Найти в Дзене
Ольга Особа

Сложно говорить о токсичности, когда у человека за спиной — насилие

Сложно говорить о токсичности, когда у человека за спиной — насилие. Когда он слишком долго молчал, подстраивался, терпел, извинялся за свои эмоции, за свои желания, за своё существование. Сложно упрекнуть того, кто вышел из боли, в том, что он стал резким, обидчивым, нетерпимым к любому неосторожному слову. И тем не менее, это происходит. Довольно часто. И важно об этом говорить — не для осуждения, а для прояснения. Человек выходит из абьюза с ощущением, что теперь ему никто не посмеет перечить. Что теперь любое сомнение в его словах — это газлайтинг, любое чужое «нет» — это насилие, а любая граница — это попытка его ограничить, заткнуть, подчинить. Он становится «неуязвимым» — но не потому что зажил, а потому что научился нападать первым. Он окружает себя словами о силе, границах, свободе, но эти слова всё ещё произносятся из страха. Страха снова оказаться в положении, где ты не защищён, где тебя не слышат, где тебя убеждают, что ты сам виноват. И теперь любое несогласие воспринима

Сложно говорить о токсичности, когда у человека за спиной — насилие. Когда он слишком долго молчал, подстраивался, терпел, извинялся за свои эмоции, за свои желания, за своё существование. Сложно упрекнуть того, кто вышел из боли, в том, что он стал резким, обидчивым, нетерпимым к любому неосторожному слову.

И тем не менее, это происходит. Довольно часто. И важно об этом говорить — не для осуждения, а для прояснения.

Человек выходит из абьюза с ощущением, что теперь ему никто не посмеет перечить. Что теперь любое сомнение в его словах — это газлайтинг, любое чужое «нет» — это насилие, а любая граница — это попытка его ограничить, заткнуть, подчинить. Он становится «неуязвимым» — но не потому что зажил, а потому что научился нападать первым. Он окружает себя словами о силе, границах, свободе, но эти слова всё ещё произносятся из страха.

Страха снова оказаться в положении, где ты не защищён, где тебя не слышат, где тебя убеждают, что ты сам виноват.

И теперь любое несогласие воспринимается как угроза. Любой чужой взгляд — как вызов. Любое непопадание в тон — как агрессия.

А дальше запускается механизм переопределения: Ты сказал «я не согласен» — значит, ты обесцениваешь. Ты попросил не кричать — значит, ты контролируешь. Ты сказал «мне это некомфортно» — значит, ты не принимаешь.

Так работает травма, которая не была прожита — она начинает жить за человека. Она говорит вместо него. Отвечает за него. Ведёт диалог с призраками, а не с тем, кто перед ним сейчас.

Тот, кто вышел из абьюза, действительно имеет право на гнев, на недоверие, на реактивность. Но если в этом застрять, можно стать тем, от кого будут уходить. Не потому, что окружающие не сочувствуют — а потому, что рядом с вами нельзя будет существовать, не подтверждая каждую минуту: «я не враг, я тебя не раню, я всё делаю правильно».

И здесь важно остановиться не для того, чтобы себя обвинить, а чтобы себя вернуть.

Вернуть себе способность отличать реальность от триггера. Человека — от памяти. Несовпадение — от предательства.

В курсе «Анатомия абьюза» я говорю и об этой стороне — о том, как боль может превратиться в стиль общения, в оружие, а сама жертва — в абьюзера.

О том, что у страха есть не только пассивная форма, но и активная. И что выйти из абьюза — это не только про «уйти», но и про «не перенести насилие с другого — на весь мир».