Повесть о дороге, что не ведёт назад.
「武士の道は、死ぬことと見つけたり。」
«Путь воина — это быть готовым умереть»
— Ямамото Цунэтомо (山本常朝), «Хагакурэ»
Вы не поймёте повесть, если не читали пояснительную статью.
Девятьсот лет невидимой войны. Один род живёт по законам чести. Другой — по законам тени. Тайра проливали кровь открыто. Тамба убивают так, что жертва не успевает понять, когда настал её час.
Это повесть о древней вражде — о духе и крови.
Эта война никогда не объявлялась — и никогда не прекращалась. Потомки кланов Тайра и Тамба хранят в себе память о проклятиях, долге и крови. Самураи и ниндзя.
Честь, проверенная мечом, — и воля, идущая по любому пути. Каждой эпохе суждено вновь столкнуть их лицом к лицу.
Часть Первая
Глава I. Камни и вода
Япония, XII век. Горные ущелья Идзумо.
「水に触れると、石はその影に消える。」
«Когда вода касается камня — камень исчезает в её тени»
— Дзэн-поговорка
Под ногами хрустел мох, прилипая к сандалиям, будто земля не хотела отпускать путника. Мальчик, укутанный в короткий плащ из собачьей шерсти, крался вдоль тропы, уносящейся в туман. За спиной у него не было ничего — ни дома, ни имени. Лишь клятва, которую он принял ещё не зная слов: служить тени. Он был сыном клана Тамба.
В тот же день, за сотни ри оттуда, в цитадели рода Тайра проходила церемония посвящения. Мальчик по имени Рэй носил фамилию, что заставляла слуг склонять головы. Ему вручили меч. Не как оружие — как долг. Честь, сказал отец, — это то, что дороже жизни. Потеряй честь — и потеряешь имя, род и лицо.
Двое детей. Два пути. Один учился под светом факелов, другой — в темноте пещер. Один записывал стихи тушью на шёлке. Другой — ядом выжигал иероглифы на камне. Они ещё не знали друг о друге, но предки уже выстроили для них дорогу.
Война кланов Минамото и Тайра расколола страну. В этом хаосе зарождались те, кого позже назовут синоби — крадущиеся. Они были дети гор, беглецы, ронины, оставшиеся без даймё, ямабуси: монахи-отшельники, торговцы ядами, бандиты-якудза.
Смешавшись в одном котле, они образовали школу синоби, крадущихся. Шпионов, диверсантов и убийц. Клан Тамба.
И когда армия Минамото, истекая кровью, запросила тени — к ним пришли синоби. Сначала — с письмом. Потом — с головами врагов.
Тень уходит вдаль.
Даже меч не удержит —
Молчит луна.
Глава II. Змеиная кровь
Провинция Ига, XIII век.
「蛇は音を立てずとも、毒の跡を残す。」
«Змея не делает шума, но её след всегда ядовит»
— японская пословица
Туман не рассеивался третий день. Вода в колодцах стала горькой. Дети уже не плакали. Собаки уже не выли. Женщины — уже не стонали. Мужчины не скрежетали зубами, вынимая мечи.
Остались старики. Старики жгли письма.
Молодой воин рода Тайра по имени Сэйдзиро прибыл в долину с мечом за спиной. Он искал Тамба. Его брат, полководец имперской армии, был убит кинжалом во сне. Не осталось следов — кроме пергамента с иероглифом «Кровь змеи».
Сэйдзиро не знал, как выглядит враг. Он даже не был уверен, что враг — человек. В деревне, куда он пришёл, никто не смотрел ему в глаза. Даже псы отворачивались. Он сел в доме старосты и ждал. Вечером к нему подсела девушка. Она протянула ему чашку с рисом и сказала:
— У вас глаза, как у того, кто уже умер, господин.
Он вздрогнул. Она продолжила:
— Вы ищете тень. Но тень — это то, что отбрасывает свет. Вам не убить её мечом.
На следующий день Сэйдзиро исчез. Его нашли через неделю. Без языка. Без пальцев. Но живого. Он молчал до конца дней, вырезая на дереве один и тот же знак: «Тамба рядом».
Он ловко научился использовать беспалые кисти, привязав к одной нож, а в другую руку искусный медик вставил Сэйздиро Беспалому короткий самурайский меч, вакидзаси, вживив рукоять меча прямо в кость.
Не дрогнет зрачок.
Под кожей — тихая боль.
Змея — без языка.
Глава III. Стекло и дым
Киото, XVI век. Эпоха Сэнгоку. Время, когда мир был сломан и склеен снова.
「鏡に映る真実は、欲の煙に歪む。」
«Истина, отражённая в зеркале, всегда искажена дымом желаний»
— 道元（Доген）
Ода Нобунага, потомок рода Тайра, поднимал армию. Он считал ниндзя язвой. Он видел в них гниль, разрушавшую структуру мира. И решил — выжечь корень.
Ему противостоял старик по имени Камо, глава клана Тамба. Он никогда не держал меча. Его оружием был страх. Его союзниками — якудза, купцы, проститутки, монахи, сумасшедшие. Все, кому не нашлось места в структуре самураев.
Они не сражались на полях. Они отравляли воду, шептали женам даймё, подменяли карты. Они поднимали мятежи в день свадьбы, убивали в день подписания мира.
Ода бросил вызов. «Вы не люди. Вы яд. И я — противоядие».
Осколки в тумане.
Кто был — исчез за дымом.
Зеркало — пусто.
Глава IV. Пепел над Ига
Провинция Ига, осень 1581 года.
「どんな山でも永遠ではない。寺があったとしても。」
«Никакая гора не вечна, даже если на ней стоял храм»
— легенда провинции 伊賀 (Ига)
Ночь была безлунной, земля — сухой и ломкой, как старый пергамент. В долине, окружённой лесами, тихо дышали огоньки деревень. Люди спали. Но в этих снах уже прятался дым.
Ода Нобунага подошёл к краю утёса. Под ним раскинулся лес — извилистый, словно сеть вен. Где-то там, в глубине, жило старое проклятие. Он сжал рукоять меча. Слева от него стоял немой проводник, рожденный среди тех, на кого он сегодня отправит огонь. Справа — командующий арьергардом. Тишина между ними была гуще тумана.
— Начнём, — сказал Нобунага.
Сигнальные факелы взлетели над холмами. В ту же секунду из сорока точек в лес вошли отряды. Без барабанов. Без криков. Только глухие шаги и дыхание. Они несли с собой связки сухого тростника, масляные амфоры, зажигательные стрелы.
— Жечь не дома, — прошептал Нобунага. — Жечь лес. Их среду. Их память.
Лес загорелся, как бумага. Он не кричал, он вздохнул — и вспыхнул. Из деревьев выскакивали люди: в масках, с мечами, босые, со связками ножей. Они метались, падали, исчезали в дыму. Пелена была такой густой, что никто не видел, кто с кем сражается. Самураи погибали от стрел своих же союзников. Ниндзя нападали молча и умирали без имени.
Один из отрядов добрался до старого храма в сердце леса. Там скрывались старейшины клана Тамба. Молча, в темноте, они ждали конца. У каждого была маска. У каждого — яд во рту. Они предпочли сгореть вместе со своими свитками.
А на опушке стоял мальчик. Ему было лет десять. Он держал маску в руках и не двигался. Самурай подошёл к нему с поднятым мечом. Но не ударил.
— Уходи, — сказал он. — Слишком малая тень, чтобы стоить меча.
Мальчик исчез. Вскоре исчезла и деревня. От Ига остался только запах жжёной хвои и пепел, поднятый ветром.
Нобунага стоял на том же утёсе на рассвете. Его лицо было покрыто пеплом. Он не улыбался.
— Мы победили, — сказал воин рядом.
— Нет, — ответил он. — Мы только разбудили тех, кто умеет ждать в золе.
Так закончилась одна битва. И началась долгая тишина, в которой Тамба больше не имели дома, но имели клятву.
Дым сжёг все пути.
Совы молчат над Ига.
Пепел — как парус.
СОАВТОРЫ
Макс — идея, тексты, редактура, руководство.
ИИ Дядька Никитич — рисунки, хокку, каллиграфия на японском, консультации, экспертное мнение, подбор цитат, кисточки, тушь, шёлк, подогретый сакэ.
🖋️ О стилях иллюстраций в повести «Тень Тайры»
1. Суми-э (墨絵) — японская монохромная живопись тушью
Этот стиль используется в конце каждой главы — вместе с хокку.
Он передаёт дух дзэн, тишину, медитативность и суть через минимум средств.
Каждая работа — как дыхание, как след на воде: белое пространство говорит не меньше, чем мазок кисти.
В каллиграфии на японском — те же хокку, что и в тексте, словно отражение смысла в воде.
2. Укиё-э (浮世絵) — японская цветная ксилография эпохи Эдо
Яркий, декоративный стиль, который стал символом «мира плывущих теней».
В нашей повести он применяется для художественных сцен — с героями, действием и историческим антуражем, в начале каждой главы.
Цвет, роскошь деталей и драматизм поз создают визуальную легенду, словно сцены театра Кабуки и партитура самурайской баллады.
📖 Эти два стиля дополняют друг друга:
суми-э говорит о тени и тишине,
укиё-э — о цвете и страсти.
Вместе они создают атмосферу повести «Тень Тайры» — на пересечении Востока и Запада, жизни и памяти.
Читайте завтра
ОКОНЧАНИЕ СЛЕДУЕТ...