– Он даже не смотрит в мою сторону, Лен, – с горечью сказал Игорь, бездумно водя ложкой по дну пустой чашки. – Мы сидели за соседними столиками на дне рождения у тети Вали. Он поздоровался со всеми, кроме меня. Будто я пустое место.
– А ты чего ждал? – Лена накрыла его руку своей. – Твоя мама сейчас видит мир его глазами. А в его мире ты – главный враг.
– Враг? За что? За то, что я пять лет своей жизни положил на то, чтобы она снова улыбалась?
– Нет, Игорек. Не за это, – тихо ответила Лена. – Ты враг, потому что ты построил то, чем он теперь хочет владеть единолично. Это не про любовь, это про бизнес.
– Но это же… наше кафе. Семейное. Я назвал его в ее честь… «Надежда».
– Вот именно. А он сделал так, чтобы вся ее надежда была только на него. Расскажи мне еще раз, как все начиналось. По-настоящему. Без утайки. Тебе станет легче.
Игорь глубоко вздохнул, посмотрел в окно, за которым начинался новый день, и начал рассказывать…
– Помнишь, когда отец умер? Мама тогда просто… погасла. Ходила по квартире как тень, смотрела в одну точку. Я думал, она не выкарабкается. Ничего не хотела, ни с кем не говорила. И тогда мне пришла в голову эта идея с кафе. Я же всегда знал, как она любит готовить, как обожает принимать гостей, создавать уют.
Я пришел к ней, сел рядом и сказал:
– Мам, я тут подумал… А давай откроем маленькое кафе? Ты будешь хозяйкой. Будешь печь свои знаменитые яблочные пироги, встречать людей. Назовем его «Надежда». В твою честь.
Она тогда впервые за много месяцев посмотрела на меня осмысленно. И заплакала.
– Сынок, – сказала она, – у нас же нет денег. И я ничего в этом не понимаю.
– А я понимаю, – ответил я. – Я все сделаю. Продал тогда машину, влез в кредиты, все сбережения, что были, вложил. Сам делал ремонт с ребятами, сам меню составлял, ночами не спал.
И она ожила, Лен. Помнишь? Она летала по этому кафе, как бабочка. Сама выбирала скатерти, салфетки. Ее пироги стали легендой нашего района. Люди шли не просто поесть, они шли к ней, к Надежде Петровне, за ее улыбкой. Первые пять лет были просто сказкой. Мы работали как одна команда. Я занимался всей нудной работой – налогами, поставками, бухгалтерией, а она была душой и сердцем нашего места.
А потом появился он. Геннадий.
Он вошел в кафе, как хозяин жизни. Дорогой костюм, идеальная прическа, обволакивающий бархатный голос. Он сел за ее любимый столик у окна и заказал только кофе. И весь вечер не сводил с нее глаз. Мама тогда смущалась, как девчонка.
Он стал приходить каждый день. Цветы, комплименты, тихие разговоры. Я сначала был рад за нее. Думал, ну наконец-то мама снова счастлива, снова чувствует себя женщиной. Я даже не заметил, как он начал потихоньку вползать в нашу жизнь, в наше кафе.
Сначала это были невинные советы.
– Наденька, дорогая, – говорил он, беря ее за руку, – этот ваш кофе… он неплох. Но я знаю поставщика, у которого зерна лучше и на двадцать процентов дешевле. Твой сын, конечно, молодец, но он, видимо, не очень разбирается в закупках.
Мама тогда подошла ко мне:
– Игорек, а может, попробуем? Геннадий плохого не посоветует.
Я попробовал. Кофе оказался отвратительным, но я не стал спорить.
Потом он начал критиковать персонал.
– Этот мальчик, официант… он слишком медлительный. Он портит имидж такого прекрасного заведения. Уволь его, Наденька. Я найду тебе настоящих профессионалов.
– Мам, он хороший парень, студент, ему просто нужна практика, – пытался возразить я.
– Игорь, Геннадий прав. Нам нужно держать марку, – отрезала она.
И я уволил парня. А потом еще одного. И еще. Геннадий приводил «своих» людей, которые смотрели на него, как на икону, а на меня – свысока.
Апогеем стал разговор о деньгах.
– Почему вся прибыль уходит на какое-то «развитие»? – вкрадчиво спросил он маму однажды вечером, когда я показывал ей отчеты. – Ты хозяйка, ты душа этого места. Ты должна жить как королева, а не считать копейки. Игорь, конечно, хороший сын, но он, кажется, забыл, чей это бизнес на самом деле.
Я видел, как в глазах мамы загорается огонек подозрения.
– Мам, ты же знаешь, мы копим на летнюю веранду. Ты сама так хотела…
– Я хотела, – перебила она, – но, может, Геннадий прав. Может, хватит уже вкладывать? Может, пора и для себя пожить?
В тот вечер я понял, что теряю ее. Он не просто ухаживал за ней. Он планомерно настраивал ее против меня. Он внушал ей, что я ее использую, обманываю, скрываю доходы.
Последней каплей стала та самая веранда. Я нашел отличный проект, договорился со строителями. Пришел к маме радостный, с чертежами. Геннадий сидел рядом с ней на диване, вальяжно закинув ногу на ногу.
– Мам, смотри, какая красота будет! – я разложил бумаги на столе.
Геннадий даже не взглянул. Он усмехнулся и сказал:
– Опять траты. Надежда, ты не видишь? Это же классическая схема отмывания денег. Он завысит смету вдвое, а разницу положит себе в карман.
Я замер. Я посмотрел на маму, ожидая, что она сейчас вскочит и выгонит его.
– Мама, ты ему веришь? – только и смог я прошептать.
Она не посмотрела на меня. Она смотрела на своего Геннадия.
– Игорь, – сказала она холодно, – я думаю, тебе пора отдохнуть. Геннадий возьмет на себя управление кафе. Он станет управляющим партнером. А ты… ты можешь остаться. Как наемный директор. Если хочешь.
Наемный директор. В кафе, которое я назвал ее именем.
Я молча собрал чертежи. Посмотрел на нее в последний раз и сказал:
– Нет, мам. Не хочу.
Я ушел. В тот же вечер собрал все свои вещи из кабинета, оставил ей на столе ключи, все документы, все пароли. И больше не возвращался.
Игорь замолчал. Лена крепко сжимала его руку.
– А потом?
– А потом она позвонила через полгода. Я не ответил. Не из злости, Лен. Просто… что я мог ей сказать? Что он развалил все за несколько месяцев? Что все старые гости ушли? Что от нашей «Надежды» осталось только выцветшее название? Зачем? Она сделала свой выбор.
– И правильно, что не ответил, – твердо сказала Лена. – Нельзя спасти того, кто сам выбрал тонуть. А теперь посмотри сюда.
Она развернула на столе большой лист ватмана.
– Я тут набросала… Наша пекарня. Назовем ее «Просто Хлеб». Как тебе?
Игорь посмотрел на эскиз, потом на жену. И впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся.
– Мне нравится, – сказал он. – Очень.
Иногда, чтобы испечь свой собственный хлеб, нужно дотла сжечь старые, чужие надежды.