Была в истории нашей планеты эпоха, когда карта мира напоминала чистый лист бумаги в руках первоклассника — испещренный кляксами, кривыми линиями и подписями вроде «Здесь живут драконы». Первооткрыватель, натыкаясь на неизвестный клочок суши, мог назвать его как угодно: в честь короля, святого, любимой собаки или просто по своему первому впечатлению. «Ага, тут холодно — назовем-ка мы это Гренландией, то есть «Зеленой землей»!»
Так и дошли до нас эти названия — как желтые открытки из прошлого. Одни названия выведены с придворной важностью, а другие — нацарапанные дрожащей рукой после месяцев качки. По ним можно угадать, кто спонсировал экспедицию, например «Земля Короля Карла» — дань монарху, финансировавшему экспедицию (хотя он и не представлял, где это находится), или насколько сильно моряки хотели домой, как в истории с «Островом Отчаяния» — крик души экипажа, месяцами не видевшего земли.
Названия, о которых пойдет речь, появились не благодаря проницательности, а наоборот вопреки здравому смыслу. Их автор — Фернан Магеллан, человек, чье имя носит пролив, но чья наблюдательность, видимо, застряла где-то в тумане. Бывают путешественники, которые называют земли поэтично — в честь закатов, легенд или возлюбленных. Магеллан не из таких. Его топонимический принцип был прост: «Увидел — «обозвал» — если ошибся, ну, бывает». Итак, приступим.
Патагония, или «Страна большеногих»
В 1520 году, Магеллан и его команда, высадившись на берег Южной Америки, не встретили ни души. Зато на песке красовались следы — огромные, словно оставленные великаном «Ну, — подумали испанцы, — раз ноги такие, то и сами аборигены, видимо, под стать — огромные великаны». В их защиту скажем: XVI век был золотой эрой для всякой небывальщины. Люди верили в циклопов, русалок и племена, у которых лица растут на животах. Рядом с этим гипотетические патагонцы с ластами вместо ног выглядели почти правдоподобно.
Правда открылась позже: следы оставили индейцы теуэльче, носившие мокасины из шкур. Но имя уже прижилось. «Патагония» — звучит гордо, как диагноз. Позже капитан Грант искал здесь своего сына, а ученый Паганель путал Австралию с Патагонией. Но это, как говорится, уже совсем другая история — хотя и не менее абсурдная.
Огненная Земля, или «Ошибка сквозь туман»
Второй ляп Магеллана случился из-за двух вещей: пролива, который позже назовут его именем, и тумана, который висел там, как занавес в дешевом театре. Моряки, вглядываясь в молочную пелену, увидели огни. Много огней. «Вулканы!» — решил Магеллан. На самом деле это были костры: на берегу — индейцев яганов, на воде — кочевников алакалуфов. Но кто же станет разбираться, когда можно написать в судовом журнале: «Огненная Земля» и поскорее плыть дальше?
Теперь Патагонию и Огненную Землю называют «Краем света». Хотя в географических справочниках такого названия нет. Это поэтическая вольность — как сказать про Сахалин «место, где кончается терпение». Ветер здесь дует так, будто ему кто-то должен. Деревья кривые, будто их сажали пьяные. Овцы бродят по пампе с видом философов, понявших всю тщету бытия.
Но для тех, кто жил здесь до Магеллана, это не был «край». Это был просто дом. Без великанов, без вулканов — зато с кострами, на которых, наверное, жарили ту самую патагонскую дичь. Или нет.
Фернан фантазёр
Магеллан вошёл в историю как человек, который ошибался с размахом. Его экспедиция, о которой мы писали ранее, оставила нам не только первое кругосветное плавание, но и коллекцию топонимических курьёзов, каждый из которых достоин отдельного рассказа.
Патагония и Огненная Земля — пожалуй, самые поэтичные ляпы Фернана. Но есть ещё несколько шедевральных ляпов от старого мастера. Возьмём Тихий океан. Названный так за три месяца относительного штиля, он потом столетиями топил корабли, словно мстя за столь легкомысленное имя. Магеллан, конечно, не знал, что его "Mar Pacifico" — это самый буйный океан планеты. Но факт остаётся фактом: благодаря случайному везению мы теперь имеем географическое название, которое является образцом исторического лицемерия.
Филиппины — история с печальным финалом. Названные в честь принца, который никогда там не был, острова стали могилой для самого Магеллана. Ирония судьбы: сегодня на месте его гибели стоит памятник тому самому вождю Лапу-Лапу, который прервал это географическое турне моряка.
А какие перлы остались в судовых журналах! Пингвины, записанные как "странные гуси". Острова Воров, получившие имя после пропажи одной шлюпки. Каждая ошибка — как капсула времени, сохранившая дух той эпохи, когда картографы работали методом творческого угадывания.
В итоге Магеллан, сам того не желая, создал нечто большее, чем точные карты — он оставил нам коллекцию исторических анекдотов. И теперь, глядя на глобус, мы можем с улыбкой отмечать: вот здесь великий мореплаватель ошибся, а вот здесь — фантазировал. Что, впрочем, не делает его достижения менее значительными — скорее, более человечными.
автор: Константин Ш., КристаллСаунд