Дорогая игрушка для царей
Лошадь — это, по сути, большой и довольно пугливый травоядный зверь. Первоначальная идея залезть на спину этому зверю, чтобы не идти пешком, была гениальной. А вот мысль поскакать на нём в гущу сражения, где кричат тысячи людей, машут острыми железками и летит всякая дрянь, — это уже попахивает безумием. Тем не менее именно это безумие на долгие века определило ход войн. Но до этого было ещё очень далеко. Изначально конь на войне был не оружием, а, скорее, понтом. Дорогим, статусным и чертовски непрактичным. Одно дело — приручить лошадь, чтобы она возила телегу. Совсем другое — заставить её нести на себе орущего мужика с копьём и не шарахаться от каждого чиха. На это ушли столетия проб, ошибок и, надо полагать, огромного количества переломанных костей.
Первыми, кто додумался приспособить лошадиную силу для войны, были не всадники, а инженеры. Ребята из Месопотамии и окрестностей примерно в III тысячелетии до н.э. сообразили, что если привязать пару-тройку коней к ящику на колёсах, то получится грозная штука. Так родилась боевая колесница. Это была не кавалерия, а, скорее, мобильная огневая точка. Эдакий древний БТР. Особенно эту тему полюбили в Древнем Египте. Фараоны обожали изображать себя на колесницах, несущимися на врага. Выглядело это на барельефах эпично, спору нет. В реальности же колесница была оружием для богатых. Она стоила как небольшой дом, требовала двух обученных лошадей (а лучше четырёх, с запасными) и двух человек экипажа — возничего и стрелка. Применять её можно было только на ровной, как стол, местности. Любая кочка, овраг или кустарник превращали грозную боевую машину в груду щепок. Поэтому египетская армия, при всей своей мощи, веками оставалась пехотной армией с приданным ей элитным колесничным корпусом для парадов и для запугивания неорганизованных племён.
Настоящий сдвиг произошёл на Ближнем Востоке, где постоянно кто-то кого-то резал. Ассирийцы, эти суровые ребята, построившие свою империю на жестокости и военной эффективности, первыми начали всерьёз экспериментировать с посадкой воина прямо на лошадь. Их ранние барельефы IX века до н.э. показывают нам довольно неуклюжие попытки. Всадники сидят на неосёдланных лошадях, ближе к крупу, как на стуле. Часто их изображали парами: один стрелял из лука, а второй держал поводья обеих лошадей, потому что управлять конём и стрелять одновременно было выше человеческих сил. Это была ещё не кавалерия, а, скорее, конные лучники, которые спешивались для боя или вели огонь с места. Но ассирийцы быстро учились. Уже к VII веку до н.э. они обзавелись подобием сёдел, научились управлять конём коленями и создали разные типы конных воинов: лёгких лучников и тяжёлых копейщиков в доспехах. Их конница стала реальной силой, способной преследовать разбитого врага, совершать глубокие рейды и наводить ужас на всё Междуречье.
Но довели идею до ума персы. Создав свою гигантскую империю Ахеменидов, они столкнулись с необходимостью контролировать огромные территории с самыми разными ландшафтами. Пешком тут много не набегаешь. Персы сделали ставку на конницу и не прогадали. Они первыми превратили её из вспомогательного отряда в главную ударную силу армии. У них было всё: отряды лёгких конных лучников из скифских и сакских племён, которые засыпали врага тучами стрел, до тяжёлой, закованной в бронзу аристократической конницы, вооружённой длинными копьями-пальтонами. Эта конница должна была наносить решающий удар. Персидская знать с детства воспитывалась в культе коня. Греческий историк Ксенофонт, сам большой знаток лошадей, с нескрываемым уважением писал, что персидских мальчиков из знатных семей учили трём вещам: скакать на коне, стрелять из лука и говорить правду. Насчёт правды можно поспорить, но вот всадниками и лучниками они были отменными. Именно персидская конница стала тем фактором, который раз за разом ставил в тупик греческие армии, привыкшие решать все вопросы лобовым столкновением пехотных фаланг.
Греческий парадокс: кони есть, конницы нет
Греки были странными людьми. Они жили на земле, вполне пригодной для коневодства, особенно в Фессалии и Беотии. У них был целый социальный класс «гиппеев» — всадников, то есть аристократов, достаточно богатых, чтобы позволить себе боевого коня. Казалось бы, все карты в руки, чтобы создать лучшую в мире кавалерию. Но нет. На протяжении веков греки упорно игнорировали этот род войск, делая ставку на свою тяжёлую пехоту — гоплитов. Фаланга гоплитов — стена из щитов и копий — была для них альфой и омегой военного искусства. Это было воплощение их гражданского идеала: все равны, все стоят плечом к плечу, защищая свой полис. Кавалерист же был индивидуалистом, аристократом, который сражался сам по себе. Это шло вразрез с коллективистским духом классической Греции.
В итоге греческая конница долгое время была пародией на саму себя. Её использовали для разведки, для стычек перед основным боем и для преследования бегущих — и то, если повезёт. В решающий момент сражения кавалеристы обычно скромно стояли где-то на фланге, наблюдая, как пехота решает исход дела. Подготовка всадников была отвратительной. Они сидели на голых спинах лошадей или на простых попонах, у них не было стремян (их вообще ещё не изобрели), что делало удар копьём крайне рискованным занятием — можно было запросто вылететь из «седла». Их основным оружием были дротики, которые они метали издалека, не вступая в ближний бой. Ксенофонт в своём трактате «О коннице» буквально кричал об этом, пытаясь достучаться до сограждан. Он умолял их нормально тренировать всадников и лошадей, использовать более надёжное оружие, учиться маневрировать. Но его слушали вполуха.
Ситуация была тем более абсурдной, что грекам постоянно приходилось сталкиваться с эффективной персидской кавалерией. В битве при Платеях в 479 году до н.э. персидские конные лучники буквально измотали греческую армию, не давая им подойти к воде и постоянно обстреливая их с безопасного расстояния. Греки победили, но лишь благодаря стойкости спартанских гоплитов и тактическим просчётам персидского командующего. После этого, казалось бы, выводы должны были быть сделаны. Но нет. Даже в Пелопоннесской войне, где Афины и Спарта десятилетиями выясняли отношения, конница играла второстепенную роль. Афиняне, например, гордились своим отрядом в 1200 всадников, но на практике редко находили ему толковое применение, кроме как гонять спартанских фуражиров по полям Аттики. Единственным местом в Греции, где к коннице относились серьёзно, была Фессалия. Местные аристократы были прирождёнными наездниками, а их конница, организованная в ромбовидные построения, считалась лучшей в Элладе. Но фессалийцы были слишком заняты своими внутренними разборками, чтобы оказать серьёзное влияние на общегреческую военную мысль. Понадобился гений с севера, чтобы взять всё лучшее, что было у греков и их врагов, и создать из этого нечто совершенно новое и смертоносное.
Македонский молот и наковальня
На задворках цивилизованного греческого мира, в полудикой Македонии, к лошадям относились иначе. Это была страна суровых аристократов-землевладельцев, для которых конь был не роскошью, а частью жизни. Царь Филипп II, отец Александра Великого, был человеком прагматичным и далёким от греческих демократических идеалов. Он понял то, чего не могли или не хотели понять в Афинах и Спарте: одна только пехота, даже самая лучшая, войну не выигрывает. Он провёл коренную военную реформу, превратив македонскую армию в машину для убийств. Он усовершенствовал фалангу, вооружив её длиннющими копьями-сариссами. Но главным его достижением стало создание первоклассной тяжёлой кавалерии и разработка тактики её применения.
Эта тактика вошла в учебники как «молот и наковальня». Суть её была проста и гениальна. Македонская фаланга, эта несокрушимая стена копий, действовала как «наковальня». Она сковывала основные силы противника, принимала на себя главный удар и не давала вражеской пехоте сдвинуться с места. А в это время тяжёлая кавалерия, «молот», обходила вражеский строй с фланга или с тыла и наносила сокрушительный удар по самому уязвимому месту. Главной силой этого «молота» были гетайры — «друзья» царя. Это была элитная тяжёлая конница, набиравшаяся из македонской знати. Они были вооружены длинным копьём-ксистоном и мечом, защищены доспехами и шлемами. В отличие от греков, они не бросали дротики издалека, а врубались в строй врага в плотном клиновидном построении. Возглавлял атаку сам царь — и Филипп, и особенно Александр всегда сражались в первых рядах своих гетайров.
Александр Македонский довёл эту систему до совершенства. Его армия была идеально сбалансированным организмом. У него была тяжёлая кавалерия гетайров для решающего удара. Была великолепная фессалийская конница, считавшаяся почти равной гетайрам, которая обычно прикрывала левый фланг. Была лёгкая конница — продромы, или «бегуны», — использовавшаяся для разведки и завязки боя. И были отряды конных лучников из союзных племён. Каждая часть знала свой манёвр. Битва при Гавгамелах в 331 году до н.э. — это хрестоматийный пример работы македонской военной машины. Персидский царь Дарий III собрал огромную армию, главную ставку в которой он делал на кавалерию и боевые колесницы. Он специально выбрал для битвы широкую ровную равнину, чтобы его конница могла развернуться. Александр, увидев численное превосходство персов, построил свою армию уступом, отказавшись от стандартного линейного построения. Когда персидская кавалерия попыталась обойти его правый фланг, Александр бросил в бой свою лёгкую конницу, завязавшую ожесточённый бой. Это движение персидской конницы создало разрыв в их боевой линии, между левым флангом и центром. В этот самый разрыв Александр и нанёс свой главный удар во главе гетайров. Клин тяжёлой кавалерии пробил персидский строй и устремился прямо к колеснице Дария. Персидский царь, не выдержав такого напора, позорно бежал. Его бегство вызвало панику во всей армии. Фаланга довершила разгром. Молот и наковальня сработали идеально. Именно благодаря такой тактике, где кавалерия играла роль скальпеля в руках хирурга, Александр смог завоевать половину известного мира.
Римский легион и его конный придаток
Римляне, построившие самую долговечную и успешную империю в истории, были народом сухопутным до мозга костей. Их сила, их гордость, их главный аргумент в любом споре — это легион. Тяжёлая пехота, способная маршировать десятки километров, строить укреплённые лагеря за пару часов и методично перемалывать любого противника в ближнем бою. На этом фоне конница всегда выглядела как бедный родственник. В ранней республике служба в кавалерии была почётной обязанностью эквитов, «всадников», второго по знатности сословия после сенаторов. Но их военные таланты, мягко говоря, оставляли желать лучшего. Как и греки, они не были профессиональными воинами и рассматривали конницу скорее как способ передвижения.
Первый по-настоящему болезненный щелчок по носу римляне получили от Ганнибала. Во время Второй Пунической войны этот карфагенский гений раз за разом громил превосходящие по численности римские армии именно благодаря своей великолепной кавалерии. В битве при Каннах в 216 году до н.э. Ганнибал совершил то, что до сих пор изучают во всех военных академиях. Его нумидийская лёгкая конница и тяжёлая галльская и иберийская кавалерия обошли римские легионы с флангов, зашли в тыл и замкнули кольцо окружения. Римская конница, стоявшая на флангах, была моментально сметена. В итоге огромная римская армия оказалась заперта в котле и была практически полностью вырезана. Это была катастрофа, которая заставила римлян чесать репу. Они поняли, что без нормальной конницы им не победить.
Но вместо того, чтобы создавать свою, они пошли по пути наименьшего сопротивления. Римляне были гениальными организаторами, а не наездниками. Поэтому они стали активно использовать конницу своих союзников и покорённых народов. Галлы, германцы, нумидийцы, иберы — все, кто умел сидеть на коне и махать оружием, шли на службу Риму. Эти вспомогательные отряды, алы, стали глазами и ушами легионов. Они вели разведку, охраняли обозы, преследовали разбитого врага и прикрывали фланги основной пехотной линии. Но решающую роль в бою им по-прежнему отводили редко. Римский полководец, планируя битву, думал в первую очередь о том, что будут делать его легионы. Конница была лишь полезным дополнением. Даже великий Цезарь, завоёвывая Галлию, больше полагался на своих верных легионеров, а его знаменитая конница состояла в основном из германцев, которых он нанял, оценив их свирепость и наплевательское отношение к смерти.
Ситуация начала медленно меняться лишь во времена поздней Империи. Постоянные войны на восточных границах с парфянами, а затем с персами-сасанидами, заставили Рим пересмотреть свои взгляды. Против парфянских конных лучников и закованных в броню катафрактариев классический легион был не так эффективен. Римляне, скрипя зубами, начали создавать собственные отряды тяжёлой кавалерии по восточному образцу. Появились катафрактарии и клибанарии — всадники, с ног до головы закованные в чешуйчатую или пластинчатую броню. Даже их кони часто были защищены доспехами. Это были медленные, но страшные в лобовой атаке «танки» античности. Но даже тогда, в IV-V веках н.э., конница так и не стала для Рима главной силой. Империя рушилась, и её спасение было уже не в тактических новшествах, а в политической воле, которой катастрофически не хватало. Римская военная машина, созданная для пехоты, так до конца и не смогла полноценно перестроиться на конные рельсы.
От княжеской дружины до степной лавины
На просторах Восточной Европы, где раскинулась будущая Русь, всё было иначе. Здесь не было ни древних традиций пехотной фаланги, ни гигантских империй с их бюрократией. Зато здесь была Степь — Великая Степь, вечный сосед, источник постоянной угрозы и, как ни странно, военных инноваций. Государственность здесь рождалась в седле. Князь и его дружина — это, по сути, и было государство. И дружина эта была конной. Пехота, конечно, была — ополчение из горожан и крестьян, — но все серьёзные дела решали профессиональные воины на конях.
Русская конница появилась поздно, если сравнивать с Европой или Ближним Востоком. Если рыцарство в Европе начало формироваться где-то в VIII веке, то на Руси первые полноценные конные дружины появились только к X веку. Но зато развитие шло стремительно. Этому способствовали два фактора. Во-первых, постоянные контакты с Византией, откуда заимствовались образцы вооружения и тактики. Во-вторых, и это главное, — вечная война со степными кочевниками: печенегами, а затем половцами. Эти ребята были прирождёнными всадниками и лучниками. Сражаться с ними пехотным строем было самоубийством. Они просто окружили бы его, засыпали стрелами с безопасной дистанции и ускакали бы при любой попытке контратаковать. Противопоставить им можно было только свою, не менее мобильную конницу.
В итоге русская княжеская дружина превратилась в универсальную силу. Она сочетала в себе черты и западного рыцарства, и восточной лёгкой кавалерии. Ядро дружины составляли «старшие» дружинники, бояре — тяжёлая, хорошо бронированная конница, вооружённая копьями и мечами. Их задачей был таранный удар, прорыв вражеского строя. Но была и «младшая» дружина, а также союзные кочевники (те же «свои» половцы или «чёрные клобуки») — лёгкая конница, вооружённая луками. Они завязывали бой, изматывали противника обстрелом, прикрывали фланги. Русские князья, такие как Владимир Мономах, были мастерами комбинированного боя. Они научились выдерживать первый натиск степняков, а затем наносить ответный удар своей тяжёлой конницей. «Слово о полку Игореве» — это не только великий литературный памятник, но и энциклопедия тактики того времени, с её стремительными рейдами, разведкой и ожесточёнными конными схватками. К XII веку конница стала абсолютной доминантой на полях сражений Киевской Руси.
Кстати, цепляться за слово «кавалерия» как исключительно «конницу» было бы ошибкой. Человеческая изобретательность в деле убийства себе подобных не знает границ. Там, где с лошадьми было туго, в ход шли другие животные. В пустынных регионах Ближнего Востока и Северной Африки арабы и берберы с успехом использовали боевых верблюдов. Верблюд, конечно, не такой резвый, как конь, зато выносливее и выше, а его специфический запах, говорят, пугал вражеских лошадей. Но настоящими супертанками древнего мира были боевые слоны. В Индии, у наследников Александра и у того же Ганнибала слон был стратегическим оружием. Это была живая крепость, с которой лучники и копейщики могли вести огонь, находясь в относительной безопасности. Один вид несущегося на тебя слона, украшенного боевой раскраской, мог обратить в бегство целые отряды. Правда, у слонов был один крупный недостаток: если животное удавалось ранить или сильно напугать, оно теряло управление, разворачивалось и начинало топтать уже свои собственные войска, внося в них хаос и панику. Так что это было оружие обоюдоострое. А вот экзотика вроде боевых волков или медведей — это уже оставьте для фэнтези. В реальной истории человек предпочитал опираться на проверенных и относительно предсказуемых животных, превращая их в продолжение своей военной воли.