Он называет их «Черная стая». Так фронтмен Дейв Гаан окрестил особо одержимых поклонников, которые всю свою жизнь посвящают тому, чтобы следовать за Depeche Mode. Гаан и его коллеги по группе — Мартин Гор и Эндрю Флетчер, основавшие Depeche Mode в 1980 году, — делают музыку для изгоев. Однако, учитывая огромную популярность группы за последние три десятилетия, «Черная стая» сегодня, возможно, даже превосходит по численности обычных слушателей. Магия Depeche Mode гораздо шире, чем просто новое веяние в музыке. Они пишут песни, которые звучат на стадионах, но в то же время наполнены всей драматичной искренностью личных дневников (многие поклонники выбрали бы альбом 1986 года Black Celebration в качестве саундтрека своей юности). Прошлой весной Гаан, Гор и Флетчер выпустили свой двенадцатый студийный альбом Sounds of the Universe и отправились в мировой тур, который был внезапно прерван, когда Гаан попал в больницу с подозрением на гастроэнтерит (позже выяснилось, что речь идет о раковой опухоли низкой степени злокачественности). Но «Черная стая» не должна отчаиваться: группа вновь вернулась на сцену, и у неё впереди насыщенный график до конца года.
Актриса Хлоя Севиньи — настоящая поклонница Depeche Mode. Впервые она услышала музыку группы в юности в Коннектикуте, а постер с изображением Гаана занимал почетное место на стене её спальни. В этом интервью она беседует с 47-летним музыкантом о том, как одинокие изгои-подростки становятся очень популярными взрослыми.
ДЕЙВ ГААН: Привет, Хлоя.
ХЛОЯ СЕВИНЬИ: Привет! Ты не в Нью-Йорке?
ГААН: Нет, к сожалению. Сейчас я в Лондоне. Только что была репетиция.
СЕВИНЬИ: Готовишься к туру… Знаешь, я пыталась попасть на концерт Depeche Mode 101, когда была ребёнком. Я тогда училась, наверно, в седьмом-восьмом классе.
ГААН: Наверное, тебе было лет 5 или что-то такое. [Смеётся]
СЕВИНЬИ: Нет! Мне было около 14 или 15. Я много слушала музыку, мой отец всегда следил за всем новым, плюс у меня был старший брат. Но именно Depeche Mode стала первой группой, которую я открыла сама для себя.
ГААН: О, круто.
СЕВИНЬИ: Но я не могла собрать достаточно денег, чтобы купить билет на концерт. Моей зарплаты няни не хватало. В парке, где я росла, тусовался один парень. Он был кем-то вроде Дэймона из фильма «Беспечные времена в «Риджмонт Хай». Помнишь этого персонажа? Он продавал билеты на концерты, травку и всё такое. Один парень ездил на Honda CRX с наклейкой WDRE на бампере. Я подошла к его машине и спросила: «У тебя есть билеты на Depeche Mode?» Он ответил: «Да, столько-то долларов». У меня денег не было, поэтому он сказал: «Если ты мне передёрнешь, я тебе билеты просто так подгоню».
ГААН: О! Нееет!
СЕВИНЬИ: Тогда я не знала, что это такое, хотите верьте, хотите нет. Поэтому я вернулась к друзьям, которые были в другой машине, и сказала: «Он даст мне билеты, если я ему передёрну». Мои друзья сказали: «Нет! Не делай этого!»
ГААН: О, боже мой!
Мне кажется, музыка Depeche Mode каким-то образом привлекает чудаков, тех, кто ищет чего-то необычного. Дэйв Гаан
СЕВИНЬИ: Так вот, я так и не попала на «101», но после этого видела вас много раз. Один из моих любимых моментов в ваших выступлениях — это то, что вы делаете между словами песен на сцене. Вы делаете это так: отводите микрофон от лица и бормочете что-то себе под нос.
ГААН: [смеётся] Да, да.
СЕВИНЬИ: Мне всегда было интересно, что вы говорите. Чувствуете ли вы себя в рамках каждой отдельной песни, или вам приходится немного выходить за эти рамки?
ГААН: Вы правы. На самом деле, я думал об этом вчера, когда мы выступали, потому что я еще играю в сольном проекте. Я собрал отдельную группу с ребятами, которых знал по Лос-Анджелесу: Мартином ЛеНоблем, который играет со мной на басу и пришёл из Porno for Pyros, и Виктором Индриццо, моим барабанщиком, который играл с Беком. Это сильно отличается от Depeche Mode, где всё давно уже устоялось и находится стабильно на своих местах. Я своего рода Джокер, я — часть группы. И иногда меня раздражают ограничения, в которых я нахожусь. Всё очень структурировано.
СЕВИНЬИ: Но эти моменты на сцене такие динамичные.
ГААН: Это зверь во мне. Это зверь, вырывающийся из клетки.
СЕВИНЬИ: Еще одна важная часть живых концертов — это то, что они превращаются в совместное пение. Зрители начинают подпевать. Вы слышите их со сцены? Это громко?
ГААН: О да. Понимаете, я ведь не пользуюсь внутриушными мониторами, как сейчас многие артисты. У меня до сих пор старомодные сценические мониторы. Я должен чувствовать публику. Мне нравится это ощущение единства. В этом даже есть нечто духовное, понимаете, как будто мы все вместе делаем это. Очень ярко ощущается публика — особенно на некоторых концертах, где нам предстоит сейчас играть в туре. Мы начали в Тель-Авиве, там играли на огромном футбольном стадионе, как когда-то, когда мы играли тур 101. Но теперь так по всей Европе. Мы еще ни разу не делали тур только по стадионам, так что, думаю, будет очень безумно. Я уверен, некоторые из этих концертов будут просто дикими.
СЕВИНЬИ: А в каких городах самые лучшие поклонники?
ГААН: Лос-Анджелес — это всегда что-то особенное. В Лос-Анджелесе, да и в Нью-Йорке — это мои родные города. Нет ничего сравнимого с тем, когда ты выходишь на сцену в Madison Square Garden.
СЕВИНЬИ: Я видела вас в Madison Square Garden.
ГААН: Думаю, в этих городах я стараюсь чуть больше — потому что это дом, есть какое-то чувство долга. Но Лос-Анджелес потрясающий. Вообще атмосфера разная по всей Европе. Например, в Италии все подпевают не только на песнях, но и между песнями — целое футбольное поле скандирует. Милан великолепен. Париж фантастический. В Лондоне публика сложнее — все там немного снобы и пафосные выпендрёжники.
СЕВИНЬИ: Да, я бывала на ваших концертах и чувствовала это.
ГААН: Когда я приезжаю в Лондон, всегда кажется, что передо мной закрываются большие ворота. Это не мой дом. А Польша — просто безумная. Прага великолепна, Будапешт...
СЕВИНЬИ: Как думаете, правда ли, что в этих городах именно отчасти отчужденные, нестандартные люди приходят на концерты и отрываются на выступлениях? Мне кажется, именно среди маргиналов, аутсайдеров кипят наибольшие страсти...
ГААН: Так и есть. Это изначально были дети, которые не очень-то вписывались в школьную жизнь — у которых что-то было не так, они отличались от других.
СЕВИНЬИ: Да, я помню, как это происходит.
ГААН: Помню, в детстве я довольно хорошо притворялся. У меня было много разных компаний, друзей. Были ребята, которые ходили на концерты и дискотеки, тусовались на улице, угоняли машины и всё такое. Я никогда не задерживался там настолько, чтобы кто-то успел со мной сблизиться, и, похоже, это своего рода закономерность в моей жизни. Думаю, мы с Мартином [Гором] оба такие. Мы выросли в схожей среде. У нас обоих были отчимы, которых мы считали своими отцами, а это было на самом деле совсем не так. Мы выросли в похожей атмосфере недоверия. Так что таких людей много, и мне кажется, музыка Depeche Mode каким-то образом привлекает чудаков, тех, кто ищет чего-то необычного.
СЕВИНЬИ: Но для группы, которая нравится изгоям, вы продали миллиарды пластинок.
ГААН: На свете полно чудаков. [оба смеются]
Я всё ещё верю, что одна пластинка может действительно изменить мои эмоции и ощущения. И это единственное, что делает это мгновенно и без последствий. Дейв Гаан
СЕВИНЬИ: Я хотела спросить у вас, как появилась идея вращающегося микрофона? Когда вы впервые это сделали? Нас, женщин, это очень привлекает.
ГААН: Ну, всё началось, до того, как Мартин начал играть на сцене на гитаре. Я был практически один. Тогда были Алан [Уайлдер], Флетч [Эндрю Флетчер] и Мартин на своих пятачках, играя на синтезаторах и прочем. А я был в центре совсем один. Так что мне пришлось создать свой собственный маленький мир. То есть, всё было нормально, когда мы играли в маленьких клубах и театрах. Но потом появились огромные 60-метровые сцены, которые вокруг меня казались совершенно пустыми. Именно тогда я начал погружаться в свой собственный мир и исполнять каждую песню физически и голосом. Так микрофонная стойка стала моим партнёром... моим партнёром по танцам.
СЕВИНЬИ: Это так прекрасно, как ты танцуешь. У тебя не кружится голова от вращения, или ты делаешь это как балерина, глядя в одну точку?
ГААН: Я бросаю вызов гравитации, да. Не знаю, как я иногда удерживаюсь на ногах, но порой это и правда выходит из-под контроля. На самом деле, нужно несколько концертов, чтобы снова в это втянуться. Это странно. В моём выступлении есть разные моменты, которые просто сами собой включаются. Например, если я не сделаю определённых вещей, то мне уже кажется, что я схалтурил и не выполнил свою работу.
СЕВИНЬИ: Что ты не выложился на полную.
ГААН: Я уже не могу вернуться к тому, как было ранее. Когда я начинал, я был как шугейзер*. Мне было страшно – и до сих пор страшно, но я просто лучше это скрываю. Много лет назад, когда мне было лет двадцать, максимум, на что я мог рассчитывать, – это вцепиться в микрофон и смотреть в пол. Но с годами я научился использовать своё тело, и это здорово помогает.
*шугейзер shoe gazing: (пристально смотрящий на обувь) — поджанр инди-рока и альтернативного рока, возникший в Великобритании в конце 1980-х годов.
СЕВИНЬИ: Я немного почитала в интернете, и ты намекнул на несколько песен, которые, возможно, вы будете исполнять в новом туре. И мне было интересно, есть ли шанс, что ты сыграешь Stripped.
ГААН: Да. Очень вероятно, что ты услышишь её. И кое-что из старых вещей тоже. Мы репетировали Strange Love и Master and Servant. На самом деле, сейчас их немного странно исполнять.
СЕВИНЬИ: Когда вы играете свои ранние песни, такие как Enjoy the Silence или Blasphemous Rumors, — а это очень глубокие песни, — приобретают ли они сейчас иной смысл, чем в те времена, когда вы были молоды?
ГААН: Да. Некоторые песни, например, Enjoy the Silence, для меня всегда уместны, где угодно и когда угодно. В этой песне есть что-то вне времени, и мне никогда не бывает скучно ее исполнять, и я не чувствую необходимости что-то перепридумывать. И этой песне всегда подпевает публика, что, конечно, очень помогает. Stripped — это ещё и своего рода гимн, поэтому публика действительно подпевает. Это всегда как песня о конце времён.
СЕВИНЬИ: Это душераздирающе. [Гаан смеётся] Я знаю, что, когда я играю один и тот же спектакль в переполненном зале, то я открываю для себя что-то новое, даже повторяя реплики снова и снова каждый вечер. Но вы ведь исполняли эти песни тысячи и тысячи раз. Должно быть, трудно каждый раз искать страсть для исполнения.
ГААН: Иногда я задумываюсь об этом. Если бы я когда-нибудь почувствовал, что-то подобное, я бы просто сказал остальным, что я больше так не могу. Я бы не хотел, чтобы мы ненавидели песню, или погрузились в какую-то ностальгию или что-то в этом роде. В этом тоже может быть что-то прекрасное. Например, я понимаю, когда люди всё ещё ходят на Rolling Stones. Я видел их в Нью-Йорке, в театре «Бикон», когда Мартин Скорсезе снимал свой документальный фильм, и был поражён, насколько они были хороши. Но в то же время я думал: «Мда, не хотел бы я заниматься этим в таком возрасте». [смеётся]
СЕВИНЬИ: Мне кажется, постепенно, от ранних записей к нынешним, звучание становилось, может быть, не мрачнее, но более мужественным, менее танцевальным. Было ли это осознанным решением?
ГААН: Мне кажется, это произошло как-то само собой. Когда мы приступали к работе над Sounds of the Universe, у нас между собой было написано больше песен, чем когда-либо раньше, и мы попытались записать все из них, а потом собрать из этого альбом. Для меня альбом до сих пор остаётся цельным произведением. Я всё ещё представляю его как пластинку с двумя сторонами: первая сторона начинается и заканчивается, а затем вступает вторая. Но, думаю, в некоторых песнях, если говорить об инструментах, мы вернулись к более ретро-танцевальному стилю. Что касается вокала, мне очень нравится погружаться в тёмную сторону себя. Мне нравится чувство искупления в песне, когда музыка и мелодия вытаскивают тебя из этого мрачного состояния. Даже если тексты действительно мрачные и запутанные, мне нравится мелодия, которая поднимает тебя. Музыка способна на это. Я всё ещё верю, что альбом может действительно изменить мои чувства. Это единственное, что делает это мгновенно — знаете ли, без последствий. [смеётся]
СЕВИНЬИ: Можно немного спросить о сценических костюмах? Мода — одно из моих больших увлечений.
ГААН: Да, я заметил, что ты всегда носишь потрясающие наряды.
СЕВИНЬИ: Мне кажется, в начале ты носил что-то от Готье, может быть?
ГААН: Да, так и было. Ты права.
СЕВИНЬИ: А Мартин больше увлекался стилем садомазо. У тебя когда-нибудь был дизайнер, который делал тебе сценические костюмы, или ты сам всё придумывал?
ГААН: О, нет, мы просто делали что-то своё. У нас и сейчас так происходит. Даже если я сажусь с кем-то, чтобы придумать, что надеть, как должен выглядеть мой костюм, что угодно, я сижу с ним, мы рисуем эскизы и выбираем ткани. Мне нравится это делать. Я, честно говоря, учился в художественном колледже, но бросил на третьем курсе. Но одним из предметов, который мне действительно нравился больше всего, была мода. Наверное, потому что в группе было только два парня — я и ещё один парень, Айвер, а остальные — девушки, поэтому нам уделялось много внимания.
СЕВИНЬИ: [смеётся] Кого ты нанимаешь для пошива костюмов?
ГААН: В прошлом туре со мной над дизайном работал Йохан Линдеберг. В этом туре я работал с девушкой из Нью-Йорка, Эйприл Джонсон. Она стилист, и мы сели и всё продумали. У Мартина тоже есть несколько потрясающих нарядов. Но он отказался от крыльев. Он решил, что пора от них избавиться.
СЕВИНЬИ: Вы оба всегда потрясающе выглядели, а остальные — в своих водолазках, длинных шортах и старых кожаных куртках...
ГААН: Да. Мне нравились вещи, которые мы в начале нашей карьеры просто покупали в секонд-хендах и комбинировали вместе. У нас тогда почти не было денег. Если нам что-то и перепадало, первым делом мы покупали что-нибудь дорогое, например, кожаную куртку Жан-Поля Готье или что-то в этом роде. [смеётся]
СЕВИНЬИ: Вы носите одно и то же каждый вечер или что-то с чем-то сочетаете?
ГААН: Я комбинирую, ношу разные вещи, но как только я надеваю что-то, что мне действительно нравится, то у меня тут же появляется около четырёх абсолютно одинаковых нарядов, потому что мне нравится вживаться в образ на протяжении всей работы. И как только я вхожу в образ, мне сложно вырваться из него. Я остаюсь в нём. Особенность песен Depeche Mode в том, что они очень визуальны. Для меня они рассказывают историю о персонаже, который пытается искупить свою вину или найти то, во что можно верить — какую-то веру или надежду. Наши методы очень разрушительны, но надеюсь, что мы всегда находим выход.
СЕВИНЬИ: Сколько у вас детей?
ГААН: У меня есть сын, которому 21 год — он уже не так молод. Теперь он мужчина. Кроме того, у меня есть 16-летний пасынок Джимми и 9-летняя дочь Стелла Роуз.
СЕВИНЬИ: Мне вот интересно: один из сыновей Ника Кейва сейчас работает моделью, и он появляется абсолютно везде. И, конечно же, в Нью-Йорке полно молодых ребят, которые являются сыновьями или дочерьми известных людей — музыкантов или актёров — и ввязываются в этот бизнес или становятся тусовщиками, диджеями и тому подобным... Вы стараетесь отвлечь своих детей от подобных занятий?
ГААН: Да, мой старший сын, который живёт в Лондоне, увлекается музыкой, у него своё дело, и я знаю, что он хочет играть. Он работает в промоутерской компании. Но вот мой сын в Нью-Йорке, Джимми, увлекается баскетболом. Он всецело посвящён команде «Никс».
СЕВИНЬИ: Я никогда не видела тебя на матчах «Никс». Я хожу туда постоянно.
ГААН: О, я иногда бываю на матчах «Никс». А вот Джим там постоянно. Играть в баскетбол немного похоже на игру в рок-группе: нужна дисциплина, чтобы выходить на сцену и заниматься этим каждый вечер.
СЕВИНЬИ: Быть в группе — это как быть спортсменом.
ГААН: Да. Я устраиваю настоящее шоу и горжусь этим. Потому что я хожу на концерты многих групп и иногда чувствую себя разочарованным. Есть несколько исполнителей, которых я считаю действительно классными, например, Ник Кейв или Игги Поп, которые просто отдаются выступлению. А бывает, что ты приходишь и видишь людей, которые играют вполсилы.
СЕВИНЬИ: Я ужасно волнуюсь, когда встречаю знаменитостей. Как-то встретила Сьюзи Сью в Лондоне — вообще не смогла нормально заговорить. Она для меня настоящий кумир и икона.
ГААН: У меня тоже бывает такое с некоторыми людьми. Сьюзи Сью, да, она действительно немного пугающая. Может очень быстро поставить тебя на место, если что.
СЕВИНЬИ: Да, и еще надо уметь хорошо выступить на сцене.
ГААН: Она великолепна. Я раньше просто дико переживал, когда встречал людей, которых уважал и любил. Я однажды встретил Дэвида Боуи, и тогда просто трясся — думал: «А вдруг я ему не понравлюсь?» Но он оказался очень приятным человеком, мы отлично пообщались. Я вообще огромный поклонник Боуи. Постоянно возвращаюсь к его музыке. Если у меня определенное настроение, я знаю, что могу поставить Ziggy Stardust (1972) или Aladdin Sane (1973), и полностью поменять свой внутренний настрой. Это всегда переносит меня в то самое место, куда я всегда хотел попасть, когда был подростком. Тогда, где был Боуи, хотелось быть и мне.
СЕВИНЬИ: Я вот поэтому и думаю, так важно продолжать исполнять старые песни вживую, даже если ты спел их миллионы раз. Для фанатов это возвращение в то время, когда они сами были подростками.
ГААН: Это правда. Я тоже об этом всегда думаю. Бывает, накатывает — думаешь, не сможешь выступать, или, например, размышляешь: «Есть ли в отеле рум-сервис?» (Хлоя смеется), мысли уносят прочь, и тут — бац! — возвращаюсь, потому что игнорировать фанатов Depeche Mode невозможно. Они требуют от нас колоссальной отдачи. Вот в этом и состоит настоящее шоу Depeche Mode – это общее дело. Я всегда повторяю: группа уже давно стала чем-то большим, чем просто команда людей. Это уже нечто отдельное, свое собственное, и оно будет жить даже после того, как нас не станет.
СЕВИНЬИ: Особенно когда среди поклонников встречаются по-настоящему одержимые, фанатичные люди.
ГААН: Да, порой это пугает. Мы их называем «Черная Стая».
СЕВИНЬИ: О, классное название! У Моррисси его поклонники зовутся «Нерегулярные Регуляры».
ГААН (смеется): А у нас – «Черная Стая», и в Европе вы реально видите их на каждом концерте. Не знаю, где они работают, чем занимаются, но только мы объявим тур — бац, и они уже купили билеты на все выступления!
СЕВИНЬИ: Они и у отеля часто собираются, или что-то вроде того?
ГААН: Некоторые из них, да. Они довольно безбашенные, поэтому мы стараемся за ними приглядывать. Хотя бывают и совсем безумцы, но за столько лет они уже научились выбирать верный момент. Просто если я, скажем, с семьёй — мне такое внимание совсем ни к чему, особенно детей своих очень оберегаю. Пацаны уже сами за себя постоят, но когда рядом жена или дочка — нет, не сейчас. Только если фанаты переходят черту, я могу стать довольно резким.
СЕВИНЬИ: Когда говоришь, что группа заботится о них — это значит, вы помогаете с билетами?
ГААН: Да, особенно если речь про тех, кто передвигается с нами в туре. Бывает, людям не хватает билетов, мы пытаемся все уладить. Иногда сажаем фанатов даже в поезда или на самолёты, чтобы они могли попасть на следующий концерт.
СЕВИНЬИ: «Черная Стая» — мне это очень нравится.
---
Хлоя Севиньи — актриса, номинированная на премии «Оскар» и «Золотой глобус», модель и модельер.