— Ты что, серьёзно?! — голос Ольги дрожал так, что чашка с чаем в руке звякнула об блюдце. — Ты хочешь, чтобы я… сдала СВОЮ квартиру? И переехала к тебе?!
— А что тут такого? — Валентина Петровна развела руками, как будто обсуждала рецепт борща, а не судьбу чужой жизни. — Ты же девочка практичная. У тебя трёшка стоит — золотой мешок! Сдавай, а сами к нам. Денежка пойдёт на ремонт. Глядишь, и кухню расширим, и ванну в плиточку выложим. Не в гроб же мне с этой трещиной на потолке ложиться.
Ольга так и застыла с открытым ртом. Если бы кто-то в этот момент вручил ей «Оскар» за самоконтроль, она бы с благодарностью приняла — потому что руки чесались швырнуть свекрови в лицо не только чай, но и Артёма в придачу.
Артём, сидящий рядом на краешке дивана, выглядел так, будто его поставили в угол в детсаду. Он нервно вертел в руках телефон и таращил глаза в экран, лишь бы не встречаться взглядом с женой.
— Артём, — голос Ольги был похож на натянутую струну, — может, ты, как муж и сын, выскажешься? Или ты тоже считаешь, что я обязана сдавать квартиру, чтобы финансировать мамины… как это… евро-амбиции?
Артём вздохнул и вяло пожал плечами.
— Ну… Мамина квартира правда старая… обои там ещё с девяностых…
— Обои с девяностых не мешают ей жить! — взорвалась Ольга. — А мне мешает, что ты даже пискнуть не можешь в мою защиту!
Валентина Петровна тут же подалась вперёд, вцепившись взглядом в Ольгу:
— Ты посмотри на неё! Молодёжь пошла… Все только для себя, для себя! А я, значит, не человек? Я мать твоего мужа. Ты должна уважать старших. Да я за вас всю пенсию свою трачу — и мясо покупаю, и варенье варю! А ты… эгоистка!
Ольга вскочила с дивана. Руки дрожали. Сердце колотилось где-то в горле.
— Эгоистка?! Да если бы не я, ваш сынок до сих пор бы у вас под юбкой сидел, с PlayStation в руках!
Валентина Петровна театрально вздохнула, закатив глаза к потолку.
— Господи, какие же вы, современные… Безродные, бессердечные. Всё тебе «моё», «моё». А семья — это не «моё», это «наше»!
— Наше?! — у Ольги уже дергался глаз. — Так пусть и ваша квартира будет «наша»! Запишите на нас с Артёмом, и я с радостью сдам свою.
— Что ты такое говоришь? — Валентина Петровна в ужасе схватилась за сердце. — Это же МОЁ жильё!
— Вот и моя трёшка — МОЯ! — рявкнула Ольга. — И если я ещё раз услышу это бредовое предложение, я…
Она не договорила. Схватила сумку, телефон и, не глядя на Артёма, метнулась к двери.
— Оль, ну подожди… — пробормотал он, поднимаясь.
Ольга даже не обернулась.
— Если хочешь, оставайся тут. Ты всё равно уже наполовину здесь живёшь, раз мама так за тебя воюет!
И дверь хлопнула с таким звуком, что в прихожей зазвенела хрустальная люстра.
Валентина Петровна криво усмехнулась, поджав губы:
— Вот она — новая мораль. Домой не зови, денег не давай, зато на ногти и кофейни хватает.
Артём вздохнул и уткнулся в телефон. В глазах мелькнула тень тревоги. Ему почему-то казалось, что в этот раз жена не вернётся так легко.
Ольга закрыла за собой дверь и, дрожащими руками сбросив сапоги, упала на диван. В квартире стояла тишина — такая тишина, от которой хотелось выть. Только тиканье часов звучало как насмешка.
«Вот и приехали…» — мысленно хмыкнула она, вспоминая выражение лица Валентины Петровны. Сколько в этом взгляде было укоризны, пафоса и какой-то мелочной злости, как будто она — эта самая свекровь — всем сердцем верит, что Ольга обязана, по гроб жизни.
Телефон завибрировал. Сообщение от Артёма:
«Ты где? Мамка переживает…»
Ольга аж рассмеялась. Горько, нервно.
— Мамка переживает… — вслух произнесла она, глядя в пустую комнату. — А ты? Ты хоть раз за эти пять лет переживал за меня, а не за «мамку»?
Слёзы подступили к глазам, но Ольга с силой вытерла их ладонью. Никаких слёз. Хватит. Сколько можно быть этой удобной, вежливой «невесткой года»?
Она встала, подошла к шкафу и резко распахнула его. Мужские рубашки, аккуратно сложенные джинсы, стопка носков — всё это раздражало до зубного скрежета.
— Ну что, Артём Сергеевич… Похоже, пора вам обратно к мамочке, — пробормотала Ольга и начала скидывать вещи в чемодан.
Телефон снова завибрировал. Звонил Артём.
— Да?! — голос у неё сорвался на крик.
— Оль… Ты чего так? — голос мужа был тихим, с обиженными нотками, как у школьника, которого несправедливо отчитали за разбитую вазу. — Мама ведь просто предложила. Ну, может, она не права, но ты же понимаешь… Ей одной тяжело…
— Тяжело?! — Ольга засмеялась. Громко, зло. — Ей тяжело? Артём, а мне каково, а? Ты хоть раз подумал, что я пашу на двух работах, чтобы в этой квартире наконец появился нормальный ремонт?! И не для себя одной, а для НАС! А твоя мама хочет, чтобы я всё это сдала и шла жить к ней?!
— Ну так это же временно… — начал он неуверенно.
— Временно? — Ольга резко закрыла чемодан. — Артём, я за эти пять лет поняла: для тебя всё временно. И взрослая жизнь, и ответственность, и даже я, похоже.
— Оль, давай спокойно… — Он явно пытался перевести всё в шутку. — Ты же знаешь, мамка упрямая, но она добрая.
— Добрая?! — Ольга почувствовала, как внутри закипает. — Она считает меня дойной коровой! И если ты этого не видишь, значит… оставайся с ней.
— Это угроза? — в голосе Артёма вдруг прорезалась злость.
— Это факт, — отрезала она. — Сегодня забираешь свои вещи.
— Ты серьёзно сейчас? — он почти заорал. — Из-за какой-то ссоры с мамой ты готова развалить брак?!
— Артём, я не из-за ссоры с твоей мамой. Я из-за того, что у меня нет мужа. Есть только мальчик, который всё ещё слушает мамочку.
Он молчал. Секунда. Две.
— Я приду поговорить вечером, — наконец выдавил он.
— Не надо, — Ольга бросила телефон на диван.
Чемодан стоял в коридоре, как символ её окончательного решения. Сердце билось, как сумасшедшее.
«А вдруг я делаю глупость?» — мелькнула мысль. — «Вдруг он одумается?»
Но тут же перед глазами встал Артём, который смотрит на мать, как на священный истукан. И в этот момент Ольга поняла: если он и одумается, то слишком поздно.
Телефон снова завибрировал. Сообщение от Валентины Петровны:
«Девочка, не горячись. Женщина должна быть гибкой. Помни: семья — главное. Сдашь квартиру — ничего страшного, зато будет мир в доме».
Ольга рассмеялась вслух. Зло и обречённо.
— Мир в доме… — Она взяла чемодан за ручку и подтянула к двери. — Ну что ж, пусть у вас будет свой «мир в доме». А я наконец поживу в своём.
— Ты серьёзно собираешь мои вещи? — Артём стоял в дверях, с растерянным лицом и пластиковой сумкой из супермаркета. — Оль, это уже слишком.
— Слишком? — Ольга даже не повернулась. — Слишком — это когда твоя мать решает, где я должна жить и на что тратить деньги. А это… это называется «возвращение блудного сына к мамочке».
Она хлопнула дверцей шкафа и протянула ему аккуратно сложенные рубашки.
— Держи. Тут твои офисные костюмы. Вдруг маме понадобится нарядный «сыночек» для встреч с соседками.
— Оль, хватит язвить! — Артём швырнул сумку на пол и шагнул к ней. — Ты понимаешь, что рушишь семью?!
— Семью? — Ольга подняла на него глаза, в которых вместо слёз уже горел ледяной огонь. — А где она была, эта семья, когда я таскала пакеты с продуктами, а ты лежал на диване? Где она была, когда твоя мама по десять раз в день звонила и проверяла, не «запустила ли я тебя»?
Телефон Артёма завибрировал в кармане. Он вытащил его и включил громкую связь. На экране — Валентина Петровна.
— Артёмка, ты там? Ты дома? С ней? — голос свекрови был напряжённый, как струна.
— Да, мама. Мы разговариваем.
— Разговариваем?! — Ольга сорвалась. — Валентина Петровна, а не хотите сразу сюда прийти? Так сказать, финальный акт трагедии в трёх частях!
— Ольга, девочка моя… — вкрадчиво начала свекровь. — Ты же понимаешь, я ничего плохого не хотела. Ты же сама должна быть гибче. Ну кому тяжело, если не мне? Я же на пенсии… Артём — мой единственный сын. Я вас обоих люблю, но ты всё усложняешь!
— Ага, я усложняю, — Ольга усмехнулась. — Может, я сразу должна оформить дарственную на свою квартиру на вас, Валентина Петровна? Чтобы вам ремонт быстрее пошёл?
— Вот зачем такие слова? — в голосе свекрови зазвенели слёзы. — Женщина должна хранить семью. Не выгонять мужа! А если он уйдёт — ты ведь не потянешь одна…
— Ох, спасибо за заботу! — Ольга резко выдернула у Артёма телефон и выключила вызов. — А теперь слушай меня внимательно, Артём. Или ты остаёшься с мамой и продолжаете обсуждать мои недостатки за вечерним чаем, или…
— Или что?! — он повысил голос.
— Или ты учишься быть мужем. Но, боюсь, этот поезд уже ушёл. — Ольга распахнула дверь и показала на коридор. — Чемодан у двери. Сумку возьми. До свидания, Артём.
Он замер. Несколько секунд они стояли напротив друг друга. В её глазах читалась усталость, в его — злость и обида.
— Ты не найдёшь лучше меня, — процедил он. — И пожалеешь.
— Знаешь что, Артём? — Ольга взяла с полки его любимую кружку с надписью «Лучший муж» и кинула в чемодан. — Я уже нашла. Себя.
Он молча поднял чемодан, захлопнул дверь и ушёл.
В квартире воцарилась тишина. Та самая, от которой раньше хотелось выть. Но теперь — нет. Теперь в ней было что‑то освобождающее.
Ольга села на диван, обняла колени и громко рассмеялась. Смех перешёл в слёзы. Она плакала не потому, что боялась одиночества. А потому, что впервые за много лет почувствовала — она больше никому ничего не должна.
«Добро пожаловать в новую жизнь, Оля», — пронеслось в голове.
Конец.