Миф о простом обмене: почему бартер не работал
Долгое время считалось, что в Древнем Египте не было денег. Учёные мужи, глядя на красочные росписи в гробницах, где один египтянин меняет рыбу на связку лука, а другой — сандалии на горшок с пивом, делали простой вывод: бартер. Прямой, незамутнённый обмен товарами, как в деревне у дедушки. Эта идиллическая картина была удобной и понятной, но имела мало общего с реальностью. Бартер хорош для маленькой, замкнутой общины, где все друг друга знают и производят ограниченный набор товаров. Но он абсолютно не годится для управления огромной, централизованной империей, которая строит колоссальные храмы, ведёт войны за тридевять земель и содержит армию чиновников, которым нужно платить зарплату. Попробуйте наладить внешнюю торговлю с Нубией, обменивая зерно на золото, или собрать налоги с целой провинции, принимая их в виде живых гусей и корзин с финиками. Логистика такого предприятия превратится в кошмар.
Проблема бартера в его фундаментальной неэффективности. Чтобы сделка состоялась, нужно «двойное совпадение желаний». Вам нужен горшок, а у вас есть только лишний гусь. Вы должны найти гончара, которому в данный конкретный момент дозарезу нужен именно гусь, а не, скажем, мешок ячменя или новая набедренная повязка. А если вам нужна такая сложная вещь, как дом? Сколько гусей он стоит? А если у продавца дома аллергия на перья? А как быть с услугами? Сколько рыбы стоит работа врача, который должен изгнать злого духа из вашей печени? Система, основанная на чистом бартере, неизбежно тонет в бесконечных согласованиях и оценках, тормозя любую экономическую активность сложнее, чем обмен на деревенском рынке.
Египтяне, будучи народом донельзя практичным, это прекрасно понимали. Их государство было гигантской бюрократической машиной, одержимой учётом и контролем. Они не могли полагаться на случай. Им нужна была система, которая позволяла бы оценивать стоимость всего на свете — от часа работы до саркофага из розового гранита — в неких универсальных единицах. Им нужен был эквивалент денег, даже если он не выглядел как привычные нам монеты. И они его создали. Эта система была сложной, многоуровневой и не всегда очевидной, но она работала, позволяя экономике Двух Земель функционировать на протяжении трёх тысячелетий. А наивные картинки с обменом товаров были лишь упрощённой схемой для непосвящённых, красивой ширмой, скрывавшей куда более прозаичные и расчётливые механизмы.
Зернохранилище вместо банка: хлеб как главная валюта
Фундаментом египетской экономики, её кровью и плотью, было зерно. Ячмень и эммер (полба) были не просто едой. Это была главная, базовая валюта, «зерновые деньги». Государство было крупнейшим землевладельцем, и весь урожай с царских и храмовых полей стекался в гигантские государственные зернохранилища. Эти сооружения, похожие на ряды огромных глиняных ульев, были не просто складами, а настоящими банками и казначействами. Отсюда зерно распределялось на все государственные нужды. Самым главным потребителем была армия рабочих, строивших пирамиды, храмы и гробницы. Их труд оплачивался не звонкой монетой, а натурой. Стандартная дневная плата простого рабочего, например, в деревне мастеров Дейр-эль-Медина, составляла несколько буханок хлеба и два кувшина пива. Это была не просто еда, а именно зарплата, прожиточный минимум, который позволял человеку работать и кормить семью.
Эта система была гениальна в своей простоте и эффективности. Во-первых, она решала проблему инфляции. Зерно — товар реальный, его нельзя «напечатать». Его количество напрямую зависело от разливов Нила и урожая. Во-вторых, государство полностью контролировало «денежную массу». Централизованное хранение и распределение позволяло фараону и его чиновникам направлять ресурсы на приоритетные проекты и держать население в узде. Голодный человек склонен к бунту, а сытый — лоялен. Пока зернохранилища полны, власть фараона незыблема. В-третьих, это была идеальная система налогообложения. Крестьяне, работавшие на земле, отдавали часть урожая в виде налога. Этот налог не нужно было никуда конвертировать, он сразу поступал в государственную «казну» в своём естественном виде.
Но как эта система работала на бытовом уровне? Допустим, вы хотели купить сандалии. Их цена выражалась в мерах зерна. Вы могли либо отсыпать сапожнику нужное количество ячменя из своих запасов, либо, что более вероятно, использовать «кредитную» систему. Если вы были государственным служащим или рабочим, вы могли получить в счёт будущей зарплаты некий товар, а писец делал соответствующую отметку, и стоимость этого товара потом вычиталась из вашего зернового пайка. Сохранились тысячи остраконов — глиняных черепков, служивших «блокнотами», — с такими расчётами. Это была сложная система учёта, основанная на доверии и тотальном контроле со стороны писцов, которые были главными бухгалтерами этой зерновой экономики. Зерно было мерилом всего, от него отталкивались при оценке любой вещи или услуги, оно было египетским «золотым стандартом», только не жёлтым и блестящим, а пыльным и съедобным.
Загадочный шат: как измерить стоимость сандалий и саркофага
Зерно было удобно для повседневных расчётов и выплаты зарплат, но для крупных сделок оно не годилось. Попробуйте купить дом, расплатившись за него тоннами ячменя. Это создавало массу неудобств с транспортировкой и хранением. Кроме того, стоимость самого зерна могла колебаться в зависимости от урожая. Египтянам нужен был более стабильный и универсальный эталон стоимости, некая абстрактная единица, к которой можно было бы привязать цену чего угодно. И такой единицей стал шат. Это одно из самых загадочных понятий в египетской экономике. Шат не был монетой, его нельзя было подержать в руках. Это была исключительно счётная единица, мера ценности.
Изначально, в эпоху Древнего царства, один шат был эквивалентен 7,5 граммам золота. Это не значит, что люди расплачивались золотом. Это значит, что, договариваясь о цене, они мысленно приравнивали стоимость товара к определённому весу благородного металла. Например, в одном из документов говорится, что дом был продан за 10 шат. Продавец получил свою плату не в виде 75 граммов золота, а в виде набора товаров (ткани, мебель, зерно, масло), общая стоимость которых, по договорённости сторон, была эквивалентна десяти шатам. Шат был линейкой, с помощью которой измеряли ценность, а не самим платёжным средством. Это позволяло проводить сложные коммерческие операции, не прибегая к физической передаче драгоценных металлов, которые были монополией фараона и хранились в государственной казне.
С течением времени ценность шата менялась. В эпоху Среднего царства он стал чаще ассоциироваться с серебром, а не с золотом. А в Новом царстве, когда в Египет хлынул поток меди из завоёванных территорий, шат стал всё чаще приравниваться к определённому весу меди. Эта гибкость делала систему очень удобной. Шат был незыблемым понятием, а вот его «товарное наполнение» могло меняться в зависимости от эпохи и экономической ситуации. Сохранились прайс-листы того времени, высеченные на камне или записанные на папирусах. Из них мы знаем, например, что коза стоила один шат, пара сандалий — полшата, а простой деревянный гроб — несколько шат. Более сложные предметы, вроде расписного саркофага или должности жреца, могли стоить сотни шат. Эта система позволяла египтянам иметь единый прейскурант на всю вселенную товаров и услуг, от горшка до пирамиды, и вести сложную торговлю, не имея в карманах ни единой монеты.
Дебен и кит: взвешивая медь и серебро на рынках Фив
Если шат был абстрактной мерой стоимости, то для реальных расчётов, особенно в розничной торговле, египтяне использовали другую систему, основанную на весе металлов. Главными весовыми единицами были дебен и кит. Дебен равнялся примерно 91 грамму, а кит был его десятой частью, то есть около 9,1 грамма. В качестве платёжного средства чаще всего выступала медь, реже — серебро. Золото в бытовом обороте практически не использовалось. Металлы не имели формы монет. Они циркулировали в виде слитков, проволоки, колец или просто лома. Когда нужно было что-то купить, продавец и покупатель отправлялись к специальному человеку — весовщику.
Процесс покупки выглядел следующим образом. Допустим, цена товара была установлена в 2 дебена меди. Покупатель доставал свой мешочек с медными кольцами или кусками проволоки. Весовщик устанавливал на одну чашу весов эталонные гирьки общим весом в 2 дебена, а на другую начинал класть медь покупателя. Когда чаши весов уравновешивались, сделка считалась состоявшейся. Эта система требовала абсолютной точности и честности, что, конечно, было не всегда. Весы могли быть неточными, гирьки — поддельными. Сохранились тексты с жалобами на обман при взвешивании. В «Поучении Аменемопе» есть замечательный пассаж, осуждающий нечестных торговцев: «Не передвигай межевые камни на границах полей... Не сдвигай гирю, не подделывай вес». Это говорит о том, что мошенничество было распространённым явлением.
Цены на товары, выраженные в дебенах, нам хорошо известны из многочисленных хозяйственных документов. Например, в эпоху Нового царства мешок полбы стоил 1-2 дебена меди, коза — 5 дебенов, осёл — 25-50 дебенов, а рабыня могла стоить несколько сотен дебенов серебра. Интересно, что цены часто указывались в двойном эквиваленте. Например, стоимость саркофага могла быть оценена в 20 шат, что было эквивалентно, скажем, 400 дебенам меди. Это позволяло гибко подходить к оплате. Покупатель мог отдать часть суммы медью, а оставшуюся часть — «покрыть» товарами (зерном, тканями, скотом), стоимость которых также пересчитывалась в дебенах или шатах. Эта сложная, но гибкая система, сочетавшая весовые деньги и товарный кредит, позволяла египетской экономике быть на удивление динамичной и развитой.
Долговые расписки на черепках: бюрократия и кредит в стране пирамид
Египетская экономика не смогла бы функционировать без двух важнейших элементов: тотальной бюрократии и развитой системы кредитования. Поскольку физических денег было мало, а большинство расчётов производилось в натуральной форме или через весовые эквиваленты, ключевую роль играла фиксация обязательств на письме. Писцы были нервной системой этой экономики. Они сидели на рынках, в храмах, в государственных учреждениях и на строительных площадках, скрупулёзно записывая каждую сделку, каждый выданный паёк, каждый взятый долг. Основным носителем информации для таких бытовых записей были не дорогие папирусы, а остраконы — битые глиняные черепки или обломки известняка, которые валялись под ногами в изобилии.
На этих остраконах мы находим всё: списки рабочих, которым выдали паёк, жалобы на недопоставку товара, брачные контракты и, конечно, долговые расписки. Система кредита была повсеместной. Люди постоянно брали в долг друг у друга. Можно было занять мешок зерна до следующего урожая, немного меди для покупки инструмента или даже осла для перевозки грузов. Долг тщательно фиксировался: указывалось имя должника, имя кредитора, сумма долга и, иногда, срок возврата. Проценты по займам были чудовищными по современным меркам. Заём зерна часто предполагал возврат в двойном размере после сбора урожая, то есть 100% годовых. Неудивительно, что многие мелкие крестьяне быстро попадали в долговую кабалу.
Если долг не возвращался в срок, в дело вступала судебная система. Кредитор мог подать жалобу в местный суд («кенбет»), который состоял из уважаемых членов общины. Суд рассматривал доказательства, в качестве которых выступали те самые остраконы с записями, и выносил решение. Если должника признавали виновным, его могли обязать отдать долг своим имуществом. Если имущества не было, он мог быть приговорён к телесным наказаниям (избиению палками) или даже отдан в долговое рабство кредитору, чтобы отработать свой долг. Вся эта система держалась на страхе перед наказанием и уважении к письменному слову. Подпись или печать писца на документе имели огромную юридическую силу. Таким образом, за идиллической картиной жизни на берегах Нила скрывалась жёсткая и прагматичная система экономических отношений, основанная на зерне, металле, вездесущих писцах и неотвратимости расплаты за долги.