ИКЕА. Потом пропали ковры со стен — «они собирают пыль, а у Кости аллергия».
Однажды, вернувшись с прогулки, Елена Ивановна не нашла своего кресла в гостиной — того самого, в котором она привыкла читать по вечерам.
— Мы его выбросили, — буднично сообщил Игорь. — Оно было сломано. Видишь, как стало просторнее?
В комнате действительно стало просторнее. Но она всё меньше чувствовала, что этот дом — её.
Готовить ей теперь не давали. «После тебя потом весь дом пахнет жареным», — морщилась Вика, отбирая у свекрови сковородку. «Мы заказали доставку», — говорил Игорь, пряча глаза.
В мае, когда зацвела сирень под окном, Вика предложила Елене Ивановне «отдохнуть от городской суеты» на даче у сестры.
— Представляешь, как хорошо: свежий воздух, природа, никакого шума, — щебетала невестка, помешивая кофе. — Поезжай на всё лето.
— А что я там буду делать? — спросила Елена Ивановна.
— Как что? Отдыхать! — удивилась Вика. — В твоём возрасте полезно побыть на природе.
— В моём возрасте, — медленно повторила Елена Ивановна, — полезно жить в своём доме.
Вечером того же дня она случайно услышала телефонный разговор Вики на балконе.
— Пока не перепишет, ни о какой продаже речи быть не может. Хотя она не вечная. Мы просто пока ждём.
Елена Ивановна беззвучно прикрыла балконную дверь и вернулась к себе. Этой ночью она не сомкнула глаз.
***
Юридическая консультация располагалась в старом офисном здании недалеко от метро. Елена Ивановна давно не ездила в центр города одна и теперь чувствовала странную смесь тревоги и свободы.
Молодой юрист терпеливо и внимательно выслушал её историю.
— Елена Ивановна, законодательство в этом вопросе однозначно на вашей стороне, — сказал он, перебирая бумаги. — Вы единственный собственник квартиры. Никто не может заставить вас переписать её или выселить вас без вашего согласия.
— А если... если со мной что-то случится? — тихо спросила она.
— По закону, наследниками первой очереди являются ваши дети. Но вы можете составить завещание в пользу кого угодно. Или заключить договор пожизненного содержания с иждивением, при котором право собственности переходит к другому лицу, но вы сохраняете право проживания до конца жизни.
Елена Ивановна задумчиво разглаживала складки на своей юбке.
— У меня есть племянница, Наташа, — произнесла она наконец. — Дочь моей сестры. Мы всегда были близки. Она предлагала помощь. Я с ней поговорю.
— Это хороший вариант, — кивнул юрист. — Я подготовлю документы, и когда вы определитесь окончательно, мы всё оформим.
***
Когда Елена Ивановна вернулась домой, в квартире стояла необычная тишина. Игорь сидел за компьютером в гостиной, а Вика смотрела телевизор без звука.
— А вот и хозяйка пожаловала, — ядовито произнесла Вика. — Где ты была? Мы волновались.
Игорь отвлекся от экрана и повернулся к матери:
— Ты не предупредила, что уходишь. Звонили — не берешь трубку.
— Я ходила к юристу, — спокойно ответила Елена Ивановна, присаживаясь в кресло напротив них.
— К юристу? — медленно переспросил Игорь, закрывая ноутбук. — Зачем?
— Я решила оформить договор пожизненного содержания с правом проживания, — объяснила Елена Ивановна. — Но не на вас.
— Что?! — Вика подскочила на месте. — На кого же? У тебя больше никого нет!
— На Наташу, мою племянницу.
— Что?! — её голос дрогнул. — Ты собираешься лишить родного сына наследства?
— Мам, ты серьезно? — Игорь побледнел. — Это же... предательство! Я твой единственный сын!
— Предательство? — Елена Ивановна подняла на него глаза. — А выкинуть моё кресло без спроса — это как называется? А продать мою квартиру, я же «не вечная» — это что?
— Ты подслушивала! — возмутилась Вика.
— Я живу здесь. И слышу всё, что говорится о моём доме и обо мне.
Вика резко развернулась и вышла из комнаты.
— Это старческий эгоизм! — крикнула она из спальни. — Игорь, я тебе сразу говорила, что она невыносима!
Елена Ивановна медленно поднялась с кресла. Её фигура внезапно показалась значительнее, чем обычно.
— Я не старый шкаф. Я человек. Пока я здесь — это мой дом. И вы — гости.
Игорь смотрел на мать растерянным взглядом.
— Мам, зачем ты так? Мы же хотели как лучше...
— Для кого лучше, Игорь?
***
Следующие недели превратились в странную психологическую вой ну. Вика неожиданно стала заботливой и предупредительной — готовила любимые блюда Елены Ивановны, интересовалась её здоровьем. Игорь часто заводил разговоры о семейных ценностях и о том, как важно «держаться вместе».
— Мам, ты же понимаешь, что Наташа просто хочет нажиться на твоей квартире? — говорил он однажды вечером. — Она когда в последний раз тебя навещала?
— Вчера, — спокойно ответила Елена Ивановна. — Она приходит каждую неделю. И всегда приходила, даже когда вы жили отдельно.
Однажды Вика предложила компромисс:
— Елена Ивановна, а давайте мы составим другой договор? Переписывайте квартиру на Игоря, а мы обязуемся обеспечивать вас до конца жизни. Зачем вмешивать посторонних?
— Наташа мне не посторонняя, — ответила Елена Ивановна. — И я уже приняла решение.
Когда Наташа официально дала согласие и договор был оформлен, Вика больше не скрывала своего отношения. В тот вечер она собрала вещи, громко хлопая дверцами шкафов.
— Поздравляю, ты добилась своего! — кричала она. — Ты выбрала какую-то племянницу вместо родного сына! Игорь, я с ней больше жить не буду!
Игорь стоял в дверях с потерянным видом.
— Мам, мы же семья... Как ты могла?
— Семья — это не только общая фамилия, Игорь. Это уважение и доверие.
Он покачал головой и вышел вслед за женой. Через полчаса вернулся за вещами маленького Кости, который радостно тянул к бабушке ручки, не понимая происходящего.
— Мы уходим, — сказал Игорь, стоя в дверях. — Надеюсь, ты не пожалеешь о своём выборе.
***
Прошло восемь месяцев. Елена Ивановна постепенно обжила заново свою квартиру. Вернула на место ковры, купила новое удобное кресло у окна, развела цветы на подоконниках. Записалась в группу скандинавской ходьбы и в хор при местном доме культуры.
Наташа приезжала каждую неделю — привозила продукты, помогала с уборкой, а иногда просто сидела рядом, рассказывая о своей работе и детях. Они часто пили чай на кухне, где снова появились любимые скатерти Елены Ивановны.
От Игоря приходили редкие сообщения. Сначала холодные и обвиняющие, потом — всё более задумчивые. Он сообщил, что они с Викой расстались, что живёт теперь один, что Костя часто спрашивает про бабушку.
Елена Ивановна перечитывала эти сообщения и бережно складывала в ящик стола. Она ещё не была готова простить. Но уже не боялась тишины в своём доме — теперь эта тишина принадлежала только ей.
На ключе от входной двери был простой брелок с гравировкой — только одно имя.
Её.
Рекомендуем к прочтению: