― А это мы еще посмотрим! ― крикнула Ксения вслед и еще что-то кричала, но бабушка этого, наверно, уже не слышала.
― Мама, а почему она так? ― спросила Люба. И тут Ксения, как обычно, отпихнула ее, но все же объяснила:
― А вот потому! Такая уж она. Молодец, что не пошла к ней, иначе она бы и тебе всю жизнь сломала, как и мне. Рядом с ней все гибнет. Шантажировать она меня будет квартирой своей!
Тут вступил дядя Юра:
― А что, Ксюха, за квартиру-то можно бы и подумать! Чего это все ей? Ты такое же право имеешь, нет, что ли? В суд бы подала, на размен!
― Как же, право... Нет у меня никаких прав, и судиться с ней ― это себе дороже...
Дальше пошел какой-то их взрослый спор, вылившийся в скандал, закончившийся, кажется, дракой, и мамиными слезами. Прозвучало там из уст Юры и такое: «А девку надо было ей отдать, пусть бы кормила ее сама! Сколько лет она еще у нас на шее сидеть будет?»
Мама, разумеется, с этим не согласилась ― кажется, после этого скандал и перешел в рукоприкладство, что Любу не столько напугало, сколько обрадовало: мама все же не хочет отдавать ее, заступается и не собирается соглашаться с Юрой! Однако, когда Юра после этого ушел, хлопнув дверью, а мама осталась плакать, Люба не пошла ее утешать ― знала, что оттолкнет, а то еще и накричит, считая, что ссора произошла из-за нее, Любы...
Но ссор и криков в их доме хватало и потом ― по всякому поводу. Люба старалась не вникать в эти проблемы ― хватало своих... С самого начала обучения ей пришлось столкнуться с классовыми различиями: она была «деревенская», а большинство соучеников ― «городскими». «Деревенские» были хуже просто по факту проживания в деревенских домах ― и грязные-то они, и «колхоз-навоз», хулиганье и вообще ни на что не годные.
Люба поняла, что единственный выход в такой ситуации ― быть лучше городских! Да, для того, чтобы быть чистой, ей придется больше ведер воды таскать от колонки, больше греть ее, проводить время над корытом, стирая, так как мать чем дальше ― тем меньше занималась такими «пустяками»… Ну так что же? Надо, никто за нее этого не сделает!
И учиться она должна только хорошо, желательно лучше всех! Только в этом ее спасение. И она стала такой ― девочкой-аккуратисткой, круглой отличницей, примером для всех... И это несмотря на то, в каких условиях приходилось жить!
Жалела ли она о том, что не ушла жить к бабушке? Нет, никогда. Даже после того, как поняла, что и мать ее вовсе не та идеальная и любящая, но несчастная мамочка, которой казалась в детстве. Но с бабушкой было бы хуже ― властная, жестокая Татьяна Владимировна действительно заботилась не о том, чтобы облегчить жизнь внучки ― ей нужен был кто-то послабее, чтобы властвовать, доказывать свое превосходство. Поняла это Люба только повзрослев ― тогда же она удивилась, как совсем маленькой инстинктивно, видимо, сторонилась плохого, и выбирала правильные пути! Ведь если бы она хоть один раз оступилась ― страшно даже представить, к чему привела бы ее жизнь...
Ведь и мать ее была когда-то хорошей девочкой, но попытка вырваться из-под гнета Татьяны Владимировны привела ее к вот такой жизни ― в деревне, с выпивкой и без всяких перспектив. И это было еще не худшим вариантом ― младший брат Михаил умер совсем молодым от алкоголя. Они оба могли бы жить нормально, уйдя от своей матери, но, не желая оставаться с ней, не смогли жить и без нее! Люба смогла.
Квартиру им с матерью все же дали ― в новом доме, двухкомнатную. Правда, к ней прилагался отчим Юра, с которым мать расписалась. Любе было уже пятнадцать лет к этому времени, и она ждала не квартиры, а окончания школы ― чтобы уйти из своей семьи. Она уже знала, почему они уехали из деревни (из того, что от нее осталось) едва ли не самыми последними ― Татьяна Владимировна, используя какие-то свои связи, препятствовала тому, чтобы Ксению переселили в город! Хотела что-то доказать дочери, или отомстить за отступничество, или вернуть под свое начало ― как знать... Но вот она постарела, лишилась, вероятно, покровителей и влияния и уже не могла козырять своей квартирой... Но пыталась! Ведь оставалась внучка, и Татьяна Владимировна была уверена, что сможет перетянуть взрослеющую Любу на свою сторону.
Для этого она однажды зазвала ее в гости.
― Я ведь уже старая, мне тяжело одной, ― говорила она, ― а тебе, я вижу, трудно жить с этими... Да и ни к чему! Переезжай ко мне, тогда эта квартира достанется тебе полностью. Ты сама подумай ― не здорово ли?!
― Нет, бабушка, прости. Я скоро школу окончу, уеду в другой город, поступлю в институт и буду жить в общежитии... А там уж видно будет! А эта квартира мне не нужна, ― и Люба обвела взглядом стены, которые, казалось, впитали в себя все страдания, которые довелось пережить ее матери в детстве.
― Ты многого не понимаешь! Ты потом жалеть будешь! ― жалобность исчезла из бабушкиного тона. ― Да ты что думаешь, я не найду, кому все отдать?! Сегодня же напишу завещание, но ни ты, ни твоя мать там упомянуты не будут!
― Ну и прекрасно. Надеюсь, кто-то будет счастлив от всего этого, ― она обвела рукой пространство. ― Но никто из нас точно нет. Здесь нельзя жить. Прощай, бабушка.
Она вышла из квартиры, глубоко вздохнула, словно очищая легкие от воздуха, которым дышала в доме Татьяны Владимировны. «Хорошо, что все это закончилось. По крайней мере, для меня».
И действительно, никогда не жалела ни о чем! Квартира досталась чужим людям, Юрий не простил Ксении того, что она не стала оспаривать завещание, и ушел, чему она была даже рада, так как помирилась с дочкой. Люба уже жила в общежитии, но мать навещала часто, а потом перебралась жить к ней. Кажется, вместе со всему «богатствами» Татьяны Владимировны из жизни ушло все плохое, мама даже пить стала значительно меньше. И жизнь потихоньку налаживалась.
Автор: Филомела
Конец рассказа