Андрей привёл Ольгу в дом поздним вечером. Свет в прихожей был резким, будто специально подчеркивал неестественность момента. Кирилл, стоявший на лестнице с чашкой чая, увидел, как за отцом, широкоплечим, усталым, появилась она, стройная, в светлом пальто, с тонким лицом, прячущимся под капюшоном.
— Кирилл, познакомься, — голос отца звучал сухо, без особого энтузиазма. — Это Ольга. Моя будущая жена.
Чай в чашке мгновенно остыл. Кирилл поставил её на подоконник и медленно спустился по лестнице, глядя на женщину, которая теперь будет его мачехой. Молодая. Гораздо младше отца, но не старше тридцати. Она улыбнулась неловко, чуть опустив глаза.
— Здравствуй, Кирилл, — тихо сказала она. — Я… рада познакомиться.
— Ага, — коротко ответил он, не скрывая ни скепсиса, ни недоверия.
Андрей тяжело вздохнул:
— Давай без этих взглядов. Кир, Оля теперь часть семьи.
«Семьи?» — мысленно усмехнулся Кирилл.
Первые дни были странными, как затянувшийся сон. Ольга старалась не мешать: убиралась, готовила, тихо спрашивала, во сколько Кирилл завтракает и не нужно ли постирать его вещи. Она была почти невидимой, как будто боялась лишний раз напомнить о себе.
Кирилл ходил по дому с внутренним напряжением. Каждый её шаг он воспринимал как претензию на уют, на его привычный порядок. Но Ольга не лезла с разговорами. Она будто сама чувствовала неловкость своего положения.
Однажды, на кухне, когда отец задержался на работе, она осторожно заговорила:
— Тебе нравится итальянская кухня? Я сегодня попробовала приготовить пасту по новому рецепту…
Он сдержанно пожал плечами:
— Нормально. Хотя обычно, когда вы оба не дома, я сам что-то готовлю.
— Мне казалось, так будет… теплее, — она смущённо улыбнулась, убирая со стола.
«Теплее». Странное слово для этой ледяной ситуации.
Отец в эти дни был раздражённым и молчаливым. Его новое счастье, похоже, требовало слишком много усилий, чтобы держаться на плаву. Рабочие вопросы, бытовые хлопоты, холод сына...
Иногда Андрей срывался:
— Хватит смотреть на неё как на врага. Она здесь, и тебе с этим придётся смириться.
Кирилл молчал. Смириться? С тем, что отец взял себе молодую жену, которая годится ему в дочери? С тем, что теперь их тихий дом стал напоминать чужую территорию?
Ольга не спорила. Она просто старалась жить рядом. И в этом её старании было что-то подкупающее.
Как-то раз, вернувшись поздно с учёбы, Кирилл застал её в гостиной. Она сидела у камина, поджав ноги, читала книгу. В комнате было тепло и тихо. Она подняла глаза и мягко улыбнулась:
— Привет. Ты как, не замёрз?
— Всё нормально, — ответил он сухо, но почему-то задержался в дверях.
— Садись, — предложила она. — Здесь уютно.
Он не двинулся, но почувствовал, как что-то в нём дрогнуло. Впервые за долгое время он увидел в доме тепло не как температуру батарей, а как присутствие человека.
Кирилл ложился спать с тяжёлой головой. Ему не нравилось это внутреннее движение, как будто стена, которую он выстроил между собой и Ольгой, начала трескаться.
Он сам себе повторял: «Она просто пытается быть хорошей женой и мачехой. Просто хочет мира в доме. Всё остальное… у тебя в голове».
Прошло несколько недель. Ольга постепенно становилась частью дома, но не частью семьи. Кирилл всё ещё чувствовал её присутствие как что-то инородное, но уже не мог отрицать, что оно наполняет дом каким-то особым теплом. С ней становилось уютно, и именно это раздражало больше всего.
В один из вечеров, когда Андрей снова уехал в командировку, Ольга позвала Кирилла ужинать. Он спустился с лекциями в руках, ожидая привычной неловкой тишины за столом. Но Ольга неожиданно улыбнулась:
— Сегодня сделала твой любимый салат. Помню, ты говорил про него пару недель назад.
Она небрежно поправила прядь волос, будто это ничего не значило.
Кирилл замер, немного смущённый её внимательностью.
— Ты слушаешь, что я говорю? — спросил он с иронией, пряча смущение за резкостью.
Ольга тихо усмехнулась:
— Конечно. Я живу с вами под одной крышей, странно было бы не слушать.
Он сел напротив, опустил глаза в тарелку и сказал уже мягче:
— Спасибо.
За ужином они впервые говорили спокойно. Не как посторонние, а как два человека, которым всё-таки приходится делить пространство и время.
Оля рассказывала про работу, про то, как трудно привыкать к Андреевой строгости, к его постоянной занятости. Кирилл неожиданно почувствовал к ней жалость. Оказывается, она была не охотницей за деньгами, не холодной расчётливой женщиной, а просто человеком, оказавшимся не в том месте и не с тем человеком.
Позже, когда он помогал ей убирать со стола, Ольга подошла ближе, чем обычно, и забрала из его рук тарелки. Их пальцы случайно соприкоснулись. Казалось, обычное, бытовое прикосновение. Но Кирилл почувствовал, как по коже пробежал холодный ток.
Он быстро отдёрнул руки:
— Я сам помою.
Она посмотрела на него внимательно. В её взгляде не было ни кокетства, ни игры. Только усталость и тихое понимание.
— Кирилл, не усложняй. Я не враг тебе.
Он сжал губы:
— Я знаю. Просто сложно привыкнуть. —Ольга кивнула, словно понимала всё без слов.
Вечером Кирилл долго не мог уснуть. Он мысленно прокручивал их разговор, её голос, взгляд, прикосновение. Сам на себя злился: «Прекрати. Это жена отца. Забудь».
Но запретное всегда кажется ближе, когда пытаешься от него убежать.
Дни шли. Андрей звонил редко, только чтобы сообщить, что задержится ещё на неделю.
Дом принадлежал им двоим, и между ними росла странная тишина, наполненная словами, которые никто не решался произнести.
Однажды вечером Ольга зашла в комнату Кирилла, когда он чинил розетку.
Она остановилась в дверях, не сразу решаясь заговорить.
— Не знала, что ты умеешь это делать, — сказала она, прислонившись к косяку.
— Много чего умею, чего никто не замечает, — ответил он, не оборачиваясь.
В её голосе прозвучала тихая грусть:
— Мне тоже кажется, что во мне никто не хочет ничего замечать. —Кирилл замер. Эти слова, слишком личные, пробили брешь в его осторожности. Он медленно поднялся, вытер руки о тряпку и посмотрел на неё:
— Я тебя замечаю.
Она вздрогнула от этих слов, как от неожиданного удара. На мгновение в её глазах мелькнул страх, но она тут же отвела взгляд.
— Кирилл... не надо...
Но он уже не мог остановиться:
— Я вижу тебя, Оля, не как жену отца, а как женщину. —Молчание между ними стало почти ощутимым. Она медленно сделала шаг назад, почти шёпотом сказала:
— Так нельзя. —И ушла, оставив за собой запах духов и тяжёлый воздух несказанного. Кирилл остался в комнате один. Сердце билось слишком громко, чтобы его не слышать.
В доме стояла тревожная тишина. Она не была похожа на спокойствие, скорее, на затаённое ожидание чего-то неизбежного.
Андрей не звонил уже третий день, и каждый час этой молчаливой свободы оборачивался новым витком внутреннего конфликта. Ольга почти перестала выходить из своей комнаты. Она коротко отвечала на вопросы, избегала взгляда Кирилла, будто хотела стереть из памяти всё, что было сказано.
Но чем больше она отдалялась, тем сильнее его тянуло к ней.
Поздним вечером, когда за окнами шумел дождь, Кирилл снова увидел свет в гостиной.
Он спустился тихо, босиком, как вор. Ольга сидела на диване, обняв колени, в тонком свитере, волосы небрежно собраны в узел. Она не услышала, как он вошёл, и вздрогнула, когда он заговорил:
— Почему ты избегаешь меня? — голос его прозвучал глухо, сдержанно, почти обвинительно.
Она медленно повернулась, устало глядя на него:
— Потому что так правильно, Кирилл, потому что я не хочу, чтобы ты потом меня ненавидел.
Он сделал шаг ближе, стиснув кулаки, словно борясь с самим собой:
— Поздно. Я уже ничего не могу изменить.
Ольга опустила глаза, тихо сказала:
— Ты молодой. Всё забудется и пройдёт.
— Не пройдёт, — перебил он резко, с болью. — Ты думаешь, это просто прихоть? Мне плевать, что подумает отец. Мне плевать, кто ты для него. Я хочу тебя.
Эти слова повисли в воздухе, как приговор. Ольга прикрыла лицо ладонями, её плечи дрогнули.
— Замолчи... — прошептала она, голос её сорвался. — Ты не понимаешь, что говоришь...
— Понимаю, — он подошёл ещё ближе, опустился перед ней на колени, заглядывая в её глаза. — Ты так же одна, как и я. В этом доме никого нет, кроме нас.
Она отвернулась, но он осторожно коснулся её руки. Ольга дрожала.
— Это неправильно, Кирилл, — почти плачущим голосом сказала она. — Мы сделаем твоему отцу больно.
— А он нам не делал? — горько усмехнулся он. — Ты думаешь, он когда-нибудь любил тебя? Для него ты удобство, красивая картинка для статуса. Он уезжает, оставляет тебя здесь одну, как прислугу. —Эти слова ранили Ольгу, хотя она сама не раз думала о том же.
Она смотрела на него долго, вытирая слёзы с щёк дрожащими пальцами. Потом едва слышно сказала:
— Кирилл, но это все равно неправильно...
Он не выдержал. Осторожно коснулся её лица, скользнул ладонью по щеке, словно спрашивая молча: «Можно?» Она не отстранилась.
И тогда случилось то, чего оба боялись. Поцелуй был отчаянным, горячим, как последняя попытка забыться, убежать от реальности, спастись хоть на минуту.
В тот вечер граница между ними была стерта. Не осталось ни мачехи, ни пасынка.
Остались только двое чужих, одиноких людей, которые на мгновение нашли друг в друге тепло.
Утро было серым, холодным, будто всё вокруг чувствовало то, что произошло.
Кирилл проснулся первым. Ольга лежала рядом, повернувшись к стене, и почти не дышала, будто боялась признать реальность.
Он долго смотрел на её спину, пытаясь понять: это счастье или катастрофа? Но ответ сам появился в голове: это конец.
— Нам нужно поговорить, — тихо сказал он, касаясь её плеча.
Ольга вздрогнула, села на постели, обхватила колени руками.
Голос её был хриплым, усталым:
— О чём? Мы и так всё сказали.
Кирилл опустил взгляд:
— Что теперь делать?
Она горько усмехнулась, не глядя на него:
— Жить… или пытаться, пока Андрей не узнает.
Но судьба решила иначе. Вечером, когда они сидели на кухне, стараясь говорить о пустяках, вдруг хлопнула входная дверь. Вошел Андрей, обычно он всегда предупреждал.
Кирилл побледнел, Ольга застыла с чашкой в руке, как статуя. Шаги мужчины были тяжёлыми, уверенными, как всегда. Он вошёл на кухню и, казалось, сразу почувствовал странное напряжение в воздухе.
— Ну что, скучали? — бросил он с усталой усмешкой, снимая куртку. — Я вернулся раньше. Дела закончил быстрее, так торопился, как будто что-то меня подгоняло.
Он подошёл, поцеловал Ольгу в висок. Она вздрогнула, как от удара.
Кирилл отвернулся, сжав зубы.
Андрей нахмурился:
— Что-то случилось? —Между ними на мгновенье повисло молчание.
— Всё нормально, — быстро сказала Ольга, опуская глаза в кружку. Кирилл молчал.
Андрей сел за стол, он поел с дороги, потом был душ и их спальня. Немного удивился, почему планшет сына в их комнате.
На экране высветилось уведомление о переписке, не закрытой, случайно оставленной Кириллом на общем планшете. Сообщения, которые невозможно было объяснить.
Слова, которые нельзя было спутать с дружескими.
Он медленно вышел из спальни и вернулся на кухню… В его глазах не было ярости, только ледяное, страшное спокойствие.
— Это что? — голос его был тихим, глухим, почти чужим.
Кирилл опустил голову. Ольга побледнела, пальцы дрожали.
— Андрей... — начала она, но он резко вскинул ладонь:
— Молчать. —Тишина ударила сильнее, чем любой крик.
— Я спрашиваю: это что? — повторил он, глядя на Кирилла.
Сын молчал, собираясь с духом. Наконец, с трудом выдавил:
— Это правда.
Ольга всхлипнула, прикрыв рот рукой.
Андрей положил планшет на стол, сам сел, откинувшись на спинку стула, медленно вздохнул:
— Значит, мой сын и моя женщина... —Он замолчал, будто не мог подобрать слова.
— Мы не хотели... — начала Ольга, но он снова остановил её жестом.
— Вы не хотели? — холодно переспросил он. — А что вы хотели? Чтоб я жил с этим под одной крышей? —Он резко встал, стул заскрипел по полу.
— Уходите, — спокойно сказал Андрей, глядя в пустоту. — Оба. Сейчас же.
Ольга сжалась, как от пощёчины:
— Андрей, пожалуйста... я виновата... только не выгоняй Кирилла, он молодой, он...
Он обернулся, глаза его потемнели:
— Не ты решаешь. Оба… Вон.
Они вышли молча, собирая вещи в спешке, будто убегали от пожара. Кирилл хотел что-то сказать отцу на прощание, но тот уже закрыл перед ним дверь.
Они остались на улице, под моросящим дождём. Два человека с одним чемоданом на двоих и грузом вины на сердце. Кирилл посмотрел на Ольгу. Она стояла рядом, обхватив себя руками, и не плакала. Плакать она больше не могла.
— Что теперь? — тихо спросил он. Она не ответила, потому что сама не знала, что теперь.
Они сняли маленькую комнату на окраине города. Обшарпанные стены, тусклая лампа под потолком и постель, пахнущая сыростью, — всё, что теперь было их «домом».
Здесь не пахло уютом. Здесь пахло последствиями их выбора.
Первые дни они держались за руки. Молчали, как будто слова могли разрушить хрупкий покой между ними. Кирилл подрабатывал на складе грузчиком, Ольга нашла временную работу в офисе на период отпуска одной из сотрудниц. Денег едва хватало на еду и аренду.
По ночам Ольга всё чаще сидела у окна, задумчиво глядя на тёмные улицы.
Кирилл лежал, уткнувшись в подушку, и думал: «Стоило ли оно того?»
Иногда они ссорились.
— Ты разрушил свою жизнь, Кирилл, — однажды сказала Ольга, устало глядя на него.
— Я? — он горько усмехнулся. — А ты? Ты что сделала со своей жизнью?
Прошло два месяца. Любовь, которая казалась когда-то спасением, теперь выглядела как ошибка.
Жизнь вдвоём быстро показала им правду: страсть не заменяет опору, влечение не заменяет смысла. Раньше Ольга жила в большом доме, с удобствами, с мужчиной, который обеспечивал её, пусть и был холоден. Теперь же тёмная комнатушка, счёт за электричество, который страшно открыть, и молоденький парень, который мечется между ночными сменами и долгами.
Она смотрела на Кирилла, он старался, но что он мог ей дать? И главное, она видела: он ещё ребёнок в душе. Он потерял ради неё всё, но сама она уже не могла дать ему ни опоры, ни будущего. Она чувствовала: рядом с ней он быстро сломается, потеряет и себя, и остатки жизни.
В один из вечеров она долго молчала, глядя, как Кирилл засыпает на стуле, не дождавшись ужина. Взяла в руки его пальто, поношенное, с разошедшимися швами, и тихо заплакала.
Утром она собрала вещи. Кирилл проснулся от скрипа застёжки чемодана.
— Ты куда? — голос его был хриплым, сонным.
Ольга смотрела на него долго и тяжело, как будто прощалась навсегда.
— Кирилл... ты ещё молод. У тебя впереди жизнь. —Она сжала ремни рюкзака, чтобы не дрожали руки.— Со мной ты просто тонешь. Я не смогу дать тебе ничего, кроме этой нищеты.
Он сел, потерев лицо руками:
— Ты же знала, на что шла.
— Знала. Видать, на время голову потеряла.
Она опустила голову:
— Прости, если сможешь.
Кирилл ни слова не произнес в ответ, только отвернулся к стене.
Она вышла тихо, без хлопка двери, не оглядываясь. Кирилл поднялся на кровати, сел…
Он смотрел в мутное окно и думал: «Наверное, отец был прав. Любовь это чувство. А я перепутал ее с мужской страстью, оказался для Ольги всего лишь ошибкой, как и она для меня».