Звонит Оля мужу своему, Василию. Убежал он на службу, а указания к покупке продовольствия заслушал невнимательно.
“Вечно он так, - Оля негодует, - не выслушает указаний и всякую эпидерсию в продмагах хватает. Вчера молоко приволок - так оно будто само по себе ходить вот-вот начнет. Столько там жизни всякой завелось - и грибы плесневые, небось, и бактерии, и палочки всевозможные. И еще какая неполезная живность. И нынче ускакал. Вместо картофеля батат притащит или турнепса”.
Звонит Оля по телефону, а муж не отвечает. Зато за диваном чего-то пиликает. Полезла Оля за диван. Пыхтит, сердится. “Вечно он, - думает, - такой! То в тапках на работу убежит, то в носках разных. То вот телефон за диваном бросит. Был бы теткой - без юбки на работу носился. Я и сама такое пару раз проделывала. Но я-то ладно, я белкой кручусь, мне не грех и забыть”.
За диваном телефон как раз пиликает. И на экране написано, что звонит мужу некий Мишган Индюков.
“О, боги, - Оля за голову схватилась, - какой еще Индюков?! Это ведь я звоню. Неужто, Васька меня в телефоне “Мишганом Индюковым” записал? С ума сойти! Как пить дать - прячет мою личность от любовницы. Читала я историю, как один хитромудрый господин жену законную “Борисом” в телефоне записал - от любовницы прятал. И Васька туда же. А я-то все думаю - чего он рассеянный такой? Так это любовь, получается. Она, любовь, башку ему загадила розовыми купидонами и прочей романтикой. Ой-ей”.
А тут звонок в дверь. Это соседка пришла - соль у неё закончилась.
Оля, вся в чувствах растрепанных, соседке - вместо соли - пожаловалась. Когда случаются такие потрясения - всегда про них рассказать хочется ближнему.
- Мой бабенку завел, - так она сказала. И зарыдала.
Соседка глаза вытаращила.
- А как, - спросила вкрадчиво, - ты выяснила? Ну-к делись способом. Может, и мой завел. Рассказывай, Оля, методу выведения на чистую воду изменника. Тоже у меня ряд подозрений по Николаичу есть. Тоже он какой-то задумчивый ходит. А намедни принес с улицы кота. Может, бабенкин это кот. Очень уж Николаича любит. Все подле него трется.
- Я, - Оля в ворот халата высморкалась, - у Васьки под именем Михаила Индюкова в телефоне значусь. И сразу ведь все тут очевидно.
- Ах, - соседка ахнула, - каков прохиндей! Но тут, конечно, сразу все очень ясно. Васька ваш у любовницы сидит, а звонит ему некий Индюков. И ни о чем бабенка не догадывается. Звонит Индюков - и леший с ним. Кобели, как говорится, на выдумки хитры. Подожди-ка, Оля. Я сейчас у своего телефон проверю. Тоже его прищучу. Сколько можно врать в глаза?!
Побежала соседка домой - выяснять, как она у супруга в телефоне записана. Оля тоже на площадку выскочила. В минуты горестной правды лучше ей на людях быть.
И следы небольшой борьбы за соседкиной дверью услышала, и как орет кто-то: “Говори пароль, ирод!”.
А потом соседка в дверь нос высунула.
- Записана я Галиной Ивановной, - радостно сказала, - значит, нет у моего Николаича бабенок. Уф. А ты, Оля, мужайся. Все мужчины изменяют, в конце-то концов. Кроме, конечно, моего Николаича.
И дверь прикрыла. Даже от соли отмахнулась. Будто бабенки - как зараза - могли к ней в квартиру через соль пробраться.
Села Оля размышлять. Захотелось ей тоже Ваську прищучить.
“Должен, - думает, - быть способ вычислить разлучницу. Надо просто улики поискать и как следует логически поразмыслить”.
Полезла в карманы Васиной куртки, а там бумажка обнаружилась - среди мусора всякого и мятных карамелек. Адрес на бумажке накорябан: «Ул. Змеиная, дом десять». Номер квартиры неразборчиво - то ли “четыре” там написано, то ли буква “ы”.
“Так, - соображает Оля, - Мишган, значит, у нас Индюков. Не просто так меня Васька им обозвал. Имеется тут скрытый смысл. Имя Миша… Что оно значит? А кто его знает. А Мишган. Кто-то это бандитской наружности сразу рисуется. Михаил. Миша. Мишка, Мишка, где твоя улыбка... Миша олимпийский! Точно! Вот она - сила логики. В восьмидесятом году Вася в школу пошел! Значит, школьная это любовь. Пожалуй, снюхался он с ней случайно где-то. И всякие прежние чувства всколыхнулись. Потому и молоко хватает позапрошлого года выпуска, и картофель носит с глазьями. И такие там глазья, что подмигивают даже. И усами шевелят. Вот и все объяснение. Влюбленные вечно чуток буйнопомешанные. Гормоны в них беснуются. Разум покидает. Рассеянность наблюдается. А Васька - он всегда такой. Прямо как пятнадцать лет назад поженились - так он и рассеянный. То есть, сразу с бабенкой у них любовь процветала. О, боги! Столько лет во лжи живу, ах, как это неприятно все…”.
Поплакала Оля два часа. Борщ сварила. Варит борщ, а сама над фамилией еще размышляет. Индюков. Нет у них таких знакомых, которые Индюковыми называются.
Подключила тогда Оля мышление ассоциативное. И на канале телевизионном про природу на птиц индюков полюбовалась. Ходят там индюки - важные, дуются из себя. Но не сильно они интеллектом отличаются. Так на канале ведущий прямо и сказал: важные, мол, индюки, но глуповатые.
И сразу как-то образ полюбовницы у Оли почетче сделался. “Глуп как индюк”. То есть, женщина эта, что грязные ручонки в лоно семьи засунула, глуповатая.
Достала Оля альбом Васин школьный. И почти сразу разлучницу там увидала. Стоит с Васей девушка кудрявая. Формы развитые. Лицо не сильно умное. Глазенки наглые. Улыбочка глуповатая. И бандитского она вида - волосья дыбом, фартук школьный криво нацеплен, а на щеке будто клякса какая-то. И подпись имеется: “Танька Г. - двоечница, но очень хороший человек и душа компании”.
“Вот она! - Оля руки потерла. - И зря я не пошла в милицейские. Легко я любую путаницу могу распутать. И не только виновницу найти, но и взять всю шайку тепленькими на том самом, кхм, дельце”.
И поехала Оля на улицу Змеиную. Требовала ее душа мести.
У дома номер десять уселась караулить. И сразу тетка нужная из подъезда нарисовалась. Глазенки наглые, походка бандитская. Криминального вида на ней капор. А из под капора кудри видны.
- Татьяна, - Оля строго тетку окликнула, - а ну, постойте-ка!
А тетка идет себе и на Олю не глядит. Видимо, к Васе на встречу спешит. Оля тетку догнала. И за рукав схватила.
- И не совестно, - говорит, - вам, Татьяна, воровать чужое счастье? Он, Васька, на мне пятнадцать лет женатый. И подрастает у нас сын-восьмиклассник. Тоже мне - нашли любовника. Он, если вы глуповатые и не видите очевидного, крайне рассеянный человек. Невнимательный и зарабатывает посредственно. На черта он вам сдался? Да и постарше вы будто Васьки. Вы, простите, второгодница?
А женщина от Оли отпихивается. Оля тогда улики тетке с бесстыжими глазами сунула: фотокарточку и бумажку с адресом.
- Может быть, - Оля спрашивает, - и сейчас отпираться будешь, Таня Г.? Что, попалась, кикимора?!
- Я, - тетка отпрыгнула, - в вашем городе третий год живу. И Васек не знаю никаких. Пустите же рукав, я к внуку спешу. Ишь, пристали. Идите выпейте ромашки. А то бригаду вызову вам.
Оля тетке не поверила, разумеется. Но, решив, что Таня Г. - прожженная прелюбодейка и врасплох ее так просто не застать, домой поехала. “Нагряну прямо на квартиру лучше. Там уж отпираться у Таньки не получится”.
Так она решила.
Вернулась домой, села заявление на развод писать. Пишет заявление, рыдает. Жалко семьи. Но и в обмане жить надоело.
А тут Василий приходит. Картофеля с глазами в авоське принес и молоко прошлогоднее.
- Чего на ужин у нас? - спрашивает.
А Оля заявление разводное молча супругу показала.
Василий не понял ничего. Темя чешет, лоб морщит.
Пока морщил и чесался - сын пришел. Восьмиклассник Петя. Зашел домой и орет.
- Вы, - орет, - телефона моего не находили? То ли в раздевалке потерял, то ли чего с ним случилось! Если не дома он, то новый покупать надо. И лучше бы это был айфон.
А Вася тоже про свой телефон вспомнил - забыл он его в машине, оказывается. Прям утром и забыл - он рассеянный человек. Заохал, во двор побежал.
А Оля в этой сцене издевательство углядела. В глаза врет Васька! Забыл он, конечно.
- Кто такой Михаил Индюков?! - Оля в спину супругу взвизгнула.
- Это товарищ мой, - сын Петя признался, - двоечник и хулиган. Уроки прогуливает, курит и дерется все время.
И телефон у родительницы забирает - мол, мой это, к сожалению, и чего его не украдут никак. В комнату свою Петя идет - с Индюковым обсуждать школьные дела. Или внешкольную занятость какую-то.
Вася свой телефончик из машины притащил. Там, конечно, десятка два от Оли пропущенных звонков.
Посмотрел Вася на пропущенные и обиделся.
“Знаешь, - сказал, - нормальные люди развод обсуждают лично. То есть, смотрят в глаза друг другу и обсуждают развод. А так, по телефону сообщить… Это, Оля, я не знаю что. Чего я тебе сделал? Картошку принес с глазьями и усами? Это ж разве повод расставаться и разрушать семью?! Не ожидал”.
А Оля вдруг обрадовалась.
Заявления в клочья подрала. И весь вечер смотрела на Васю влюбленными глазами. Как пятнадцать лет назад.
А за картофелем Петю она отправила - чтобы он домашними делами больше занимался, а с Индюковыми не связывался никогда.