Американский писатель, критик и редактор Jayson Greene рассказывает в "Time":
"Когда-то, несколько эпох или, по крайней мере, пять лет назад, я ошибочно полагал, что финансовая несостоятельность выбранной мною писательской карьеры защитит меня от хруста ИИ и Терминаторских лап крупных технологических компаний. Но, увы, машины наконец-то добрались и до нас — до похитителей Wi-Fi в кафе, любителей латте, людей, вооружившихся в этом капиталистическом мире лишь своими «интересными и мастерски изложенными идеями».
Каждое утро экран моего телефона, загораясь, предвещает очередные дурные события. OpenAI обнажил гниль в самом сердце фабрики гуманитарных наук; теперь профессора обращаются к инструментам ИИ для оценки работ, написанных ChatGPT. Быстрый поиск по запросу «как использовать ИИ для написания романа» предлагает несколько инструментов и приложений с причудливыми названиями (Squibler! Sudowrite!). Писатели теперь могут расспросить ChatGPT о том, как скоро этот инструмент сможет их заменить, и ChatGPT выдает лестные и точные ответы. Писатели (начинающие и не только) могли бы задать моделям ИИ следующую задачу, и она наверняка что-нибудь выдаст: "ChatGPT, не могли бы вы предложить хорошую основу для романтического романа о влюблённых шпионах начала XX века, и смогли бы вы объединить в нём стили Хилари Мантел, Патрисии Хайсмит и Салли Руни?"
Солнце компьютерного апокалипсиса взошло над актом письма. Всем оставшимся писакам следует отложить свои саркастические выпады и выйти, щурясь и подняв руки в знак капитуляции.
Что ж, я здесь для того, чтобы сказать: мы не можем позволить машинам писать наши романы. Почему? Потому что, если кто-то не скажет нам, что мы читаем роман, написанный ИИ, мы можем не заметить разницы.
Это может показаться парадоксальным или провокационным, но я говорю об обеих сторонах процесса от всего сердца. Писатели и читатели нужны друг другу, хотя исторически мы совсем не способны вынюхивать друг друга. Мы часто существуем по разные стороны длинного, тёмного туннеля, гдн гам приходится напрягать слух, чтобы услышать шёпот с другой стороны: «Ты там?»
Эта связь и без того очень хрупкая и подвержена искажениям. Исследования показали, что так называемое программное обеспечение для обнаружения ИИ имеет удручающую результативность: как недавно сообщил журнал New York, программа ZeroGPT определила фрагмент Книги Бытия, «на 93% сгенерированный ИИ». И хотя я не думаю, что великие романы, сейчас или когда-либо в будущем, выйдут из рук LLM, я не уверен, что «величие» является безопасным показателем, за которым можно будет укрыться. Как бы мне ни хотелось чувствовать себя самодовольным — ага! Гейм, Сет, Матч, позвоните мне, когда LLM напишет «Последнего самурая» или «What Belongs To You», — кажется разумным спросить: разве настаивание на «величии» как единственном определяющем факторе человечества против машин уже не признает довольно значительную часть потерянной территории? Сколько великих романов выходит у людей за десятилетие?
Я задаю эти вопросы, потому что, скажем так, я сам через это прошел. Я потратил много времени — унизительно много, — потея над своими предложениями, сотни часов своей жизни, которые я мог бы потратить на игру с ребёнком, или на качание пресса, или на ведение финансов, или на уборку под диваном, или просто на то, чтобы постоять на улице и полюбоваться солнцем. Если бы я не надеялся, что благодарный читатель не сможет не заметить аромат моего потного капитала — моей человечности — в моих произведениях, я бы никогда не трудился так одержимо и так долго.
И всё же, в глубине души, где-то в глубине души я признаю, что немалая доля работы по написанию романов опасно близка к той территории, которую сейчас занимают LLM. Нанесение повествовательных возможностей на сетку, размышления о том, как другие романы создают и снимают напряжение, открытое или подсознательное копирование ритмов прозы других писателей — независимо от того, какой роман вы пишете, на самом деле вы потратите на всё это больше времени, чем, вероятно, признались бы в теоретическом интервью Terry Gross для NPR.
Как писатели, мы всегда можем отступить в более философскую плоскость. А как насчёт намерений? ИИ не может «намереваться» так, как это делают люди. Конечно, ИИ может создать историю, возможно, даже довольно хорошую. Но он не может хотеть её создать, или зацикливаться на том, как люди её воспримут, или пялиться в потолок спальни, вспоминая случай из четвёртого класса, который, по его мнению, должен войти в книгу.
Как писатель, я нахожу все эти мысли верными. Они успокаивают и укрепляют. Я часто к ним обращаюсь. Однако земля под ними тоже быстро становится рыхлой.
В конце концов, насколько мы, люди, искусны в умении правильно распознавать «намерение» в произведениях искусства?
Что в 99 случаях из 100 говорит писатель на публичном форуме, когда читатель уверенно предлагает свою интерпретацию того, о чём он, должно быть, думал во время работы? Сколько раз он отвечал: «Ух ты, ты идеально всё понял»? В лучшем случае его ответ будет дипломатичным: «Я никогда не думал об этом в таком ключе».
Эти проблемы гораздо старше, чем Wi-Fi. Вопросы, лежащие в основе споров об ИИ и писательстве, стары, как сами читатели и писатели. Например, в «Мадам Бовари» есть шокирующая сцена, в которой богатый негодяй Родольф пишет фальшиво-страдальческое прощальное письмо, чтобы порвать с Эммой Бовари, которую он взял с собой ради развлечения, надеясь легко от нее избавиться. Пока он пишет ей это послание, он думает о ней с отстранённой жалостью, даже с лёгким презрением, а затем, для пущей убедительности, окунает пальцы в кастрюлю с водой и оставляет на странице несколько капель, напоминающих слёзы.
Никто из нас не хочет стать невольным получателем письма мадам Бовари. Мы искренне хотим верить, что прочитанные нами истории рассказывают нам что-то о тех, кто их написал, и, следовательно, о людях вообще. И это тот самый коллективный опыт, который мы не можем позволить ИИ отнять у нас.
Я встречал людей, которые читали что-то из написанного мной. Я знакомился с писателями, которыми восхищаюсь. И здесь я хочу сказать, что, как только вы встретитесь с человеком из-за того, что один из вас написал, а другой прочитал, вы никогда больше не будете смотреть на человеческие взаимоотношения прежними взглядом. В таком моменте всегда есть что-то своеобразное и возвышенное. Это неловко, но мило до такой степени, что не поддается описанию. Глаза читателей спрашивают: это ты послал эти сообщения? И изумленные глаза писателя отвечают: да, это был я. Когда читатели и писатели встречаются, они в некотором духовном смысле превращаются в старых друзей. Вы с удовольствием будете задавать друг другу такие вопросы, которые обычно портят общественные встречи.
Писательство занимает слишком много времени. Оно поглощает дни, часы, выходные. Иногда от него болит голова, всегда — спина. Это неудобное и невыгодное занятие. И всё же, письменное слово остаётся единственным эффективным методом телепатии из всех изобретённых, каким бы несовершенным оно ни было.
Мы почти каждую секунду нашей сознательной деятельности проводим в одиночестве, копаясь в темноте, вынюхивая следы других. Удалив людей с другого конца этого повествовательного туннеля, мы вдвое увеличим время, проводимое нами в темноте. Это заперло бы нас в ночные часы один на один с нашим одиночеством.
Когда я представляю, как иду на голос в конце туннеля и не нахожу там человека, меня охватывает такая огромная грусть, что невозможно даже представить. Письмо и чтение — это способы поверить в существование других людей, когда ты один. Если мы разорвём эту связь, то возможно, поначалу мы даже ничего не почувствуем. Но для нас это будет ещё одним способом не узнать друг друга."
Телеграм-канал "Интриги книги"