Один батальон против семнадцати тысяч
Август 1914 года, Восточная Пруссия. Один немецкий батальон, а это неполная тысяча штыков, берет в плен семнадцать тысяч русских солдат. Немецкий генерал Гофман потом недоумевал: «Окруженные русские отряды бродили без руководства, атаковали наши слабые части, но тут же отступали и тысячами сдавались гораздо более слабому противнику».
Звучит дико? Но это реальность царской армии образца 1914 года. И вот что поразительно — через четверть века тот же народ показал себя совершенно иначе.
Немцы, рассчитывавшие на привычную легкую прогулку, получили такой отпор, что в секретной сводке СС от августа 1942 года честно признали: «Такого упорного сопротивления мы никогда не встречали в Первую мировую войну».
Что случилось за эти двадцать пять лет? Почему солдаты Николая II сдавались в семнадцать раз чаще бойцов Сталина?
Генеральская арифметика: звездочки дороже солдатских жизней
Начнем с цифр, которые не врут.
Царская армия 1914 года: на десять убитых генералов — двадцать один сдавшийся в плен.
Красная Армия 1941 года: на десять погибших — всего три пленных. Разница в стойкости командования в шесть с лишним раз.
Возьмем конкретный пример. Генерал Александр Самсонов, командующий 2-й армией под Танненбергом. Когда стало ясно, что дела плохи, поступил типично для русского генералитета той эпохи, он бросил управление войсками и отправился спасать собственную шкуру. Не вышло, офицер застрелился в лесу, оставив девяносто тысяч подчиненных на милость немцев.
А теперь советский генерал Алексей Зыгин, 1941 год. Его 174-я дивизия попала в окружение под Полоцком. Зыгин вывел часть войск, но узнав, что основные силы остались в кольце, сделал немыслимое для царского времени: вернулся обратно через линию фронта и повел окруженных на прорыв. Дивизия вышла почти полностью — с пушками, обозом, боеспособностью.
Разница? В первом случае генерал считал солдат расходным материалом. Во втором — боевыми товарищами.
Солдатская математика: цена человеческой жизни в цифрах
С рядовым составом картина еще печальнее. Чтобы пленить одного царского солдата, немцам хватало убить двух-трех его товарищей. В Великую Отечественную это соотношение изменилось кардинально: один советский пленный на тридцать четыре убитых.
С офицерами было еще показательнее. При Николае II на десять погибших офицеров приходилось девятнадцать сдавшихся. При Сталине всего двадцать пять на тысячу убитых. Восьмикратная разница в стойкости!
Откуда такой провал?
Послушаем сержанта Федора Черона, попавшего в немецкий плен в июне 1941-го и потом оставившего воспоминания: «Полк подняли по тревоге и увели в лес. Это была последняя команда, командиров как ветром сдуло. Красноармейцы слонялись без дела, никто ничего не объяснял. Офицеры сбежали, бросив нас».
Но точно то же самое происходило и в 1914 году! Только тогда это была норма, а в 1941-м — исключение из правил.
От Новогеоргиевска до Осовца: позор и слава одной эпохи
Август 1915 года дает нам две истории двух крепостей, две судьбы, два разных понимания воинского долга.
Новогеоргиевская крепость под Варшавой — «неприступная твердыня» с восьмьюдесятью тремя тысячами защитников и двадцатью тремя генералами. Против нее немецкие ополченцы, почти вдвое слабее числом.
Результат? Комендант Николай Бобырь сдал крепость через четыре дня. Сам поехал к немцам «на переговоры», был вежливо взят в плен и оттуда приказал гарнизону сложить оружие.
В то же самое время крошечная Осовецкая крепость с семьюдесятью одним орудием уже полгода держала оборону. Немцы применили против нее «Большие Берты», сотни тысяч снарядов, даже отравляющие газы. И что же? Горстка полуотравленных русских солдат поднялась в атаку, знаменитую «атаку мертвецов». Немецкая пехота в панике бежала.
Одна страна, одна армия, одно время. Но какая пропасть в понимании чести и долга!
Что изменилось: от касты к братству
Корень беды лежал в самом устройстве царской армии. Офицеры считались особой кастой, а солдаты просто серая масса. Дворянские «их благородия» жили отдельно, ели отдельно, развлекались отдельно. А когда становилось горячо, то нередко и смывались отдельно.
Красная Армия строилась иначе. Командир и боец были звеньями одной цепи. Генерал Авксентий Городнянский в 1941 году командовал стрелковой дивизией, но узнав об окружении чужой танковой части, перешел линию фронта и возглавил прорыв. Не своих, чужих, но советских бойцов.
Полковник Владимир Тишинский разгромил эсэсовскую «Мертвую голову» под Себежем, а при отступлении лично командовал арьергардом, прикрывая не только свою, но и соседнюю дивизию. Погиб от снаряда, но людей вывел.
В царской армии такие примеры были редкостью. В советской стали обыденностью.
Миллион дезертиров: когда народ не понимает, за что воюет
К концу 1915 года в российской армии числился миллион дезертиров. Люди бежали массово, не скрываясь. Генерал Янушкевич в панике предлагал лишать их семьи пайка и ссылать в Сибирь. Но дело было не в суровости наказаний.
Русский мужик просто не понимал, за что проливает кровь. За царя? Тот далеко, в столице. За помещика? Так тот всю жизнь кровь из него выжимал. За веру? А немцы что, неверные?
В Великую Отечественную мотивация была ясной. Враг пришел истреблять народ. Немцы это поняли и в той же сводке СС честно признали: «Русские ведут борьбу с фашизмом, не хотят возврата царизма».
Когда человек знает, за что умирает, он сражается до последнего патрона. Когда не знает, то сдается при первой возможности.
Уроки, которые нельзя забывать
Семнадцать к одному — это не просто статистика, это диагноз целой системы. Системы, где командиры думают о карьере больше, чем о подчиненных. Где солдаты не понимают целей войны. Где армия существует отдельно от народа.
Красная Армия 1941 года была далека от идеала, те же репрессии, нехватка техники, стратегические ошибки. И все же моральный дух советских бойцов оказался неизмеримо крепче царских. Потому что люди защищали не чужие интересы, а свое будущее.
История иногда повторяется. И главный урок Первой мировой не в том, что Россия проиграла войну. А в том, что она проиграла ее в душах солдат еще до первого выстрела.