Моя юность
Если бы кто-то в юности мне сказал, что у меня могут быть хорошие отношения с матерью, я бы не поверила. В тогдашней моей жизни моя мама была чужой и холодной. Все время на работе, приходила домой поздно, нервная, всегда недовольная. Ни объятий, ни нежности, только упреки и какие-то требования ко мне. Сплошная нелюбовь.
Помню как я чуть не умерла, когда моя мама меня с высокой температурой решила "лечить" от простуды в горячей ванне. Я тогда потеряла сознание, очнулась в больнице в окружении врачей.
Еще у нас дома часто было пусто. Не в смысле – без людей, а пусто на столе и в шкафах. Мне просто нечего было кушать, я часто была голодной. Хорошо помню, что в шкафу на кухне всегда была сгущенка. Я доставала банку, делала в крышке две дырочки и, какое наслаждение! могла съесть целую банку сгущенки за один присест…
Но все-таки кое-что в моей жизни было радостное. Это театр. Единственное, что моя мама по-настоящему любила и чему никогда не изменяла – это наши субботние походы в театр. Это были только музыкальные театры – Театр Станиславского и Немировича-Данченко, Театр оперетты, Большой театр.
Даже наши походы в театр всегда проходили на фоне ее раздражения, и мы всегда сидели в полутемном зале в безмолвной обиде друг на друга.
Но начиналось представление, и я погружалась в другой мир. Герои на сцене жили, любили, страдали. С ними я плакала, с ними смеялась. Это было мое убежище от моей грустной реальности. Это была моя вторая жизнь, на которой я выросла.
Моя зрелость
Моя жизнь шла своим чередом. Я закончила школу, потом ВУЗ, вышла замуж, ушла в семью мужа, родила двух сыновей. У меня был уютный дом, заботы, школа, работа, бесконечные дела. Я сделала прекрасную карьеру – настоящий взлет. В общем, всегда была занята.
С матерью мы виделись очень редко. Несколько звонков в год, по праздникам, короткие разговоры, дежурные пожелания. Житейских проблем у нее не было, она радовалась беззаботной жизни на пенсии. А между нами было молчание длиною в десятилетия. Каждая из нас жила своей жизнью…
Но все изменилось в день ее 80-летия.
Мы с мужем решили устроить маме настоящий праздник – заказали ужин в ресторане, собрали всех ее старых друзей, родных. Она сидела в центре стола, а я сидела напротив. Я смотрела на нее и вдруг увидела перед собою не строгую и нервную женщину из прошлого, а седую, беззащитную женщину с теплым и добрым взглядом, с печалью в глазах, и несмелой улыбкой.
Я увидела другую женщину.
С этого вечера всё изменилось.
Теперь мы часами болтали по телефону, о погоде, о фильмах, о том, что готовим на ужин.
Как две давние подружки мы часами бродили по городу, заходили в книжные магазины, пили чай в кафе, разглядывали витрины. Вместе проводили долгие зимние вечера с ее вязанием и с воспоминаниями.
Она была мягкой, ранимой как будто оттаяла. Я тоже изменилась. Простила свою юношескую обиду? Наверное. Просто отпустила все плохое из прошлого, посчитала это неважным.
Глядя на нее, я вдруг поняла, что совсем мало времени у нее осталось на жизнь и на радость. И что у меня совсем мало времени осталось, чтобы успеть ее любить.
Через три года нашей настоящей близости с ней, нашего маленького счастья она ушла. Это было неожиданно…
Сейчас я часто вспоминаю те три последних года теплоты и любви в наших отношениях с мамой. Если бы не они, я бы так и ушла в свою старость с холодной памятью о матери. А теперь – нет, я живу с любовью к своей матери. Как это важно!
Автор Анастасия Кедр, 59 лет
Похожая тема: