Снежана сидела у панорамного окна и лениво помешивала кофе. На запястье поблескивали тонкие золотые браслеты, а у ног лежала болонка по кличке Пупси, подаренная Вовкой на день рождения. Вовка…
Он сейчас где-то между Саранском и Пензой, на новом объекте. Инспектирует сотрудников, проверяет, чтобы бензин не «уходил налево». Как он сам говорил, бизнес любит глаза хозяина.
— Зажралась ты, Снежка, — как-то раз сказала ей подруга Алина. — Такие, как мы, всю жизнь не попадут в твой мир. А ты там просто королева.
Да, Снежане повезло. Она не работала ни дня после свадьбы. Занималась собой: спортзал, брови, ногти, визаж, солярий. Каждое утро фруктовый смузи и прогулка по бутикам. Потом спа. Иногда фотосессии в дорогих отелях, выложенные в соцсети.
Шесть лет такой жизни. Вовка был старше на десять лет, но не скупился. В её жизни было всё: дом с камином, машина, личный косметолог и даже персональный стилист. А когда он говорил про детей, Снежана переводила разговор. Ещё рано, ещё столько всего хочется… она не хотела запереться в четырёх стенах с пелёнками.
Однажды Алина пригласила её на дачу. Мол, приедут ребята, нормальные мужики, без навязчивости. Снежана колебалась: Вовка не любил, когда она куда-то выезжала без него, но был в отъезде. А на даче… почему бы и нет?
Когда она приехала, на участке уже пекли шашлык. У мангала стоял Вадим, высокий, в простой футболке, шрам под глазом. Не красавец, но как-то сразу притянул взгляд. Он не спешил, не тыкал глазами в её декольте, не глупо хихикал. Просто налил ей бокал вина, принес плед, когда стемнело.
И весь вечер слушал. Снежана говорила про детство, про институт, про то, как тяжело быть красивой. Вадим кивал, задавал вопросы. Удивительно, но она чувствовала себя уютно, не женой Вовки, не куклой с идеальным макияжем, а обычной женщиной, которой интересно.
Поздно ночью, когда все разъехались, она осталась. И сама удивилась, когда оказалась в его машине.
— Ты не обязана, — сказал он вдруг, когда подъехали к его дому.
Она только улыбнулась.
— Я знаю.
В ту ночь она не собиралась ничего делать. Правда. Таблетки остались дома. Но с Вадимом всё произошло как-то просто. Как будто между ними уже был мост…
И вот Снежана стояла перед зеркалом, вглядываясь в своё отражение. Макияж безупречен, фигура всё ещё как у двадцатилетней. Но что-то в ней изменилось, появилось неуловимое, словно в глазах появился чужой свет.
Уже вторую неделю её тошнило по утрам. Сперва списала на усталость. Потом — на кофе. Вовка недавно притащил какой-то новый сорт с горечью, от которого у неё сжимался желудок.
Но когда грудь начала наливаться болью, и запахи стали невыносимыми, даже духи «Шанель», любимые, стали казаться ядовитыми Снежана поняла, что-то не так.
— Только не это… — вздохнула она, опускаясь на краешек кровати.
Она достала тест из аптечки. Давний, ещё с тех времён, когда Вовка настаивал на ребёнке, а она, из вежливости, делала вид, что пытается. Через десять минут две полоски врезались в сознание, как удар током.
Беременна. Её бросило в жар. Мысли скакали, как испуганные воробьи. Она ходила из угла в угол, выронила бокал, он с хрустом разбился об пол. Пупси залаяла, но Снежана не обратила внимания.
— Нет… Это ошибка. Этого не может быть! Я же пила таблетки… почти всегда.
Она подняла глаза к потолку, потом медленно обвела взглядом спальню, белоснежная постель, зеркальный шкаф, портрет на стене, где они с Вовкой обнимаются на пляже в Дубае. Если он узнает… всё кончено.
На следующий день Снежана поехала к доктору. Частная клиника, всё по записи, без очередей.
Докторша была пожилая, с добрым, но строгим взглядом. Осмотрела, выслушала, и, сняв перчатки, сказала:
— Срок три недели.
— Я не могу его оставить… — тихо сказала Снежана. — Это не от мужа.
Врач подняла брови.
— Вы уверены, что хотите избавиться?
Снежана сжала пальцы в кулак.
— Я не хочу терять всё. У меня есть жизнь… другая. Это была ошибка.
Доктор лишь покачала головой:
— Знаете, иногда ошибки — самое живое, что есть в нашей жизни.
Снежана сжала зубы. Она пришла сюда не за моралью. Она пришла решить проблему.
Когда вышла из клиники, солнце било в глаза. Люди шли мимо, кто-то смеялся, пара подростков ела мороженое. Жизнь шла своим чередом, будто с ней ничего не случилось.
Она шла, как в тумане. Рядом остановился автобус, и в окно на неё смотрела беременная женщина, держа за руку малыша. Снежана отпрянула и свернула в переулок.
Той ночью она долго не могла уснуть. Лежала на боку, слушала, как внизу шумит система кондиционирования. Вовка был дома, рядом, храпел тихо.
Рука скользнула по животу. Он внутри такой маленький и уже живой.
«Но если оставлю… всё кончено. Я потеряю всё. Вовка не простит. Он не тот человек. А Вадим? У него даже нет квартиры, он проектировщик в каком-то институте, ездит на старом вольво. Это будет конец. Я не выживу в нищете».
И наутро она записалась на процедуру.
— Ты сегодня какая-то странная, — сказал Вовка, поднимая глаза от тарелки с яичницей. — Всё в порядке?
Снежана натянуто улыбнулась, поправляя халат.
— Всё нормально. Просто не выспалась.
Она старалась не смотреть на мужа, боялась, что он по глазам всё прочитает. Было ощущение, что за последние сутки она постарела на десять лет. После процедуры в клинике прошло всего два дня. Тело еще не совсем пришло в себя, но страшнее было другое… пустота. Внутри, где раньше кто-то жил…
— Я поеду в центр, надо кое-что купить, — бросила она, убирая чашку со стола.
— Ага. Возьми мою карту, — кивнул Вовка, доставая бумажник. — И, кстати…
Он замер, посмотрел на неё как-то пристально, хмуро.
— Снеж… мне звонил Витька. Помнишь, Витька, он охрану на заправке ставил, твой дальний родственник?
Снежана напряглась.
— Ну? И что?
— Говорит, видел тебя возле клиники. «Эстетик-Мед», слыхала такую? Частная, на Комсомольском.
Он поставил чашку. Тишина ударила по ушам, как выстрел.
— Ты что там делала?
Она опустила глаза, голос её дрогнул:
— Просто анализы…
— Какие анализы?! — резко перебил он, вставая. — Ты что, меня за иди.ота держишь? Я всё пробил, Снежана. Это клиника репродукции и гинекологии. И по дате всё сходится. Ты там два дня назад была.
Снежана медленно отступила, как будто удар мог последовать в любую секунду.
— Вова, я… я не знала, как сказать…
— Так скажи! — закричал он, бледнея. — Ты что, беременна была?
Она прижала руку к груди.
— Была…
Вовка выругался, схватился за голову, прошёлся по комнате, потом развернулся:
— И что?! От кого?!
— Я… я не хотела, правда. Это был один раз. Я не думала, что так получится…
Он посмотрел на неё с таким лицом, как будто видел впервые.
— Кто он? — спросил тихо, но в этом «тихо» было куда страшнее, чем в крике.
— Его зовут Вадим… Я не планировала… Мы просто общались, а потом…
— А потом ты решила мне рога наставить?!
Вовка с грохотом отбросил стул.
— Шесть лет, Снежка! Шесть лет я тебя носил на руках! Везде с собой возил, одевал, кормил, как королеву! А ты?
Он отвернулся, и в голосе его прорезалась боль:
— Я тебя любил по-настоящему.
Снежана закрыла лицо ладонями, шептала:
— Прости…
— Поздно, — отрезал он.
Через десять минут чемодан стоял у двери. Она даже не успела толком собраться. Просто металась, хватала вещи, он стоял рядом, не помогал, но и не мешал.
— Карту заблокирую, — сказал он, не глядя. — Всё оформлено на меня, так что не вздумай дергаться.
— Куда мне идти?.. — прошептала она.
— К Вадиму. Может, у него в старом «Вольво» местечко найдётся.
Она вышла на лестницу, сжимая чемодан. Хлопок двери за спиной прозвучал, как приговор.
Холодный июльский ветер тянул за край плаща, словно пытался остановить Снежану, прежде чем она сделает ещё один шаг. Стоя у входа в панельную пятиэтажку, она вглядывалась в табличку с номерами квартир, будто надеясь, что там не окажется нужной… вдруг она ошиблась адресом?
Но нет. Именно сюда, на окраину, в старенький дом, где пахло влажной штукатуркой и пылью, завела её дорога. В голове звенело: «Ты никому не нужна».
Всё, что было в её жизни, исчезло за одну ночь. Вовка не стал устраивать сцен и не бил посуду. Просто молча выставил чемодан за порог так, как отрезают гнилую ветвь — быстро, чисто, с сожалением, но без сомнений.
Снежана нажала на звонок. Один раз. Второй. И только на третий раз дверь приоткрылась.
— Ты? — удивлённо произнёс Вадим, стоя босиком в тёплой домашней футболке и спортивных штанах. На его лице застыло выражение растерянности, даже лёгкой тревоги. — Что случилось?
Она чуть опустила глаза. Голос был глухим.
— Можно войти?
Он отступил, пропуская её внутрь. Квартира была скромной: потертый диван, книжный шкаф, в углу рабочий стол, заставленный бумагами и чертежами.
Снежана села на край дивана и сразу ощутила, как подгибаются ноги. Казалось, что весь блеск её прежней жизни остался не просто в другой квартире, а в другой вселенной. А теперь она здесь с другим мужчиной и без денег, практически нищая.
— Я… — начала она, но голос предательски дрогнул. — Мне некуда идти.
Вадим сел напротив, не приближаясь.
— Ты ведь замужем. Была…
— Не спрашивай. Он узнал.
— Понятно…
Тишина стала тяжелой, словно воздух пропитался недосказанным. Вадим не бросался обнимать, не хватался за голову, ничего не спрашивал, только сидел и смотрел.
Снежана вытерла слёзы, отчаянно пытаясь сохранить остатки достоинства.
— Я думала… может, если… — она запнулась, — ты ведь говорил, что один, и мне показалось…
Он поднял руку, словно хотел остановить этот поток.
— Послушай, Снежана. Тогда, на даче… Это было красиво. Но я не думал, что это станет чем-то большим. Я не давал тебе никаких обещаний.
— Я тоже, — тихо ответила она, — но я забеременела.
Вадим удивлённо поднял глаза.
— Ты… серьёзно?
— Была беременность, но я сделала аборт. —Снежана не знала, зачем сказала это. Может, хотела вызвать жалость. Может, сама ещё не могла поверить, что ребёнка больше нет.
Вадим отвёл взгляд. Долго молчал. Потом поднялся, прошёл к окну, где стоял потрёпанный кактус в чашке.
— Прости, — сказал он наконец. — Я не тот человек, на которого ты можешь опереться.
Снежана встала, чувствуя, как всё внутри опадает, как старые лепестки цветов, забытых в вазе.
— Я понимаю, — произнесла почти шепотом она. — Спасибо, что честно признался.
Она взяла сумку, вышла в коридор, закрыв за собой дверь тихо, будто уходила не просто из квартиры, а оставив последнюю надежду.
На улице пахло пылью, дождём и выжженной травой. Автобус ушёл только что. Следующий через двадцать минут. Она села на лавку, обняв сумку.
Всё, что у неё было — это тонкая, почти незаметная нить боли внутри.
Снежана проснулась от холода. Сквозняк, тонкой струйкой пробежавший по полу, коснулся её щиколоток. Одеяло давно сползло, а батареи летом отключены. Она приоткрыла глаза. Потолок облупленный, в углу паутина. В комнате пахло старой пылью, влажной тряпкой и чужой жизнью.
Съёмную комнату в коммуналке она нашла через интернет по самой дешёвой цене. Хозяйка, старая сварливая женщина, при заключении договора даже не спросила имя. Только бросила:
— За неделю вперёд и не шуметь.
Снежана платила, молчала и старалась исчезнуть из мира, который когда-то был ее жизнью.
Она устроилась на склад разнорабочей, в ее обязанности входило перетаскивать коробки с товарами, считать накладные, наклеивать ценники. Руки гудели уже к обеду, пальцы опухали от коробочного скотча, но она терпела. Вытирала пот со лба, смотрела, как другие обедают, шутят, живут. А она просто была, как мебель.
Телефон не звонил. Вовка полностью вырезал ее из своей жизни. Всё, что раньше казалось вечным, оказалось арендованным: и карта, и квартира, и кольцо на пальце.
На остановке, вечером, она встретила Алину. Та вышла из дорогого внедорожника, в кожаной куртке, с сияющей кожей и стильной причёской.
— Снежка?! — изумлённо выдохнула она. —Это ты?
Снежана не отвела взгляда, просто кивнула.
— Привет.
— Боже… что с тобой случилось?
Взгляд Алины скользнул по выцветшей куртке, дешёвым кроссовкам, тусклым волосам.
— Всё, — усмехнулась Снежана. — Случилось всё.
— А Вовка? Ты же жила, как принцесса…
Снежана подняла глаза к тучам. Дождь начинал моросить.
— Принцессы иногда сами себя сжигают, — тихо сказала она. — А пепел не блестит.
Алина достала кошелёк.
— Возьми хотя бы немного…
— Не надо.
— Ты же… не справишься так.
Снежана посмотрела в её глаза, полные ужаса и жалости.
— Уже справляюсь. Тяжело, но надо учиться жить по-другому.
Они простились. И Снежана поняла, что она одна ошибка в один момент может изменить жизнь к худшему… Никто ей не виноват…