Я думала, что самое сложное в браке — это притереться друг к другу. Зубная паста, которую выдавливают посередине. Носки на полу. Споры о том, кто будет выносить мусор.
Оказалось — ерунда всё это.
Настоящая проблема пришла в мою жизнь со школьным рюкзаком и длинными русыми волосами. Катя. Дочь моего мужа от первого брака.
— Папа сказал, что теперь я буду у вас жить — сказала она, стоя в прихожей нашей двухкомнатной квартиры.
Восемь лет. Серьёзные глаза. И этот взгляд... Как будто она оценивает меня. Проверяет на прочность.
— Конечно — ответила я, улыбаясь. — Добро пожаловать домой.
Домой. Смешно. Мой дом за одну секунду превратился во что?
Игорь возился с её вещами. Два чемодана, коробка с игрушками, стопка книг. Всё детство, упакованное в картон и пластик.
— Лен, покажешь Кате её комнату? — попросил он.
Её комнату. То есть мой кабинет. Где я работала, думала, мечтала. Где стояли мои книги, мой компьютер, мои фотографии. Теперь всё это — в углу гостиной, словно в ссылке.
— Пойдём — сказала я девочке. — Посмотрим, что у нас получилось.
Мы поставили туда детскую кровать. Розовое постельное бельё — я выбирала его в магазине, пытаясь представить, что понравится восьмилетней девочке. Стол для уроков. Полки для игрушек.
— Красиво — тихо сказала Катя, но я почему-то не поверила.
Первый вечер. Ужин. Я приготовила борщ — мой фирменный. Игорь всегда говорил, что это лучший борщ, который он ел.
— Я не ем мясо — сказала Катя, глядя в тарелку.
— Как не ешь? — удивился Игорь. — Раньше ела.
— Раньше было раньше — ответила она. — А теперь не ем.
Я встала. Открыла холодильник. Что можно дать ребёнку на ужин, если он не ест мясо? Йогурт? Творог? Хлеб с маслом?
— Может, яичницу? — предложила я.
— Яйца тоже не ем. Это же будущие цыплята.
Игорь пожал плечами. Мол, дети, что с них взять. А я подумала: а что, если это не про еду вообще? Что, если это про то, что она не хочет ничего от меня принимать?
Макароны. Я сварила ей макароны с сыром. Она съела половину, спасибо сказала вежливо. Как чужой человек.
— Спокойной ночи — пожелала я, когда она пошла спать.
— Спокойной ночи, тётя Лена.
Тётя Лена. Не мама. Не Лена. Тётя Лена. Словно я — дальняя родственница, которая временно приютила её из жалости.
Игорь заснул быстро. Он всегда засыпал быстро — завидую этому умению. А я лежала и слушала. Тишина. Потом — тихий плач из детской комнаты.
Что делать? Идти утешать? Но я же не мама. Я — тётя Лена. Чужая тётя.
Я пошла. Постучала тихонько.
— Катя? Можно войти?
Она не ответила, но и не сказала «нет». Я приоткрыла дверь. Она лежала, отвернувшись к стене, но плечи дрожали.
— Скучаешь по маме? — спросила я, садясь на край кровати.
— Не ваше дело — буркнула она в подушку.
— Знаешь, я тоже скучаю по своей маме. Она живёт в другом городе.
— Моя мама умерла.
Я знала это. Игорь рассказывал... Это случилось два года назад. Катя жила с бабушкой, но бабушка заболела, и теперь...
— Мне очень жаль, — сказала я.
— Не надо жалеть. Мама говорила — жалость никому не нужна.
Мудрая была женщина. И какая же я дура, если пытаюсь её заменить.
— А что мама ещё говорила? — спросила я.
Катя повернулась ко мне. Глаза красные, но взгляд всё тот же — испытующий.
— Она говорила, что семья — это... Семья — это те, кто не бросает.
— Правильно говорила.
— Вы меня бросите?
Вопрос как пощёчина. Прямо, без подготовки.
— Нет — ответила я. — Не брошу.
— Почему?
— Потому что... — я искала слова. — Потому что теперь мы — семья. А семья не бросает. Твоя мама была права.
Она долго молчала. Потом сказала:
— Можно, я буду звать вас просто Лена? Без «тёти»?
— Конечно.
— Лена?
— Да?
— А можно завтра не макароны? Может, борщ без мяса?
Я улыбнулась. Первая победа. Маленькая, но настоящая.
— Можно. Обязательно сварю.
На следующее утро я проснулась от звуков на кухне. Катя стояла у плиты, помешивая что-то в кастрюльке.
— Что это? — спросила я.
— Овсянка. Хотела вам сделать завтрак. Но немножко подгорела.
— Ничего. Подгоревшая овсянка — это почти как карамель.
Она засмеялась. Впервые за эти дни — искренне.
— Лена, а можно я помогу вам комнату обратно обустроить? Мне не нужна такая большая. Можно поставить мою кровать в угол, а ваш стол — обратно к окну.
— Можно — сказала я. — Обязательно сделаем.
Мы ели подгоревшую овсянку и планировали, как переставим мебель. Игорь проснулся, удивился нашему щебетанию. А я подумала: может, вторжение — это не всегда плохо. Может, иногда кто-то вторгается в твою жизнь, чтобы сделать её... больше?
Но это было только начало. Через неделю Катя устроила в школе драку. Через две — заявила, что хочет заниматься танцами. Через месяц — что не хочет жить с нами, а хочет обратно к бабушке.
А я всё сильнее понимала: материнство — это не про родную кровь. Это про готовность каждый день заново выбирать этого человека. Маленького, упрямого, иногда невыносимого.
И каждый раз, когда она говорила «Лена» вместо «тётя Лена», я понимала — мы идём правильной дорогой.
Медленно. Со спотыканиями. Но идём.
Только вот жизнь, как всегда, оказалась сложнее моих розовых мечтаний.
Через три месяца Катя нашла мою переписку с подругой. Я писала Свете:
"Устала я от этой ситуации. Каждый день — как экзамен. Каждое слово взвешиваешь. А она всё равно смотрит на меня как на врага. Игорь не понимает. Для него всё просто — ну живём и живём."
Катя прочитала. И в тот же вечер заявила:
— Я знаю, что вы меня не любите. Не надо притворяться.
— Катя, это...
— Не надо объяснять. Я видела вашу переписку.
Игорь пытался разрулить ситуацию. Говорил, что все бывают усталыми, что это нормально. А я смотрела на Катю и видела — что-то сломалось. Окончательно.
— Хочу к бабушке — сказала она. — Насовсем.
— Бабушка болеет, ты же знаешь...
— Тогда в интернат. Или к тёте Оле. Куда угодно. Только не здесь.
Я села рядом с ней. Попыталась взять за руку — она отдёрнула.
— Катя, послушай. Да, я написала так. Да, мне бывает тяжело. Но это не значит, что я тебя не люблю.
— Любовь — это не когда тяжело. Любовь — это когда легко. Мама так говорила.
— Мама была права. Но мама была твоей мамой с самого рождения. А я... я только учусь. И иногда получается плохо.
— Значит, не надо учиться. Зачем вам это?
Вопрос в точку. Зачем мне это? Зачем мне чужой ребёнок, который не хочет быть моим? Зачем мне эта боль, эта постоянная тревога, эта неуверенность?
— Потому что я выбрала твоего папу. А у него есть ещё и ты.
— Но я не выбирала вас.
— Знаю.
— И не хочу.
— Знаю.
Мы сидели в тишине. Катя плакала. Я не знала, что делать. Обнять? Она же не даст. Уйти? Но это будет как предательство.
— Лена — сказала она наконец. — А можно честно?
— Конечно.
— Вы правда хотите, чтобы я жила с вами? Или просто не можете сказать папе, что не хотите?
Я долго молчала. Потому что вопрос был честный. И ответ должен был быть честным.
— Не знаю — сказала я. — Иногда хочу. Когда ты смеёшься или делаешь эту овсянку. А иногда... иногда мне хочется, чтобы всё было как раньше. Когда мы с папой были только вдвоём.
— Спасибо — сказала она. — За честность.
— За что?
— Мне тоже иногда хочется, чтобы вас не было. Чтобы папа любил только меня. Как раньше.
— Понимаю.
— Но папа выбрал вас. А не меня.
— Катя, это не так...
— Так. Если бы он выбрал меня, он бы не женился. Остался бы один. Со мной.
И тут я поняла — мы соперницы. Две женщины, которые любят одного мужчину. Просто одной из нас восемь лет, а другой — тридцать два.
— Знаешь — сказала я. — Может, нам не нужно притворяться, что мы семья? Может, мы просто... соседи по квартире?
— То есть?
— Живём вместе. Но каждая — сама по себе. Ты с папой. Я с папой. А друг с другом — просто вежливо.
Катя задумалась.
— Можно попробовать.
И мы попробовали. Месяц мы жили как соседи. Вежливо здоровались. Убирали каждая за собой. Готовили по очереди. И всё равно что-то не работало.
Потому что Игорь разрывался, между нами. Потому что квартира была маленькая. Потому что притворяться — это очень тяжело.
А потом случилось то, что случилось.
Катя заболела. Температура под сорок, не сбивается. Игорь был в командировке. Я сидела рядом с ней всю ночь, меняла компрессы, поила водой по чайной ложке.
— Лена — прошептала она под утро. — Мне страшно.
— Чего?
— Что я умру. Как мама.
— Не умрёшь — сказала я. — Не дам.
— Откуда знаете?
— Потому что я... — я хотела сказать "потому что я люблю тебя", но это была бы неправда. — Потому что я не умею сдаваться.
Она поправилась. Через неделю бегала как ни в чём не бывало. А я поняла: мы никогда не станем семьёй.
Мы — слишком разные. Слишком честные. Слишком упрямые.
Но, может быть, это и не нужно. Может быть, достаточно просто... быть. Рядом. Без фальши. Без розовых очков.
Просто две женщины, которые любят одного мужчину по-разному. И учатся жить с этим.
Каждый день. Заново.
Рекомендую:
Подписывайтесь, чтобы не пропустить следующие публикации.
Пишите комментарии 👇, ставьте лайки 👍