Когда вы в последний раз включали телевизор не по привычке, а с интересом? С желанием, с ожиданием чего-то нового, свежего, живого. Чтобы лицо в кадре не вызывало раздражения, а голос не звучал, как заезженная кассета.
Сложно вспомнить? Не удивляюсь. Я, как человек, который крутится в шоу-бизнесе уже тридцать лет, работаю с артистами, продюсерами, ведущими — вижу это и изнутри, и снаружи. И могу сказать прямо: российское телевидение болеет хроническим застоем. А лица на экране — как обои в бабушкиной квартире: знакомые, местами облупленные, но никто не решается их переклеить.
Недавний зрительский опрос показал: терпение на исходе. Люди устали. Эмоционально, ментально, эстетически. Они не хотят больше смотреть на одних и тех же людей, которые годами занимают эфир, несмотря на очевидную усталость, нарочитость, искусственность и полное отставание от времени.
И сегодня мы не просто разберёмся, почему эти люди продолжают держаться за экраны, но и заглянем чуть глубже — в закулисье, в мотивации, в те трещины, которые давно пора было признать.
Елена Малышева: от просвещения к пантомиме
Сколько лет прошло с тех пор, как Елена Васильевна в строгом халате и с серьёзным выражением лица рассказывала россиянам, как правильно питаться, почему важно следить за уровнем холестерина и как работает иммунитет? Это был действительно полезный эфир. Её слушали. Ей доверяли. Но потом что-то надломилось. Точнее, всё покатилось в сторону театра абсурда.
Пластиковые макеты желудков, танцующие студенты в костюмах простаты, диалоги про «какашки» и «пердеж» в прайм-тайм. Это уже не телемедицина, а комикс. И всё бы ничего, но уровень контента стал не просто странным. Он стал опасно безвкусным.
И давайте скажем честно: зрителю обидно. Обидно, что его держат за несмышленыша, которому надо объяснять биологию как в детском утреннике. Обидно, что человек, который вещает о здоровье россиян, сама живёт в США, ведёт образ жизни, о котором большинство её аудитории даже мечтать не может. Она — там, они — здесь. И между ними теперь не только океан, но и пропасть доверия.
Лариса Гузеева: когда авторитет превращается в приговор
Я никогда не забуду, как впервые увидела Ларису на съёмках. Величественная, уверенная, с резким, но цепким взглядом. В начале нулевых её «Давай поженимся» действительно было шоу надежды. Люди приходили туда с мечтой, с волнением. Она была как строгая тётя, могла одёрнуть, но всё же казалась справедливой.
А что сейчас? Сейчас в эфире мы видим усталую женщину, которая будто бы терпит всех вокруг.
Участники становятся для неё объектами раздражения, неудачниками, которых хочется пристыдить, а не поддержать. Её фразы — как выстрелы: «Вы никому не нужны», «Судьбы нет», «Ты не для отношений». Это не телевидение про любовь. Это приёмная у циничного астролога с похмелья.
И что самое печальное, это теряет не только зрителей, но и достоинство самой Ларисы. Она может быть глубокой, мудрой, сильной. Но в эфире она становится машиной для жёстких реплик, и в этом уже нет игры. Это просто тяжело смотреть.
Ольга Скабеева: диалог невозможен
Скабееву я видела лично. Она яркая, целеустремлённая, сильная. Но эфир — это не бойцовский клуб. Это не поле битвы, где ты должен подавить собеседника, не дав ему раскрыть ни одной мысли. А у неё всё именно так.
Она не ведёт беседу, она атакует. У неё не голос, а мегафон. Она не уточняет, она обвиняет. У неё нет пауз — у неё есть натиск. И даже когда гость молчит, она продолжает давить.
Для кого-то, возможно, это выглядит как «сила», как «хватка». Но в реальности — это информационное насилие. Люди устали от крика. Устали от того, что эфир превращается в поле боя, где всё заранее известно: виновный — назначен, мнение — сформировано, аргументы — не требуются.
А самое тревожное, что именно такая подача становится стандартом. Молодые журналисты копируют стиль Скабеевой, считая, что нужно быть «жёстким». Но на деле просто разучиваются слушать.
Юлия Барановская: героиня реалити-шоу
Я следила за её историей ещё до появления на телевидении. Женщина, которую бросили, с детьми, без поддержки. Она справилась. Поднялась. Стала узнаваемой. Сильной. Это вдохновляет.
Но на экране сегодня не сила, а агрессия. И, что обиднее всего, наигранная. Юлия будто постоянно доказывает, что она «вправе».
Она кричит, перебивает, резко вмешивается в личные темы гостей, делает эмоциональные вбросы. Каждое ток-шоу превращается в какой-то тест на выдержку для зрителя, для гостей, для неё самой.
Быть эмоциональной — это нормально. Но когда эмоция становится сценарием, когда весь эфир держится на её напряжённой позе и резком голосе — шоу теряет суть. Люди приходят рассказать о боли, а получают отповедь.
Лера Кудрявцева: гламур, забывший про душу
Леру я знаю лично. Когда-то она действительно была королевой лёгкого эфира. Она умела держать паузу, флиртовать с камерой, при этом не перегибая палку. С ней ток-шоу были как дорогой коктейль — с терпкой ноткой провокации.
Но время изменилось. А вместе с ним изменилась и она. Публичные ссоры, уколы в сторону гостей, острая нетерпимость к критике — всё это сделало её шоу местом, где не хочется быть.
Теперь это скорее арена, чем гостиная. Люди приходят и попадают под обстрел. И если раньше Лера умела блестяще подводить к конфликту, а потом мягко его разрядить, то теперь она словно ждёт взрыва. Как будто весь сценарий написан ради одной вспышки. А дальше хоть трава не расти.
Роза Сябитова: сваха, ставшая судьёй
Когда Роза только появилась, она действительно казалась человеком с миссией. Она говорила о браке, о психологии, о гармонии. Но постепенно её образ превратился в нечто почти карикатурное.
Её высказывания стали напоминать приговоры, а не советы. «Ты — неудачник», «Ты — старый», «Ты — без шансов»... Зачем? Что за телевидение, в котором уничтожают человека, чтобы «поднять рейтинг»?
Самый страшный момент был, когда в эфире участницу сравнили с собакой. Я тогда выключила телевизор. Просто не смогла смотреть. Я стилист, я работаю с внешностью, но я никогда не позволяю себе унизить человека за его внешность. А она позволяет.
Почему они всё ещё здесь?
Знаете, что меня поражает больше всего? Не сами ведущие. Они, в конце концов, просто делают свою работу так, как умеют, как им сказали или как они уже привыкли.
Меня удивляет система, которая годами не даёт дорогу другим. Новым. Глубоким. Интересным. Тем, кто может говорить, не крича. Кто может слушать, а не обрывать. Кто не притворяется «народом», а им действительно является.
Я не раз была на телевизионных встречах, где обсуждали кастинг новых лиц. Знаете, какой аргумент звучал чаще всего?
«Зритель привык. Мы не можем рисковать рейтингом.»
А как же развитие? А как же культурный рост? Неужели телевидение — это только про «давайте не шевелить болото»?
Да, есть личные связи. Есть старые контракты, старые долги. Есть продюсеры, которые не хотят конфликтов. Но знаете, кто в этой схеме остаётся самым последним?
Зритель. Он-то ведь живой. Он-то меняется. Он-то взрослеет, переживает кризисы, войны, утраты. Он-то хочет видеть в экране что-то живое, а не пережёванный глянец.
А есть ли альтернатива?
Есть. Всегда была. Просто её не пускают. Я лично знаю десятки талантливых молодых ведущих. Кто-то из них ведёт блестящие региональные программы. Кто-то работает в интернете, и делает это с умом, с вкусом. Кто-то снимает документалки, которые рвут душу. Но на федеральный канал им не пробиться. Потому что эфир — это как старый гардероб: весь занят.
Или, как недавно сказала одна моя коллега:
«Вход есть, но только через лифт с фамилией.»
Печально? Да. Исправимо? Да. Но только если зритель скажет «Хватит». Только если аудитория перестанет быть пассивным потребителем и станет критиком. Только если будет спрос на новое, на честное, на настоящее.
Я не продюсер. Я не определяю сетку вещания. Но я работаю с артистами. Я вижу, кого приглашают. Как подбирают образ. Как делают «эффектную» картинку, чтобы замаскировать отсутствие содержания. Я вижу, как за кулисами стараются выжить молодые и как легко им ставят подножку.
Знаете, сколько девушек мне писали: «Мария, помогите, я прошла кастинг, но потом взяли „ту, чья мама актриса“»? Десятки. И я ничем не могу им помочь, кроме совета: «Делайте своё. Не прогибайтесь. Публика всё равно услышит того, кто говорит от сердца.»
Именно поэтому я пишу эту статью. Потому что молчать стыдно. Стыдно подыгрывать системе, которая нас же и отравляет.
Когда молчит эфир — говорит народ
Посмотрите на соцсети. Там уже всё сказано. Люди смеются не потому, что весело, а потому что иначе нельзя смотреть этот абсурд. Мемы, нарезки, пародии — это всё способ сказать: мы больше не верим.
Но дело не только в мемах. Дело в том, что каждое такое шоу формирует поколение. Наши дети смотрят, как «звёзды» орут, перебивают, унижают, глумятся. И что они запоминают? Что это и есть способ общения. Что главное — не мысль, а удар по слабому. Не правда, а поза.
А потом мы удивляемся: почему у них нет вкуса, нет глубины, нет уважения? Потому что пример — вот он. В эфире. Каждый вечер.
И вот главный вопрос: кто следующий уйдёт с экрана?
Сколько можно смотреть, как Малышева танцует с желудком, Гузеева кричит на вдовцов, Скабеева ведёт дебаты с воплями, а Барановская разрывает семьи в прямом эфире? Сколько?
Мы не просим невозможного. Мы не просим гениальных драматургов или оскароносных актёров. Мы просто просим искренности. Профессионализма. Глубины. И хоть каплю доброты.
Кто должен уйти первым? Пусть решит зритель. Но я, как человек, видящий и экран, и закулисье, скажу прямо: эти шоу изжили себя. Эти лица устали. А мы устали от них.
Я не ностальгирую. Я не хочу «как в СССР». Я хочу телевидение, в котором человеку не стыдно быть человеком. Где ты включаешь и получаешь эмоцию, а не гримасу. Где ты слышишь, а не кричишь в ответ. Где ведущий не палач, не судья, не маска, а человек рядом с тобой.
Телевидение может меняться. Оно уже менялось. Меняется каждый день. Только не у нас, не на Первом, не на «России 1». Там всё держится на шаблонах. На рейтингах двадцатилетней давности. На тех, кому кажется, что у них вечный абонемент на эфир.
Но нет ничего вечного. Ни эфирного времени. Ни лояльности зрителя. Ни терпения. Так что, пора на свалку? Возможно. Но, может быть, не всех. А только тех, кто давно перестал говорить с нами на одном языке.