«Её Величество часами говорит с пустым воздухом, называя его "мой прекрасный Филипп, и более не отвечает на вопросы о делах королевства"...»
Из хроник XVI века
Любовь превратила её в пленницу собственной страсти, а смерть возлюбленного — в узницу вечности. Корона Кастилии покоилась на голове женщины, которая беседовала с призраками и носила траур по живым. Но была ли Хуана действительно безумна — или её безумие стало единственным способом остаться человеком в мире, где трон стоил больше души?
Глава I. Портрет из далёкой Фландрии
Кастилия, 1496 год
Солнечный луч пробивался через готические окна дворца Алькасар, освещая склонённую над письменным столом фигуру. Шестнадцатилетняя инфанта Хуана отложила перо и потянулась к шёлковому свёртку, который только что доставил королевский гонец.
— Ваша светлость, — придворный развернул ткань, открывая миниатюрный портрет. — Это герцог Филипп Бургундский, ваш будущий жених.
Хуана взяла изображение дрожащими пальцами. На неё смотрел поразительно красивый юноша — золотистые волосы, правильные черты лица, пронзительные голубые глаза. Но больше всего поражала та холодная уверенность, которая читалась в его взгляде.
— Каков он? — тихо спросила она.
— Говорят, образован, остроумен, прекрасно танцует. Фламандцы обожают его, — ответил придворный. — И... он всего на год старше вас.
Хуана снова посмотрела на портрет. Что-то в этом лице завораживало и пугало одновременно. Даже на миниатюре чувствовалась его властная натура и благородная осанка.
В покои вошла королева Изабелла, величественная даже в простом платье. Её проницательный взгляд сразу заметил портрет в руках дочери.
— Нравится? — спросила мать, садясь рядом.
— Он прекрасен, — прошептала Хуана. — Но глаза его такие холодные.
— Политические браки редко бывают романтичными, дочь моя, — мягко сказала Изабелла. — Но союз с Габсбургами даст нам возможность противостоять французскому влиянию. Филипп контролирует Нидерланды, французы угрожают нашим интересам в Италии.
— Значит, моё счастье — цена за политический союз? — в голосе Хуаны звучала горечь.
— Твоя задача — родить наследников, — строго ответила королева. — Но кто знает? Может быть, любовь придёт позже.
Хуана покорно кивнула. В глубине души она уже была готова полюбить этого незнакомца с портрета. Она не подозревала, что этот брак станет частью грандиозной европейской игры, где итальянские войны и борьба за влияние в Империи определят судьбы целых династий.
Глава II. Встреча в туманной Фландрии
Морозный ветер трепал знамёна в фламандском городке. Испанская принцесса съёжилась в тёплом плаще, наблюдая за пёстрой толпой встречающих. Путешествие из солнечной Кастилии в туманную Фландрию далось ей нелегко. Огромная свита, корабли, гружённые испанским золотом и подарками, произвели впечатление на местных жителей, но не все были довольны таким размахом.
Внезапно толпа расступилась, и к карете подъехал всадник на вороном коне. Хуана узнала его мгновенно — тот самый юноша с портрета, только в реальности ещё прекраснее.
Филипп Красивый спешился с королевской грацией и галантно поклонился.
— Ваша светлость, — произнёс он звучным голосом, — добро пожаловать в Нидерланды. Надеюсь, долгое путешествие не утомило вас?
— Каждая миля приближала меня к исполнению моего долга, — дипломатично ответила Хуана, но сердце колотилось как птица в клетке.
Филипп протянул руку, помогая ей сойти с кареты. Прикосновение его пальцев обожгло её через перчатку.
— Мой двор с нетерпением ждал встречи с кастильской принцессой, — сказал он, но взгляд его оставался холодно-вежливым. — Говорят, вы образованы, музыкальны и владеете латынью?
— Матушка королева считала, что будущая герцогиня должна быть достойной своего супруга, — ответила она, краснея.
Фламандская знать встретила испанскую принцессу с учтивой сдержанностью. Местные советники обменивались значительными взглядами — слишком много испанского влияния могло угрожать их северным интересам и торговым связям. Император Максимилиан I, отец Филиппа, наблюдал за происходящим с политической расчётливостью.
20 октября 1496 года собор в Льере сверкал свечами и золотом. Местный епископ возглавлял торжественную церемонию, соединявшую испанскую и габсбургскую династии.
— Согласна ли ты, Хуана, взять в мужья Филиппа? — торжественно произнёс епископ.
— Согласна, — её голос дрожал от волнения.
— Согласен ли ты, Филипп, взять в жёны Хуану?
— Согласен, — холодно и чётко ответил герцог.
Первая брачная ночь изменила всё. Для Филиппа брак был политической сделкой, для неё — началом всепоглощающей любви, которая определит всю её дальнейшую жизнь.
Глава III. Отравленный рай
Придворная жизнь в Нидерландах ослепляла роскошью. Балы, турниры, охота — Филипп блистал во всём. Он танцевал с королевской грацией, слагал изящные стихи, очаровывал дам и впечатлял рыцарей. Торговые города Фландрии процветали под его правлением.
Хуана родила первенца — принцессу Элеонору в 1498 году, а затем долгожданного наследника Карла в 1500 году. Третий ребёнок — Изабелла — появилась в 1501 году. Но материнская радость омрачалась растущим отчуждением мужа.
— Филипп всё больше увлекается государственными делами, — жаловалась она придворной даме донье Марии. — Он учтив, галантен, но так далёк от меня.
— Ваша светлость, мужчины часто скрывают свои чувства, — утешала её донья Мария. — Может быть, забота о подданных отвлекает его?
Но истинная причина была глубже. Советники Филиппа, особенно влиятельные фламандские купцы и бургундская знать, постоянно нашёптывали ему об опасности испанского влияния. Они опасались, что страстная кастильская принцесса может поставить нидерландские интересы в зависимость от испанской политики. Влияние императора Максимилиана также играло свою роль — он предпочитал видеть сына правителем северных земель, а не испанским консортом.
Подозрительность начала терзать Хуану. Она следила за каждым шагом мужа, но её тревога была вызвана не столько конкретными изменами, сколько общим ощущением холодности.
— Почему ты так редко бываешь в моих покоях? — спросила она после очередного долгого дня.
— Хуана, дела требуют внимания, — устало ответил он. — Нидерланды нуждаются в сильном правителе.
— А твоя жена? — тихо произнесла она.
— Ты должна понимать необходимость службы государству, — холодно произнёс Филипп.
Конфликты учащались. Фламандская знать шептала о «меланхоличной испанке», а испанские представители жаловались на пренебрежение к их принцессе. Семейные отношения становились заложниками большой политики.
Глава IV. Корона и разлука
Трагические известия из Испании потрясли европейские дворы. Судьба словно играла с испанской династией.
Один за другим уходили из жизни наследники престола. В 1497 году умер от лихорадки девятнадцатилетний брат Хуаны - принц Хуан Арагонский.
А на следующий год, родив сына, названного Мигелем, умирает Изабелла - старшая сестра Хуаны.
Сын Изабеллы и короля Португалии Мануэла I, Мигел, проживёт всего два года и умрёт в 1500 году.
Каждая смерть приближала Хуану к короне, которую она не ждала, но которая неумолимо надвигалась на неё. Эти трагические события сделали Хуану наследницей испанского престола.
— Мы должны ехать в Испанию, — торжественно объявила она Филиппу осенним вечером 1502 года. — Кортесы хотят официально признать нас наследниками.
— В Испанию? — Филипп поморщился, словно от зубной боли. — Хуана, наши подлинные интересы здесь, в Нидерландах.
— Это наша судьба, — настаивала она, и в голосе звучала та же решимость, что некогда отличала её мать. — Испания — величайшая держава мира.
В родной Кастилии Хуана словно ожила. Солнце родины вернуло краски в бледные щёки, испанские гранды принимали её с восторгом. Вскоре выяснилось, что она снова ждёт ребёнка. Всё казалось прекрасным, но Филипп чувствовал себя чужим среди гордых кастильских идальго.
— Эти испанцы ведут дела совсем не так, как мы привыкли, — жаловался он жене после очередного заседания совета. — Я тоскую по Брюсселю.
— Дай им время узнать тебя, — умоляла Хуана, но в сердце уже поселилась тревога. — Ты станешь королём Кастилии!
Но Филипп мечтал только о возвращении в туманную Фландрию. Хуана стала королевой Кастилии, но счастье обретённой власти омрачилось решением Филиппа покинуть Испанию. В 1503 году он принял решение, которое разбило сердце жены.
— Я возвращаюсь в Нидерланды, — холодно объявил он. — Мои владения требуют личного присутствия.
— А я? — задохнулась она.
— Ты останешься здесь. Рядом со своими поданными.
Оставив беременную жену в Испании, Филипп уехал. Отъезд мужа стал для Хуаны началом душевного кошмара. Она писала отчаянные письма, умоляла о возвращении, теряла сон и аппетит. В марте 1503 года она родила сына, которого назвали Фердинандом. Но даже радость материнства не могла заглушить тоску по супругу.
Королева Изабелла наблюдала за дочерью с растущей тревогой.
— Дочь моя, — увещевала она, — ты должна думать о детях и подготовке к будущему правлению.
— Вы не понимаете, — отчаянно отвечала Хуана. — Без него я просто не могу дышать.
Конфликт между матерью и дочерью обострился, когда Хуана решительно потребовала разрешения вернуться во Фландрию. Никакие уговоры и угрозы не могли сломить её решимость.
— Я еду к мужу, — твёрдо заявила она летом 1504 года. — Мой долг — быть рядом с ним.
Глава V. Борьба за корону
Ноябрь 1504 года принёс трагическую весть из Испании — королева Изабелла скончалась в своих покоях в Медина-дель-Кампо. Хуана внезапно оказалась королевой Кастилии. Но радость обретённой власти тут же была отравлена холодным расчётом политики.
В Брюсселе эта новость подействовала на Филиппа как глоток вина. Он больше не был просто герцогом Бургундским — теперь перед ним открывалась корона величайшей державы Европы.
— Милостью Божьей я объявляю себя королём Кастилии! — торжественно провозгласил он, подписывая хартию.
Этот дерзкий вызов взорвал испанский двор. Фердинанд Арагонский, отец Хуаны, считал себя законным регентом при дочери и пришёл в ярость от фламандской наглости.
— Фламандец не может править испанцами! — гневно восклицал он перед советниками. — Кастилия — не нидерландская провинция!
Политическая буря разразилась с новой силой. Дипломаты сновали между дворами, плелись интриги, заключались временные соглашения. Но все понимали — это лишь передышка перед решающей схваткой.
В сентябре 1505 года в Брюсселе родилась принцесса Мария — пятый ребёнок королевской четы. Хуана была счастлива, но тучи над их будущим сгущались с каждым днём.
— Мы должны лично явиться в Кастилию, — решительно заявил Филипп жене. — Только так мы сможем укрепить наши позиции.
— Я готова следовать за тобой повсюду, — ответила она, не подозревая, какие испытания ждут их впереди.
Апрель 1506 года принёс долгожданное прибытие на север Испании, в Галисию. Местная знать встречала молодых правителей с почестями, видя в них надежду на обновление. Филипп блистал — красивый, образованный, полный планов и амбиций.
Политическое противостояние достигло кульминации при подписании Вильяфафильского договора. Фердинанд, чтобы сохранить мир, был вынужден уехать в Арагон, оставив Кастилию зятю.
Но победа опьянила Филиппа. В июле молодой король попытался объявить Хуану неспособной править, желая властвовать единолично. Однако кастильская знать, лично пообщавшись с королевой, категорически отказалась поддержать это решение.
И тут судьба нанесла смертельный удар.
Глава VI. Любовь сильнее смерти
Сентябрь 1506 года начался как обычно. Филипп занимался государственными делами, строил планы укрепления власти, принимал послов. Но 16 сентября он внезапно почувствовал недомогание после игры в мяч.
— Что с тобой, любимый? — встревожилась Хуана, видя бледность мужа.
— Ничего серьёзного, — попытался успокоить он. — Просто усталость.
Но болезнь прогрессировала с пугающей быстротой. Высокая температура, озноб, бред — королевские лекари разводили руками. Хуана не отходила от постели, молилась, умоляла небеса о чуде.
— Что происходит? — шептала она, сжимая его горячие руки. — Это должно пройти!
— Береги... детей, — едва слышно прошептал Филипп. — Карл должен стать... достойным правителем.
28 сентября 1506 года сердце двадцативосьмилетнего короля остановилось навсегда. Мир Хуаны рухнул в одночасье.
Филиппа похоронили в Бургосе, но это было лишь временным пристанищем. Филипп Красивый завещал похоронить его в Гранаде, рядом с могилами Католических королей, а сердце отправить в родной Брюссель. Хуана решила исполнить волю мужа.
Но Фердинанд воспротивился планам дочери — он не желал, чтобы зятя похоронили в Гранаде раньше него самого. Хуана оказалась в ловушке между волей отца и памятью мужа.
Тогда она приняла решение, которое потрясло всю Кастилию. Королева приказала эксгумировать и забальзамировать тело супруга и отправилась с ним в странствие по ночным дорогам, останавливаясь в монастырях.
Восемь месяцев длилось это мрачное путешествие. Огромная процессия — священники с факелами, дворяне, фрейлины, солдаты, слуги — медленно двигалась по кастильским землям.
В городах, через которые проезжала зловещая процессия, люди шептались о помешательстве королевы. Дворяне, вынужденные сопровождать её, начали роптать — они не могли управлять своими землями из-за этого безумного паломничества.
— Сколько ещё будет длиться это безумие? — шептали они между собой.
— Мы теряем влияние, пока следуем за мертвецом!
Но Хуана была неумолима. Она ждала, когда отец разрешит похоронить Филиппа в Гранаде, и готова была ждать вечность.
В январе 1507 года в Торкемаде родилась принцесса Каталина — шестой ребёнок, зачатый в последние дни жизни Филиппа. Роды в условиях глубокого горя едва не стоили Хуане жизни.
Фердинанд вернулся в Испанию и встретился с дочерью в Тортолесе. Тело Филиппа Красивого, наконец, упокоилось в Королевской усыпальнице Гранады.
Официально Фердинанд выражал отеческую заботу о сломленной горем королеве, но истинные мотивы были политическими — власть не могла оставаться в руках неуправляемой дочери.
В 1509 году Фердинанд принял решение изолировать Хуану в замке Тордесильяс. Это объяснялось заботой о здоровье, но фактически означало отстранение от власти.
Глава VII. Сорок семь лет памяти
Годы текли медленно и однообразно в мрачных стенах Тордесильяса. В 1516 году умер Фердинанд. Год спустя в Испанию прибыл Карл — уже подросший и возмужавший шестнадцатилетний сын Хуаны. Он стал де-факто правителем, сохранив за матерью номинальный титул.
— Матушка, — почтительно сказал он при встрече, — я буду править совместно с вами.
— Ты так похож на отца, — прошептала Хуана, всматриваясь в знакомые черты. — Надеюсь, ты помнишь о справедливости.
Все документы по-прежнему издавались от имени Хуаны, но решения принимал Карл. Признание его власти в Испании было хрупким, и любая попытка освободить мать могла дать повод противникам усомниться в его праве на престол. Карл опасался мятежей и поэтому ужесточил изоляцию матери.
Сорок семь лет заточения последовало за этим решением. Хуана была почти отрезана от внешнего мира, получая лишь скудные известия о судьбах детей. Лишь память о Филиппе давала ей силы жить дальше.
Замок стал настоящей тюрьмой. Хуану держали под строгим наблюдением монахинь, которые следили за каждым её шагом. Контакты с внешним миром были сведены к минимуму — лишь избранные слуги и духовники могли приближаться к ней. Письма читались, посетители допускались крайне редко.
Карл предпочитал держаться подальше от матери. Прямых встреч почти не было — император общался с ней через посредников, получая редкие отчёты о её состоянии. Любое проявление близости могло быть истолковано как признак влияния "безумной королевы" на государственные дела.
Годы текли медленно в каменных стенах. Хуана отказывалась от роскошных нарядов, предпочитая простые чёрные платья. Иногда она подолгу стояла у окна, глядя на дорогу, словно ожидая чьего-то возвращения.
Придворные шептались о «безумной королеве», но те немногие, кто общался с ней лично, видели в её глазах не безумие, а глубокую печаль. Она помнила каждую деталь своей жизни с Филиппом — его смех, походку, любимые блюда. Эта память была её сокровищем и проклятием одновременно.
Сын Карл стал императором Священной Римской империи. Европа менялась, империя Габсбургов достигла невиданного могущества, но в мрачных покоях Тордесильяса постаревшая королева хранила память о своей великой любви.
12 апреля 1555 года семидесятипятилетняя Хуана скончалась в своём вынужденном изгнании. Её похоронили в Королевской капелле Гранады рядом с Филиппом. Наконец они были вместе навечно.
История запомнила её как Хуану Безумную, но безумной была лишь её любовь.
Её страсть стала легендой, её боль — символом любви, которая не знает границ и не подчиняется рассудку.