В новогоднюю ночь 1942 года шестилетняя Тамара с обидой бросила недоеденную котлету на стол: "Себе-то большие взяли, а мне маленькую. Ешьте сами!" – крикнула она соседям, которые приготовили угощение из лошадиного мяса.
Голодный ребенок не понимал, что взрослые отдали ей последнее. Так начинался новый год в осажденном Ленинграде – городе, где детям ежедневно приходилось бороться за жизнь.
Довоенное детство и семья
Тамара Александровна Савченко родилась в 1935 году в Ленинграде. Ее отец умер от болезни в 1936 году, оставив девочку на попечение матери Анны и дедушки. Дед, участник Первой мировой войны, работал извозчиком и пережил революцию, в ходе которой потерял нескольких своих детей.
Семья жила недалеко от Кировского (бывшего Путиловского) завода на улице Балтийской. Бабушка обитала отдельно – у другой дочери, тети Анастасии, в районе Новой Деревни, но все родственники поддерживали связь. Несмотря на трудности, до войны Савченко жили дружно и мирно.
Начало войны и первые испытания
Летом 1941 года шестилетнюю Тамару отправили за город – на дачу вместе с детским садом, как было принято в те годы.
Но в июне все изменилось: началась война. Девочка заболела и оказалась в больнице, когда услышала вокруг тревожные крики: "Война, война!" – это слово она впервые запомнила именно там.
Мать срочно забрала Тамару, и они вернулись обратно в Ленинград, где во дворе уже собрались встревоженные соседи. Дедушка, стараясь приободрить всех, уверенно заявил: "Землю свою надо защищать. Русские всё равно победят германца – они зимой воевать не умеют". Эти слова вселили надежду: многие верили, что врага удастся одолеть быстро.
Но реальность оказалась иной. Уже к сентябрю 1941 года вражеские войска блокировали город. 11 сентября произошел мощнейший налёт: немецкая авиация разбомбила продовольственные Бадаевские склады. Огромные запасы продовольствия сгорели, и нормы выдачи еды для ленинградцев сразу урезали.
Предчувствуя надвигающийся голод, семья Савченко перебралась из своей квартиры ближе к бабушке – в район Новая Деревня на окраине города, надеясь там укрыться от бомбёжек.
В те же дни Тамара пережила первую тяжелую утрату. В сентябре 1941 года умер ее дедушка.
Девочка до сих пор с горечью помнит их последний разговор. Пока мамы и тети не было дома (они ушли добывать еду), дед, совсем ослабевший от голода, попросил внучку: "Тамарочка, дай попить". Увлеченная игрой, малышка нетерпеливо бросила: "Дед, как ты мне надоел…" – не понимая, что слышит его последние слова. "Прошу последний раз", – тихо ответил дедушка, и вскоре его не стало.
Вскоре вернулись Анна и тетя Анастасия, нагруженные скудной добычей, смотрят, дедушка умер. Они Тамаре: "Дедушка-то умер…"
Тамара: "Как умер? Он только что пить просил".
Голод и изнеможение забрали еще одну родную душу.
После смерти дедушки мама и тетя пытались раздобыть хоть что-то съестное. Даже пепелище Бадаевских складов они не обошли стороной: как и многие жители, женщины отправились туда подбирать уцелевшие сладости.
Они наскребли мешок земли, пропитанной растопленным сахаром, принесли домой и залили водой. Когда земля осела, оставалась сладкая жидкость – эту мутную "сахарную воду" пили и радовались ей, будто деликатесу.
Голодные будни блокадного города
Осень сменилась лютой зимой 1941/42 года – первой блокадной зимой, самой страшной. В Ленинграде не хватало ни еды, ни топлива. Морозы достигали –30 °C, не работало отопление, электричество и водопровод.
Каждый день горожане боролись за выживание. Тамара, как и тысячи детей, узнала цену хлеба: ее пайка весила всего 125 граммов – хлебцы пекли из опилок, жмыха и целлюлозы. Голод стал постоянным спутником.
"Мы кушали всё", – вспоминает Тамара про блокадное детство. Чтобы утолить голод, люди шли на крайние меры. Кипятили кожаные ремни и старые сапоги, чтобы выварить из кожи хоть какой-то бульон. Размачивали и варили столярный клей. Даже пуговицы шли в пищу: раньше их делали из копыт, и размочив такие пуговицы, блокадники готовили подобие студня – вроде кавказского хаша из бычьих копыт.
От отчаяния некоторые ленинградцы употребляли даже уксус, разбавляя его водой как напиток. По радио специально предупреждали: "Аккуратнее, не употребляйте уксус" – чтобы люди не отравились, пытаясь утолить голод уксусной кислотой.
Голод диктовал новые правила поведения. Тамара с детства усвоила: ничего нельзя тратить зря – ни крошки хлеба, ни капли воды. Однажды в холодной квартире, которую отапливала лишь железная печурка "буржуйка", девочка получила урок бережливости.
Она вертелась возле печки, где на маленькой кастрюльке кипятили воду. Кастрюлька была старая, с плохой ручкой; на Тамаре – теплое пальтишко и платок с длинными кистями.
Вдруг посудина опрокинулась, окатив Тамару кипятком. Девочка завизжала от испуга, и на крик прибежала соседка – накинув на плечи ватное одеяло и прихватив бутылочку с остатком подсолнечного масла для ожога. Быстро стащив с Тамары мокрую одежду, женщина с облегчением обнаружила лишь маленькое красное пятнышко ожога.
Она спросила: "Чего ж ты так кричала?" – и сквозь слезы девочка ответила: "Воды жалко… Вода-то горячая была". В те времена даже кипяток был на вес золота – его добывали с огромным трудом, растапливая снег, и использовать не по назначению было недопустимо. Тамара плакала не от боли, а от жалости к напрасно вылитой горячей воде.
Детские воспоминания о выживании
Несмотря на юный возраст, Тамара старалась помогать взрослым. Ей было только 7 лет, когда весной 1942-го мама и тетя брали ее с собой на обязательные работы. Городских жителей направляли на сельхозугодья – сажать картошку, брюкву, турнепс (кормовую репу) на полях под Ленинградом.
Девочка не жаловалась: лишь бы быть рядом с родными. Осенью она вместе с женщинами вышла убирать первый скудный урожай. На сборном пункте перед работой одна колхозница шепнула другим страшную весть: "Знаете, теперь на поле стоят солдаты. Вчера застрелили человека, который хотел что-то стащить с поля".
Оказалось, что некоторые пытались выдернуть несколько овощей прямо во время уборки. Власти ответили жестко – поля охранялись вооруженными часовыми, готовыми стрелять на месте. Так даже в сборе урожая присутствовала смертельная опасность.
Другим посильным вкладом детей была помощь раненым. Маленькая Тамара бегала в ближайший госпиталь – худенькая, в обвисшем платьице, но с живыми блестящими глазами. Она быстро научилась перематывать чистые бинты в аккуратные рулончики для перевязки.
За старания санитарки иногда угощали ее чем-нибудь съестным. Так девочка стала тайком приносить домой драгоценные картофельные очистки. В госпитале еще чистили картошку для раненых, и Тамара набивала шкурками картофеля карман своего передника, дома расклеивала их по горячей печке и съедала – никому не отдавая ни кусочка.
"Жадная была – никому свои очистки не разрешала брать", – горько улыбается она сейчас сама себе. Но можно ли винить ребенка, познавшего настоящий голод?
Один случай навсегда остался в памяти. Их дом находился рядом с железнодорожной столовой Варшавского вокзала, где рабочих кормили по талонам. Как-то Тамара на улице подобрала потерянный талон. Воодушевленная, она побежала к матери, и они вместе отправились в эту столовую.
Но кассирши только развели руками: "Талончик просроченный, вчерашний… Надо было вчера приходить". Видя, как на глазах у девочки наворачиваются слёзы, женщины сжалились: "Ладно, проходите".
Им принесли тарелку горячей каши из чечевицы. Для измученного ребенка это было настоящим пиршеством. Тамара ела жадно, торопливо, восхищаясь каждым глотком – "всю жизнь такой вкусной казалась", – хотя её мать стояла рядом и наблюдала.
Ни одной ложки девочка не оставила для мамы. "Даже матери не дала ни ложечки", – с горечью вспоминает она. Этот эпизод показывает, как голод оттачивал в людях инстинкт выживания, временами превыше даже семейных уз.
Весна 1942 года принесла городу не только первые овощи с блокадных огородов, но и страшные открытия. Когда стаял снег, всюду обнаружились тела людей, умерших зимой. Смерть настолько вошла в будни, что притупилось сочувствие. Трупы на улицах убирать было некому.
Лишь когда потеплело, власти организовали сбор умерших. Грузовики ездили по городу, собирая тела, и свозили их в огромные братские могилы.
На Серафимовском кладбище, вспоминает Тамара, она видела, как "открыли борт грузовика, и в общую яму сбрасывали трупы". Без гробов, без отпевания – просто чтобы скорее избавиться от возможной заразы. Для ребенка это было жутким зрелищем, но тогда даже дети быстро взрослели.
Весной 1943 года, на третьем году блокады, по районам Ленинграда стали ходить санитарные дружины (сандружины) – группы добровольцев, в основном девушек. Они обходили квартиры, проверяя, не лежит ли где-либо непохороненный покойник.
Школьница Тамара увязалась помогать одной такой группе: бегала по подъездам, стучала вместе с ними в двери. Где откроют – хорошо, а где нет…
В одном пустом доме они наткнулись на комод, а в нем – припрятанные соевые бобы. Для голодного ребенка горсть зерен показалась сокровищем. Тамара принялась торопливо жевать сырую сою.
В те дни детям выдавали так называемое соевое молоко – водянистый напиток из соевой муки, чтобы поддержать силы. Но после своей тайной трапезы Тамара не смогла его больше пить – организм не принимал, ее тошнило при одном запахе.
Зато в госпиталях тогда давали хвойный настой – отвар еловых веток как источник витаминов, спасающий от цинги. Вкус у него был горький, терпкий, но и дети, и взрослые пили, чтобы выжить.
Личная трагедия: гибель мамы
К лету 1943 года жизнь в Ленинграде чуть улучшилась: после прорыва блокады через Ладожское озеро наладился завоз продовольствия, голод уже не косил людей тысячами. Казалось, худшее для семьи Савченко позади – они пережили самые страшные дни. Но война нанесла новый удар.
В июле 1943 года мама Тамары, Анна, погибла во время внезапного артобстрела. Эта утрата стала для девочки невосполнимой. В тот день Анна спешила на работу, когда начался обстрел, и осколки настигли ее на улице.
Маленькая Тамара все утро прождала маму в детском саду, потом самостоятельно пошла домой, ничего не зная. Несколько дней подряд воспитатели замечали, что девочка приходит в садик в одном и том же помятом платьице, неряшливая и тихая – "необстиранная ходила".
Мама не встречала ее после занятий. Спустя время соседский мальчишка выпалил: "А твоя мать погибла!". От неожиданности Тамара бросилась на него с кулаками и сильно побила – так она отреагировала на страшные слова.
Лишь вмешательство взрослых раскрыло правду. Воспитатели выяснили адрес тети Анастасии и сообщили ей о пропаже сестры. Тетя забрала осиротевшую племянницу и пошла искать Анну по моргам и сборным пунктам.
Они обходили один за другим места, куда свозили тела погибших от обстрелов. Долгое время поиски были безуспешны – горы безымянных мертвых закрывали брезентом.
Наконец служащий морга сказал: "А вон там еще куча неразобранная…". Подойдя ближе, тетя закрыла Тамаре глаза, но та всё же успела увидеть материнское лицо среди груды окоченелых тел. "Это была, конечно, тяжёлая картина", – тихо говорит она о том дне.
Анну похоронили как тысячи других блокадников – в общую могилу. Провожавшие ее женщины рассказали, что мать берегла одну ценную вещь: бутылку вина для будущего празднования Победы.
"Всё равно победим", – говорила Анна, вспоминая отцовский оптимизм. Увы, День Победы ей встретить не довелось – вместо этого запечатанную бутылку положили рядом с ней. Так закончилась жизнь любящей матери, мечтавшей увидеть триумф над врагом.
После гибели мамы судьба Тамары сложилась нелегко. Она осталась круглой сиротой. По распоряжению властей девочку оформили в детский дом, где ей предстояло переждать оставшиеся годы войны. В стенах приюта, среди таких же осиротевших детей, Тамара и встретила День Победы.
Луч надежды: прорыв блокады и школьные годы
Несмотря на все беды, надежда на освобождение жила в сердцах ленинградцев. 18 января 1943 года произошло историческое событие – частичный прорыв блокады Ленинграда.
Волховский фронт пробился к Ленинградскому, и между осажденным городом и Большой землей появился узкий коридор. Через него сразу пошли поезда с продовольствием, топливом и медикаментами. Хлебный паёк для жителей увеличили – впервые за долгие месяцы.
Тамара хорошо запомнила тот день. Стоял ясный морозный день, когда вдруг весь город содрогнулся от канонады. Артиллерия гремела так, что дрожала земля. Девочка испуганно спросила тетю: "Что там стряслось?". А тетушка, прислушавшись, просияла: "Ох, это Говоров с немцами разговаривает".
Так образно она объяснила, что советские войска под командованием генерала Леонида Говорова громят врага. Для изможденных людей эти раскаты орудий были музыкой победы.
После прорыва блокады Ленинград постепенно оживал. Осенью 1943 года Тамара, находясь уже в тылу, пошла в первый класс. Учиться ей нравилось – особенно потому, что в школе кормили обедом. "В школу я ходила очень старательно, потому что там нас кормили", – с улыбкой вспоминает она.
Во время уроков, если слышалась воздушная тревога, дети должны были бежать в бомбоубежище. Но ни один ребенок не покидал класса, не доев свою тарелку. Оставить еду было недопустимо!
Учительница даже жаловалась тёте: "Она не уйдёт, пока не доест". И действительно, маленькая блокадница выучилась съедать всё быстро-быстро, до последней крошки – чтобы ни кусочка не пропало даром, ведь за годы блокады это стало непреложным правилом.
Память о блокаде
Детство Тамары Савченко прошло под звуки разрывов снарядов и вой сирен. Постоянный голод, холод и смерть рядом – вот что она испытала с малых лет. Тем не менее ей удалось выжить и дождаться Победы.
9 мая 1945 года Тамара встретила триумф живой, хотя и потеряла самых близких. Та самая бутылка вина, которую ее мама берегла для праздника, так и не была откупорена – но вера семьи в победу оправдалась.
После войны судьба разбросала бывших блокадников по разным уголкам страны. Тамара Александровна оказалась далеко от Ленинграда – она переехала в город Ухту (Республика Коми) и прожила там долгие годы.
Она выросла, создала свою семью, но никогда не забывала пережитое блокадное детство. Ее воспоминания – бесценное свидетельство стойкости и мужества ленинградцев, которое она пронесла через всю жизнь.
Это история маленькой девочки, выжившей в одном из самых страшных эпизодов мировой истории, и она напоминает нам о том, как важно ценить мирное небо над головой.
Дорогие читатели. Благодарю вас за внимание. Желаю мирного неба над головой, здоровья, счастья. С уважением к вам.