В моей жизни главное — выживание. От этого зависело всё. Стоит оступиться — и ты уже в ловушке дикого зверя. Обычно я наблюдаю, а затем действую. Лезть за добычей напролом — глупо, как и слишком долго ждать. Такова моя жизнь: охота, собирательство и постоянная борьба за существование. Но так было не всегда.
Когда-то я жил, как и все: радовался жизни, проводил время с друзьями, семьёй. Поистине, великолепные дни... которые остались в прошлом. Всё началось с болезни. Она унесла множество жизней, но со временем отступила, и долгое время о ней больше не вспоминали. Тогда часть нашего народа покинула поселение в поисках новых земель, но никто из них так и не вернулся. Наше поселение было небольшим, но крепким. Единство, доверие и труд — вот что держало нас на плаву. Мы жили, словно единое целое: коллективный разум позволял понимать желания и нужды каждого. Хотя большинство из нас были из кошачьих, мы принимали и чужаков, чтобы укреплять наш дух, силу и знание — всё, что может помочь в выживании.
Скоро должна была отправиться последняя экспедиция. Мы надеялись найти хоть кого-нибудь. На этих землях случайные встречи оборачивались либо столкновением с враждебными племенами, либо с дикими хищниками, готовыми разорвать любого, кто попадётся на глаза. Мы уже пытались изучить повадки этих созданий, но всё закончилось трагедией.
Погиб Макса́й — один из наших. Он был исследователем по натуре: начинал с цветов и насекомых, но вскоре его интерес переключился на животных. Последним объектом его наблюдений стала чёрная пума, что скрывалась в глубине чащи. Мы были вдвоём, обсуждали, как можно использовать лесные тоннели — возможно, сделать из них жилища. Но говорили мы шёпотом: если услышат враги, узнают и о наших планах.
В тот день мы шли по густому лесному коридору, размышляя, как использовать его для обустройства. Эта тропа могла бы стать жилым комплексом — в стенах можно было бы прорубить участки для будущих домов. Однако наши мысли прервал силуэт, что замер в конце прохода. Сквозь кроны деревьев едва пробивался свет, но нам сразу стало ясно — мы ступили на чужую территорию. Самая страшная черта исследователей — это их любопытство, подпитанное жаждой знаний. Стоит сделать неверный шаг — и всё обрывается. Так случилось и тогда: предательский хруст ветки под лапой Макса́я выдал нас. Следом раздался ещё один хруст — уже ломаемых костей. Он оказался в лапах хищника в одно мгновение. Я слышал лишь слабый писк, затем — треск плоти. Его не стало прямо у меня на глазах.
Да, в нашем деле потери неизбежны… но привыкнуть к этому невозможно. Особенно, когда на глазах умирает друг, которому не в силах чем-либо помочь. Понимая, что в одиночку мне не выстоять, я рванул прочь, прочь из этой проклятой чащи.
Прошло время. Я взял на себя подготовку последней экспедиции — из тех, кого удалось завербовать. Это были не лучшие воины, не опытные разведчики, но рисковать ценными силами было слишком опасно. Мы снабдили новобранцев не только снаряжением, но и частицами нашей истории — чтобы они прочувствовали, за что борются, с кем идут и ради чего. Первым в список вошёл Ло́ус — слонёнок. Молчаливый, крепкий, выносливый. Он мог нести на себе больше, чем трое других. Но за мощным телом скрывалась душа творца: он любил отделывать стены, чеканить монеты, вырезать символы, облагораживать жилища. Следом шёл Крим. Смельчак… по крайней мере, на словах. Словно грозный шершень, он устрашал речами, в которых больше крови, чем смысла. Но когда доходило до дела — начинал мяться, молить о прощении, кланяться, как только чувствовал угрозу.
Надеюсь, если мы встретим кого-то — он всё же сможет говорить разумно. Но как только доходило до настоящего дела — он тут же терял весь пыл. Чуть ли не на коленях умолял о пощаде, особенно когда провинился. Будем надеяться, встречные путники окажутся разговорчивыми — и не потребуют от него доказательств храбрости.
Третьим в отряд вошёл лис по имени А́льмио. Любитель сделок, торга и обмена. Именно поэтому я выбрал его: если возникнет шанс на переговоры с потенциальными союзниками — именно он сможет нас выручить. Я на это надеюсь… хотя, последнее, что он пытался выменять — это чужой глаз на мешочек ягод. Не самый блестящий торг, но, по крайней мере, он не полный профан. И, наконец, — Агарес. Олень, спасённый из племени еретиков, поклоняющихся богам крови, вечной жизни и перерождения.
От него мы узнали об одном из самых пугающих эпизодов: он стал свидетелем того, как труп одного из пленных… заговорил. Язык этого ходячего мертвеца был непонятен, лишь шаманы могли его понять — они называли его языком мёртвых. Агарес, в роли писаря, записывал всё, что мог, наблюдая за обрядами и разговорами. Его готовили к следующему контакту с миром богов, опасаясь, что он может вынести эти знания за пределы племени. Но по какой-то причине он сбежал — прямо перед казнью. Когда мы расспрашивали его о том дне, он лишь хватался за голову и не мог ничего вспомнить. Думаю, он станет запасным вариантом, если Крим окажется неспособным вести переговоры.
Собрав всех, я вручил им рюкзаки — в каждом была частичка нашей истории и их собственной. Это было важно: пусть знают, за кого идут, ради чего. Да, я тоже отправился с ними. С выживанием у меня не было проблем, но ответственность за жизни других — совсем иной груз. Любая смерть… будет на моих лапах.
Мы вышли под покровом ночи, чтобы не привлекать внимания. Пробираясь сквозь чащу, мы старались быть как можно незаметнее. Единственное, что могло нас выдать — это следы крови, оставшиеся на шипастых кустах. Они и без того были окрашены в алое — теперь стали ещё ярче. Шли мы, почти не разговаривая — лишь шёпот, едва различимый даже для нас самих. Пусть даже если кто-то решит устроить за нами слежку — наши слова останутся непонятными. Проходя мимо массивных деревьев, мы вдруг услышали шорох. Он доносился откуда-то из-за древесной стены — единственной преграды между нами и чужаком. Стараясь не выдать паники, мы ускорили шаг, продолжая перешёптываться. Но вскоре — и за деревьями шаги ускорились. Нас раскрыли.
Не дожидаясь прямого столкновения — мы ринулись в бег. Нашёптывая возможные пути отступления, мы вплетали в слова молитвы.
Наш народ был верующим. Мы свято верили, что если где и существует незримая сила, способная нас спасти — то пусть она сделает это сейчас. Со временем, шум в траве утих. Кажется, и мы, и наш преследователь вышли на развилку — наши пути разошлись.
Едва отдышавшись, мы замедлили шаг. Только Агарес продолжал нашёптывать молитвы, почти машинально, пока… Пока не раздался крик.
Пронзительный, отчаянный, словно разрезал собой саму тишину. Ни одно слово, ни один звук не мог бы его заглушить. Мы замерли. В единственном порыве догадались: того, кто гнался за нами… настигло нечто. То самое, что когда-то убило Максая. Прошло ещё несколько мгновений мёртвого молчания, и нам послышались удаляющиеся шаги. Существо ушло. Только тогда, когда всё снова стихло, мы продолжили путь.
Впереди маячил выход — свет восходящего солнца пробивался сквозь листву, зовя к свободе. Но вдруг моё тело замерло.
Будто что-то крепко сжало его изнутри. Я не мог пошевелиться, только наблюдал, как мои спутники уходят к свету, не в силах что-то сказать.
Мысли в голове начали путаться, а в ушах зазвучали голоса — резкие крики, металлический звон клинка, рассекающего плоть. Паника затопила всё во мне.
Я не мог ни вымолвить слова, ни сдвинуться с места. Компаньоны уже выбрались, а я всё стоял. Стоял в оцепенении, в одиночестве. Внезапно — капли. Где-то рядом.
Кап-кап… Это пещера? Остатки дождя? Или… кровь? Или это чудовище уже лакомится новой жертвой? Собрав последние силы, уже почти смирившись с тем, что мне не выбраться — я обернулся. Позади не было никого. Лишь пустота. И тьма. Безмолвная, непроглядная, зовущая обратно. Наверное, это очередная ловушка. То самое существо… оно уже отняло две жизни, может, и больше. Но мою — нет. Я не позволю стать очередным куском мяса. Но любопытство...
Оно оказалось сильнее страха. Нарастало с каждой секундой — и если бы мои спутники знали, насколько оно охватило меня, то, возможно, попытались бы остановить. Я сделал шаг в бездну. И — увидел свет.
Он проникал сквозь кроны деревьев, рассекая тьму мягким сиянием. Не угроза, не тревога — а почти умиротворение. Словно кто-то пытался сказать: иди сюда, ты в безопасности. И тут — крики.
Этот крик... Знакомый. Неужели тот, кто преследовал нас — выжил? Волнение за чужую судьбу взяло верх. Я не мог проигнорировать шанс спасти кого-то, если судьба дала мне второй шанс. Сорвавшись с места, я побежал в сторону звуков. И очень быстро — вновь остался один. Тьма сомкнулась, звуки исчезли. И я понял — выхода больше нет.
Я метался, искал проход. Но куда бы ни шёл — везде древесные стены. Словно сама чаща решила меня проглотить. Пространство сужалось.
Воздух стал тяжёлым. Я задыхался, чувствовал, как мне не хватает кислорода.
Паника. Лапы сами начали биться о стены. Стук за стуком, глухой грохот, крик… и, наконец — хруст, трещина, пролом. Я провалился внутрь. Удар оземь. Я тут же вскочил, жадно вдохнув полной грудью. Боль в теле отступала, тревога — отступала следом… Но оставалось одно — непонимание, где я.
Вокруг — круглая комната, сплетённая из деревьев. Стены из корней, замкнутые в кольцо, будто клетка. Я шагнул вперёд… и почувствовал, как лапы увязли во что-то холодное и вязкое. Запах. Я знал этот запах. Кровь.
Под ногами — лужа, густая, тёплая. Кто-то погиб… зверь растерзал жертву. И я не успел. Образ Максая всплыл в памяти, как и всегда, когда наступали моменты тревоги... Снова и снова, как боль, что гложет изнутри. Но моё раскаяние не продлилось долго. В спину — удар. Сильный. Всё потемнело. Сознание ускользнуло, как будто его вырвали из тела вместе с последним вздохом. Сквозь гул в ушах и пульсирующую боль в голове доносились голоса. Чужие. Глухие обрывки фраз, на непонятном мне наречии. Всё говорило о том, что я попал в западню. Вероятнее всего — в лагерь враждебного племени.
А с ними чужаки долго не живут. У них разговор короткий. Сознание возвращалось рывками. Но даже сквозь пелену мутного зрения я понял — это не мой лагерь. Не моя земля. Не мои сородичи. И всё же я был жив. Это настораживало куда сильнее, чем если бы меня били или пленили в цепи.
Передо мной стоял один из представителей племени. Высокий, молчаливый, с угрюмым выражением лица. Его взгляд был изучающим и враждебным одновременно. Он не говорил ни слова — и именно это пугало. И вдруг — крик. Не яростный, не злой. Просто… крик. Я вскинул голову — за его спиной появился силуэт. Это... Это был Максай.
Сердце замерло. Это не могло быть правдой. Он шёл ко мне, уверенно, спокойно, как будто не прошло ни дня. Но теперь он был другим. Его одежда — будто собрана из шкур зверей, лицо испачкано краской, на теле странные метки, почти ритуальные. Но лицо… оно осталось прежним. Он оттолкнул одного из соплеменников и остановился передо мной.
Тревога в груди вдруг уступила место странному теплу. Я не верил глазам, но всё же — он был жив. Максай.
— Нариндер, — произнёс он мягко. Его голос был почти шёпотом. — Всё хорошо.
Он подошёл ближе, облокотился на древний деревянный столб, что торчал из земли как символ или древний указатель.
— Это мои друзья. — Он махнул рукой, обводя взглядом лагерь. — Мои спасители.
Я замер.
— Спасители?.. — вопрос сам вырвался с губ.
— Да. Помнишь ту ночь? Нападение? Я звал на помощь — и они пришли. Отогнали зверя. Меня спасли, выходили. — Он улыбался. Его взгляд был чист, спокойный.
— Как видишь… я жив. Почти здоров.
Слово «почти» в его устах прозвучало как лезвие ножа. Оно застряло в моей голове.
— Почти? — переспросил я, пытаясь разглядеть в его лице хоть какую-то фальшь. — Что это значит?..
Он будто не услышал моего вопроса. Молча прошёл мимо… и вдруг — мне стало темно. Очередной провал. Опять. Очнувшись, я увидел над собой руку — знакомую, тёплую. Рука Максая тянулась ко мне, а сквозь кроны деревьев пробивался свет луны. Я ухватился за ладонь, и он легко поднял меня на ноги. Не отпуская, повёл за собой. В его прикосновении было всё — и детская дружба, и доверие, и воспоминания о тех днях, когда мы только начинали узнавать этот мир. Когда всё казалось простым и понятным.
Как же мне тебя не хватало, старый друг… Я шёл за ним, не отрывая взгляда. Он был здесь — живой. Настоящий. Каждое его движение казалось сном, в который я боялся поверить.
Мы шли так довольно долго, пока впереди не появилась хижина. У её порога Максай остановился и, повернувшись ко мне, крепко обнял. Я держал его как мог — с отчаянием и облегчением одновременно. Слёзы выступили сами собой.
Я не мог больше сдерживать их. Слишком много боли, слишком много вопросов. Но главное — он был здесь. И я чувствовал его тепло. А значит… всё это не сон. Спустя минуту он слегка отстранился, и мы зашли внутрь.
В хижине уже были двое. Двое существ в белых, изношенных временем одеяниях. На рукавах — странные красные цветы. Лица скрыты под капюшонами. Шаманы? Лекари? Жрецы? Они не произнесли ни слова. Лишь встали и, склонив головы, покинули жилище. Мы остались одни.
Глина, ветви, листья — всё это надёжно укрывало нас от внешнего мира. Тишина казалась плотной, как ткань. Я осматривался, пытаясь понять, где мы. И заметил, как он — осматривает меня.
— А ты ничуть не изменился, братец, — с тёплой ухмылкой проговорил Максай.
Я не мог сказать того же. Лицо его всё ещё было узнаваемым… но тело — нет.
Под обрывками ткани и звериных шкур, проступали глубокие раны. Шрамы, что будто дышали, словно живые. Они бросались в глаза — как знаки, как напоминания. Будто чувствуя, что я вот-вот задам неудобный вопрос, Максай всякий раз либо уходил от ответа, либо начинал говорить о чём-то другом. Он явно что-то скрывал. И хотя я пытался уважать его молчание, любопытство в итоге взяло верх. И тогда, не выдержав, я схватил его за руку — ту самую, что приподнимала накидку. Он не успел помешать. Ткань соскользнула, и я увидел всё. Раны. Глубокие, изломанные, словно когтями вырезанные. Не просто шрамы — это были следы боли, страдания… чего-то тёмного. Мы замерли.
Я смотрел на него, он — на меня.
В его глазах вдруг появилось нечто, чего я никогда прежде не видел. Не страх. Нет. Это было… отвращение. Будто я — не друг, а чужак. Враг. Предатель. И тогда я закричал. Я не помню, как голос стал таким громким. Не помню, как срывался. Я просто — требовал ответов.
— Откуда эти раны?! Что с тобой случилось?!
Но в ответ — молчание. Только тяжёлое, глухое дыхание. И тут я задал вопрос, который не смел произносить всё это время.
— Что произошло той ночью?
Максай вздрогнул. И голос его, когда он заговорил, был неузнаваемо холоден:
— Будто ты не помнишь этого…
— Я помню, но—
— Но что?! — резко перебил он, в голосе плескалась злоба. — Ты забыл, как бросил меня умирать?! Ты повернулся спиной, Нариндер. Просто ушёл!
— Нет! Я видел, как та тварь… как она тебя схватила! Я видел, как она…
— Разорвала меня? — презрительно усмехнулся Максай. — И всё равно ушёл?
Он замолчал. И я — тоже. Мы стояли в молчании, что гудело громче крика. Я сделал шаг к выходу, уже не в силах выносить это. Но в тот миг он схватил меня за руку. Сжал крепко, до боли, и потянул к себе. Я оказался вплотную, почти прижат к нему. Он наклонился, и его губы оказались у самого моего уха. Его дыхание было горячим. Живым. Настоящим. И в то же время… чужим.
— Нам не суждено было выжить, — прошептал он.
Холод пронзил моё тело.
— Что? — вырвалось у меня, но в ту же секунду меня сбили с ног. Я рухнул. Меня тут же прижали к земле. Из тени шагнули двое — те самые шаманы в белых одеждах. Они сдерживали мои руки, не сказав ни слова. Лишь выполняя свою часть ритуала. А Максай, с той самой странной ухмылкой, медленно опустился сверху. Уселся прямо на меня, навис, удерживая моё тело.
Он смотрел в глаза. Прямо. Без стыда. Без сомнений. И я почувствовал… животный страх. Беспомощный. Глубокий. Максай всё повторял, будто мантру, то же самое:
— Нам не суждено было выжить… Нам не суждено было выжить…
И вдруг, в поле моего зрения вновь показались его лапы — но теперь в них был клинок. Металл блеснул в отблесках лунного света, режущим сиянием ослепляя глаза. И прежде чем я успел хоть что-то понять, лезвие свистнуло в воздухе — у самого моего лица. Я зажмурился от страха. И тут… капли.
Что-то тёплое, вязкое стало капать мне на морду. Сначала по одной, потом чаще. Я знал этот запах. Узнал бы из тысячи. Кровь. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел…
Максай медленно проводил лезвием по своей лапе, глубоко, будто пытаясь пронзить её насквозь. И при этом… гордо поднимал её вверх, позволяя крови стекать по его телу, словно это был ритуал. Я не понимал. Не верил своим глазам. Что с ним происходит?.. Где мой друг?..
— Что за чертовщина здесь творится?! — выкрикнул я, не выдержав.
Максай замер. Его лицо исказилось. Он посмотрел на меня — впервые по-настоящему. Увидел моё лицо, мокрое от слёз и страха.
Увидел… осознал? Нет. Лишь миг. Лишь тень того, кем он был. Он бросил взгляд на клинок в своей лапе, будто только сейчас понял, что делает. И тут же — резко отбросил его в сторону. Словно пробудившись, махнул рукой тем, кто всё это время удерживал меня. Шаманы отпустили. Их пальцы исчезли так же бесшумно, как и появились. Не дожидаясь ничего — ни объяснений, ни слов, ни угроз — я рванул к выходу. Схватившись за край дверного проёма, выскочил прочь, из этого кошмара, прочь от Максая, которого больше не узнавал. Я бежал, как никогда раньше. Вытирая слёзы, сдирая кровь с морды, врезаясь в тех, кто стоял на пути, спотыкаясь, падая, поднимаясь вновь.
К чёрту всё это.
К чёрту это место.
К чёрту его!
Он действительно хотел… убить меня? Я прорвался в лес. И только тишина встретила меня там. Та же пугающая, чужая, вязкая тишина. Задыхаясь, я сорвал несколько листьев с ветки и попытался стереть остатки крови с лица. Тело дрожало, а разум был слишком оглушён, чтобы думать. Что означали его слова? Мне уже было всё равно. Если я бы остался… Если бы продолжил смотреть…
Я бы не выбрался. Сквозь ветви и стволы я наткнулся на знакомое место. Тот самый проход. Та самая кровавая лужа. И дыра в древесной стене, через которую я тогда провалился... Подтянувшись к проёму, я влез в дыру в древесной стене. Держась за край, попытался нащупать ногами землю… но её не было. Ни ветки, ни выступа — только воздух. Я повис, держась лишь на лапах. Может, рост не позволял дотянуться, или земля была дальше, чем я ожидал, но… я просто отпустил. И вместо приземления — полёт. Я начал падать. Не вниз — в бездну. Тело крутилось, я беспомощно махал лапами, не понимая, где верх, где низ. Это был не полёт, а погружение в пустоту. Бесконечное, вязкое, глухое падение. И вдруг — рык. Тот самый, что я слышал тогда, при последнем столкновении с нашей группой. Дерзкий, первобытный, жутко знакомый. Тело вздрогнуло. Я словно врезался в невидимое дно — и подскочил на месте. Я проснулся. Сбитый дыханием, мокрый от пота, с бешено стучащим сердцем. Я сидел. Не было больше ни поселения, ни хижин, ни белых халатов.
Не было зверя. Не было Максая… Только я. Только лес.
Я осмотрелся — передо мной открывалась зелёная опушка. Всё выглядело как-то по-новому, будто я смотрел на мир впервые. Наш лагерь располагался на склоне холма, почти на одном уровне с кронами деревьев. Вдалеке возвышалась гора — за ней, если наш план верен, должен находиться родник. Именно туда мы и держим путь. Именно там, возможно, найдём тех, кого ищем.
Ночь ещё была глубокой. Мои спутники спали. Мир дышал тишиной и покоем. Я прилёг обратно, укрывшись. Может, мне удастся уснуть без кошмаров…
…или хотя бы проснуться в реальности, где Максай жив.
Но уже сам не знал, чему верить.
