После того, как распались "Осы" прошла пара месяцев. Я с головой ушёл в работу и общение со "стеклопластиковыми" братьями Димой и Серёгой. Развал группы, мои невесёлые думы, накатившее одиночество и ничегонеделание в плане музыки сильно меня подкосили и я просто не знал, как дальше жить. Чтобы не впасть в депрессию я стал заливать свою депрессию алкоголем, благо было с кем. Серёга с Димкой это дело любили и мы устраивали какие-то весёлые выходки, очень много работали и много пили после работы. Бывало, что пили 6 дней подряд, потому что жили все трое в кают-компании, утром садились с кем-нибудь из братьев на скутер и ехали за опохмелом, что плавно к вечеру и окончанию рабочего дня превращалось в очередной алко-день. Потом день трезвости — и опять неделя запоя и пахоты. При этом мы ещё и культурную жизнь вели, ходили на концерты, принимали гостей — в общем, жизнь била ключом!
Когда среди знакомых музыкантов прошёл слух, что "Осы" распались и их басист теперь свободен, ко мне потянулись с предложениями поиграть. Я пришёл на одну репетицию, послушал… Не то. Всё фигня! Музыка — фигня! Текст — фигня! Музыканты — фигня! Меня так корёжило от творчества других групп, как будто идёт сеанс экзорцизма, а из меня демоны лезут. Я ничего не мог с этим поделать. Пригласили в Москву, я поехал, взяв бас. Поиграл там, ну как поиграл, больше послушал. Нет! Мне не понравились гармонии, мне не понравились стиль и материал, мне ничего не понравилось! Я был настолько в "Осах", настолько в той музыке, что ничего иного не мог воспринимать. Такая вот профдеформация за 12 лет жизни в нашем ансамбле. Бесило меня это слово — "ансамбль", а Боря иначе нас и не называл.
Нет, "Осы" не были супергруппой, даже смешно. Боря — далеко не идеальный вокалист, зато он умел играть музыкой и словом, умело переплетая свою не очень стандартную игру на гитаре и ритмику Слова.
И-ди ко-мне, как ди-ко-мне, хоть я видал все виды… и на каждое слово свой аккорд.
Аккорды он часто модернизировал, добавляя звуковые оттенки. Его музыка, его песни были продолжением меня. Если бы я умел так сочинять, то делал бы именно такую музыку. Наверное поэтому тогда, в далёком уже 1998 году я сразу влюбился и поверил в его песни, распустил тогдашнюю свою группу "Предсмертные Судороги", забил на амбиции быть вокалистом и автором песен.
Женя, Жека, наш гитарило. Чувак с интересной внешностью, нестандартным юмором, с нестандартными гитарными пассажами. Сложный, временами непонятный своими нелогичными и нелинейными действиями, угловатый в движениях, но бесконечно обаятельный. Чёртов гений, с его любимой фразой-обращением "маладой чимадан" — и тут же его заливистое "ха-ха-ха!", от которого ты не замечаешь, как уже сам смеёшься!
Трио наших барабанщиков, с которыми всегда было комфортно играть. Костя, Ренат и Женя Губерман — все трое разные по стилю игры, по характеру, по темпераменту, меняли характер группы. Задумчивые и мягкие "Осы" — это Костя. Джаз-роковые, с кучей мелких интонаций, нюансов — Ренат. Нервные, пульсирующие, ленинградский рок начала 80-х — Губерман. И ведь всё в кайф! Трёхликие "Осы"…
Я, перешедший на безладовый бас, до Жако Пасториуса далекооо, как раком до Луны, но научившийся играть почти вслепую, на слух и одновременно петь под свои не очень простые басовые партии. Партии… Это всё Боря. Это всё его гармонии, которые было одно удовольствие обыгрывать на басочке, потому что сама гармония уже подсказывала, что сыграть, как сыграть, оставалось это только расслышать и "снять". Благодаря "Осам" меня стали замечать, как басиста, хотя как басист я, как мне кажется — не очень.
И всего этого в один момент не стало.
Зима 2010-2011, по-прежнему много работы. Серёга всё чаще стал пропадать из яхт-клуба, сменив довольно пыльную и воняющую химотой работу на более респектабельную - проведение концертов, свадеб, мероприятий. У него был хорошо подвешенный язык, мог часами что-то рассказывать, смешно, изобретательно, зажигательно. Мы остались с Димкой вдвоём, помимо ремонта катеров делая ещё и стеклопластиковые корпуса для лечебного аппарата в человеческий рост. Но: Дима совсем забил на тот катер, из-за которого их с Серёгой (а значит, и меня) приютили в яхт-клубе. Капитан стал потихоньку звереть, что дела с его катером не движутся, сначала стал ограничивать нас в электричестве, потому что мы люто топили эллинг зимой, потом и вовсе к весне выставил нас из эллинга и дал другое, тёмное и узкое помещение, где мы уже с трудом делали наш заказ.
В один прекрасный день Дима нашёл помещение в другом конце города. Большое, светлое, но не удобное в плане транспорта. Летом ладно, скутер у меня есть, а зимой? Дима обустраивал новое помещение, а я пока оставался в клубе и дорабатывал набранные заказы с ремонтом катеров. На все вопросы капитана "а где Дима?", по просьбе последнего я всё время говорил, что "только что ушёл, сегодня уже не придёт", "Где-то на территории, только что был, ты что, его не встретил сейчас?" и прочую пургу. Потому что Дима был должен капитану и свалил из яхт-клуба молча, по-английски, за несколько приёмов незаметно увезя свой инструмент. С моей стороны тоже накопились оргвопросы к Диме, плюс плохая транспортная доступность новой мастерской — и я сказал, что работать с ним больше не буду. Пришёл в очередной раз в яхт-клуб и меня поймал капитан.
— Мне сказали, что Дима отсюда давно уже съехал, а ты занимаешь его помещение. Давай сюда ключ, заберешь оттуда свои вещи после того, как заплатишь аренду за два месяца.
К тому времени я успел купить ещё и мотоцикл и он как раз стоял в этом помещении и оказался под арестом, как и весь мой нехитрый инструмент. У нас клубе была фирма, которая возила бэушные катера из Штатов, туда я и зашёл.
— Володя, привет. Слушай, тут такое дело. Дима свалил из клуба и всё, больше его тут не будет. Я буду вместо него.
— Мне без разницы, кому платить деньги, мне главное, чтобы работа была сделана. Можешь делать — делай.
Так летом 2011 года я стал работать на себя. Капитан дал мне допуск в помещение, чтобы я забрал свои вещи и инструменты. Мало того, он отдал мне в безвозмездное пользование бывшую Димкину кают-компанию и на лето я просто переселился в яхт-клуб! Отходчивый и незлобивый был у нас Капитан клуба, хоть и огромными тараканами на всю голову. С уходом Димы и Серёги алкоголь из моей жизни тоже ушёл, а работы у меня теперь было столько, что я делал по 2-3 катера одновременно и позвал нашего уже бывшего барабанщика Костю помогать. Он к тому времени уже более-менее водил свой Гольф, но чаще приезжал из дома на велосипеде. Именно от него я узнавал новости, потому что интернета у меня не было вообще, я ни с кем толком не общался, закрывшись в раковине яхт-клуба "Нева". Так Костя рассказал мне, что Боря теперь выступает один, под гитару, взяв псевдоним "Дедушка Мытут". Я скрипнул зубами:
— Он же, сука, сказал, что устал от музыки!
Что творилось в моём сердце! Боль, ревность, непонимание, отторжение, зависть, что он на сцене, а я — нет. Проскочило слово "ревность"? Неспроста. Дело в том, что я любил Борьку. Только, прошу, оставьте эти гомосяче-петушарные смыслы. Те, у кого есть родной брат, особенно брат-близнец — те поймут, те знают, что такое братская любовь и то, как братья могут ненавидеть друг друга. У меня не было брата по крови, но был брат по музыке, по душе, как бы высокопарно и пафосно это не звучало. И вот этот гад поступил таким мерзким образом!
Я попросил Костю в следующий раз привезти его модем-свисток для компьютера — у меня был маленький 10-дюймовый ноут, который я использовал как пишущую машинку. Писать такие вот тексты я не сейчас начал, давно уже пишу всякое. Костя принёс модем, я залез в ВК, нашёл там Борькину группу про Мытута…
Кстати, если кому-то непонятно про Мытута, то это вечная борькина игра слов. Есть такое стихотворение Чуковского, "Краденое солнце" и там есть такие строки:
И глядите: медвежата,
Как весёлые котята,
Прямо к дедушке мохнатому,
Толстопятые, бегут:
"Здравствуй, дедушка, мы тут! "
Рады зайчики и белочки,
Рады мальчики и девочки,
Обнимают и целуют косолапого:
"Ну, спасибо тебе, дедушка, за солнышко! "
Боря играл один, под свой Фендер Стратакустик цвета слоновой кости. Если бы он собрал группу, я бы не вынес. И так было нелегко это всё принять. Спасала работа. Впрочем, лето заканчивалось, а значит, заканчивался сезон работы яхт-клуба. Тёплого эллинга у меня тогда не было, нужно было искать какую-нибудь работу. Какое-то время я помогал нашему мотористу крутить гайки, у него было тёплое помещение для ремонта двигателей, а потом меня пригласили работать в социальное такси. С декабря 2011 года я стал возить пенсионеров, инвалидов и прочих маломобильных граждан на новенькой Дэу Нексии. График работы 6х7, выходной один — воскресенье. Машина была домашнего хранения, сдавать мне её было не нужно и первый выходной я думал, что покатаюсь по своим делам по городу. Вместо этого я провалялся весь день дома на диване и все мои последующие выходные проходили так, лёжа пластом.
Были откровенные маргиналы, а были и очень интересные пассажиры. Особенно мне запомнились две бабушки-блокадницы, которые рассказывали про блокадный Ленинград. Для меня, уфимца по рождению, тема блокадного Ленинграда всегда воспринималась очень остро, очень близко к сердцу. Вот и сейчас, я посадил бабушку и её сопровождающую в машину и повез их из больницы в центре Петербурга на окраину города. Можно было проехать по кольцевой, но у меня был запас времени и я повез их через весь город, потому что бабушка сказала, что не видела ЛЕНИНГРАДА уже больше двух десятков лет!
Я повёз её по Каменноостровскому, по Петроградке, через Троицкий мост к Летнему Саду, по Невскому… А она говорила, что "вот в этом доме была единственная в этом районе работающая аптека. А вот тут булошная. Вот тут мы воду набирали. А вот здесь зимой 41-42го снегом завалило всю улицу и были только тропки. И всюду трупы, трупы, трупы…" Я вёл машину, а дорога впереди меня расплывалась, как расплывается изображение от дождя на лобовом стекле, вот только на моих глазах нет дворников, смахивать этот солёный дождь…
Вторая бабушка меня поразила рассказом, как она, 15-летняя девочка, копала противотанковый ров в районе начала Таллинского шоссе. Тогда это был пригород Ленинграда и её с подружками-одноклассницами привезли туда на полуторке. Работы было много, лето, тепло. Решили остаться на ночь прямо там, во рву. С ними был мальчик ещё, лейтёха, который на ночь куда-то отошёл. И как проснулась эта девочка и все остальные от чужих голосов и как услышали немецкую речь.
На краю рва показалась немецкая офицерская фуражка и рядом несколько солдатских касок. Гортанная немецкая речь и эта девочка отвечает по-немецки.
— М, фройляйн знает немецкий язык? Гут-гут. — Залезает в карман гимнастёрки, достаёт оттуда плитку шоколада и протягивает ей. — Фройляйн, уходите отсюда.
— Мы не можем.
— У вас есть командир, главный?
— Есть.
— Девушки, передайте ему, что через час тут будет ад. Пусть он вам даст приказ уходить. Ауфвидерзеен.
Фашисты ушли. Появившийся через какое-то время мальчик-лейтенант качает головой:
— Не могу дать приказ бросить работу! Приказано копать!
Через час начинается артобстрел, мощный, тяжёлый, долгий. Девочки ползут по открытой местности. Из 50 человек до наших добираются всего несколько. У этой девочки вся спина посечена осколками, вынимали на операционном столе.
Там и другие рассказы были, я мог бы продолжить, но моё повествование всё же о другом.
В такси я проработал недолго. По своей невнимательности, да и усталость сказалась, я случайно выскочил на встречную полосу, где была неправильно нанесена разметка и это место было точкой ДПС, где они ловили таких невнимательных, как я. Как ни крутил полицай (простите, иного определения к таким у меня нет), как ни звал меня в его авто "для заполнения протокола", я отдал ему документы, откинул спинку водительского полежать и сказал, пусть принесёт мне протокол, я никуда идти не собираюсь. Он стоял, мялся, потом ушёл. Снова пришёл, сказать, что заполнил, что нужно пройти в его экипаж и подписать. Я приоткрыл щель окна, конец февраля, холодно ещё, сказал — давай документы, подпишу.
Я вернулся в яхт-клуб к мотористу, а там скоро и весна началась. Снова катера-яхты, а тут как-то пришёл мой старый друг Пан. Если вы забыли, напомню, что знакомы мы были с ним ещё с Уфы, с 1993 года, вместе с ним и Борькой играли в группе "Л.О.М.", потом Пан, в миру Тимур, переехал на ПМЖ в Питер, где мы и встретились снова. Тимур работал на ремонте квартир, у него что-то стало не очень с заказами и я взял его к себе, у меня работы хватало. Он тоже писал песни и показал мне одну из них — "Бес". Я ужасно соскучился по музыке и засел за аранжировку, тем более, что недавно по случаю прикупил японскую цифровую портативную студию KORG D8 на 8 каналов.
Я уже был знаком с портостудиями. Переехав в Питер нам для "Ос" понадобился микшерный пульт и мы с Борей купили вскладчину… четырёхдорожечную 12-канальную кассетную студию Tascam. Нам её привёз на скутере очень толстый дядька, под которым этого скутера почти не было видно. Мы стояли на улице и крутили портайку в руках без возможности проверить её работу. Поверив человеку на слово, что она полностью рабочая — купили её. К ней даже инструкция на русском была, отпечатанная на матричном принтере! Машинка и правда оказалась 100% рабочей. Я попробовал на неё что-нибудь записать, но мы давно уже писали на компьютере, что было гораздо удобнее. Зато в ней был шикарнейший микшерный пульт на 12 каналов, из-за чего мы её и взяли, собственно. Он качественно звучал, не шумел — оригинальная Япония! Кстати, вокал, записанный на хромовую кассету на двойной скорости звучал приятнее, чем на компьютере. Этот Tascam до сих пор имеется в моём хозяйстве.
KORG же был гораздо круче — там была память на основе жёсткого диска, 8 дорожек, драм-машина, гитарные эффекты, обработки вокала, ревербераторы, компрессоры-лимиттеры, в общем, в коробку размером чуть больше листа формата А4 впихнуто было дофига чего! Памяти хватало на 10-12 песен по 8 дорожек каждая, что позволяло записать целый альбом. Ему бы ещё USB-интеграцию с компьютером — цены бы не было, а так приходилось выводить готовый стерео-трек через аудиовыход.
Я записал пановского "Беса" и к следующему его приходу показал готовую аранжировку, с барабанами, бас- и соло-гитарами, впервые применив на себя роль соло-гитариста. Я всегда был любителем гитар Fender, знал, как звучит Стратокастер, как Телекастер, но мне захотелось чего-то нового и я по объявлению купил старую японскую электрогитару Roje by ZenOn 1974 года выпуска, копию американского Gibson SG. Хотелось попробовать жирный хамбакерный звук Гибсона, его широкий плоский гриф. Правда, первые недели две я был разочарован, она звучала как-то тускло, но я играл на ней, играл, играл и она — разыгралась! Звук очень заметно изменился. В это сложно было поверить, но факт. Гитара мне очень понравилась и с тех пор предпочитаю гибсонообразные. Мне не хватает лишь тремоло-машинки для того, чтобы назвать инструмент идеальным.
Словом, Пан послушал мою версию его песни и его, что называется, вштырило. Мы решили попробовать поиграть вместе. На лето я снова перебрался жить в яхт-клуб, никаких развлечений теперь кроме музыки не было и я часами после работы, а бывало, что и далеко заполночь, сидел и делал аранжировки пановских песен. Играл я громко и работники клуба удивлялись, как я могу часами играть одно и то же. Для разнообразия купил ещё и MIDI-клавиатуру, превратив компьютер в неплохой синтезатор, благодаря нескольким VST-плагинам.
От того же Кости я узнал, что Боря… продал квартиру в Колпино, где жил с Ингой и сыном и они переехали в Уфу. Инга пилила Борю, что она одна, у неё тут никого нет, что это не Питер, а Колпино, что в Уфе у неё есть мама, которая всегда поможет с ребёнком посидеть… Так Боря вернулся в Уфу.
Мы с Паном репетировали, попутно вдвоём сочиняли новое или переделывали какие-то его недоделанные вещи. Меня пропёрло с аранжировок, я открыл себя с другой стороны. Такая студийная работа была тоже интересной, а я придумал следующий фокус!
На KORG я записал минусовки — барабаны с бас-гитарой или барабаны с гитарой соло. Мы придумали себе название "Лук" и пришли в клуб "Манхэттен". Пан нёс свой Стратокастер и рюкзачок с KORGом, я на двух плечах по гитаре — бас и соло. На сцене подключался KORG и все наши гитары. Пан играл партии ритм-гитары и пел, а я, в зависимости от того, на чём мне хотелось поиграть в конкретной песне играл или на басу или на соло-гитаре. Недостающих музыкантов заменяла машинка.
Нас назвали "полуэлектронным дуэтом" и мы несколько раз выступали по клубам Питера. Попавший как-то на концерт мой хороший приятель рок-фотограф Андрей ВИЛЛИ Усов, сказал мне:
— Мне нравятся твои проекты! Что "Осы", что теперь "Лук".
Приятно услышать такое от уважаемого мной человека!
Пришедшая осень 2012 означала, что становится холодно, что сезон летней работы и житья в клубе вот-вот закончится. Я поставил себе целью дожить в клубе до 30 сентября. По ночам было уже холодно, а отопления в кают-компании не было. Вернее, оно было, в виде электрообогревателя, но на капитана клуба снова что-то нашло (с ним такое случалось) и мне в кают-компании отключили электричество, чтобы я не обогревался и не тратил клубные ресурсы. Помогли коллеги по работе — протянули под опавшей листвой от их эллинга удлинитель и мне хватало, чтобы включить освещение и портастудию с колонками, но не обогреватель. Каждое утро я вскакивал, стуча зубами от бодрящей прохлады кают-компании, выключал удлинитель и прятал его в прелой листве, чтобы капитан или его сподручные не увидели кабель. Досидеть в клубе до октября было просто делом принципа — ну, мне так захотелось.
30 сентября я съехал домой. Там я придумал себе новое развлечение — интернет-радио. Меня всегда привлекало разговорное радио, когда-то даже ходил устраиваться работать на радио в Уфе. Сначала это была станция "Радио-Ностальжи", но там платили крохи и была из-за этого большая текучка, потом на "Спутник-ФМ", но там не взяли уже по причине слишком больших наших с моим другом Артуром КРОНом Серовским творческих амбиций. Радиостанция была новая, только что открылась, нам предложили сделать цикл пятиминутных (всего?!) передач про музыку и всякие группы, но нам хотелось двухчасовое утреннее шоу и… ну, в общем, дурачки были. Надо было закрепиться для начала, попробовать свои силы, а мы сразу замахнулись на профессиональный уровень. Молодо-зелено, глупо-идиото.
Время прошло, технологии шагнули вперёд и если Магомед не идет к горе, то радио я и сам могу сделать! Нашёл бесплатный радио-хостинг на 500 слушателей, установил на ноутбук профессиональную программу для радиоэфиров, накачал кучу музыки по своему вкусу и начал вещание. Начиналось оно каждый день в 20:00 с музыки, а ровно в 21:00 я выходил в эфир в разговорном жанре, рассказывая о всяком-разном, придумывая тему дня. Я старался изо всех сил, чтобы у слушателя было ощущение настоящего радио. Были фирменные джинглы, отбивки, сигналы точного времени, тихая фоновая музыка во время моих монологов. Я приглашал гостей в студию, соведущих. Так со мной пару эфиров про русский рок провёл Пан. Про сыроедение пришла и рассказала Наташа, с которой мы познакомились в метро несколькими главами выше. Даже с яхт-клуба приходили люди, чтобы провести со мной эфир. По музыке это был на 70% старый британский рок, с вкраплениями старого американского и 30% русского, 80х годов.
Но надолго меня одного не хватило. Я понял, что начинаю творчески выдыхаться, очень сложно вещать одному в пустоту, без обратной связи от слушателей. Хотелось выйти на более широкие просторы, с командой, ведущими, с круглосуточным вещанием, со студиями в разных городах. Я хотел сделать рок-радио, объединяющее главные центры российского рока — Питер, Москву, Екатеринбург, Уфу, Сибирь. Я изучил вопросы автоматизации интернет-радиовещания, переключаться между городами не представляло никакой трудности, все делалось бы автоматически, по времени и спецсигналу в эфире. Осталось только найти единомышленников, чем я и занимался.
Без работы я тоже не сидел. Если летом я к себе взял Пана на работу, то осенью он приютил меня у себя. У него появился заказ и мы вдвоём делали ремонт на Ленинском проспекте в новом доме. Ближе к концу зимы Костя попал в аварию на своём Гольфе. Его занесло на пустой улице на Ваське и выкинуло в лежалый сугроб. Капот встал домиком, решетка радиатора в щепки, минус правое крыло, побиты фары, Костя без единой царапинки. Я примчался на пановской Окушке посмотреть, чем помочь и посоветовал Косте продать Гольфа как есть на запчасти.
— Костя, ты купил машину за 60. В ремонт ты вложишь сейчас половину этой суммы. Продай её за эти 30 тыс, добавь столько же, что ты отдал бы за ремонт и возьми себе такого же, но целого Гольфа. Сэкономишь и время и деньги.
— Нет, эта машина меня спасла, я её буду чинить.
Костя увёз её на эвакуаторе в какой-то ара-сервис.
Я написал Варису, нашему уфимскому гитаристу, который остался в Уфе и не стал переезжать с нами в Питер. Тогда у него родители побились в ДТП на машине, нужен был уход и Варис остался.
— Ты в курсе, что Боря вернулся в Уфу?
— Да, недавно узнал. Боря ко мне приходил. Он не афиширует тут, что вернулся, мало кто из старых его знакомых знает…
Немудрено, что он от всех прятался и я это понимал. Возвращение в Уфу было чем-то типа поражения — не закрепился в Питере, не реализовался и вернулся, несолоно хлебавши. Во-всяком случае, я бы своё возвращение в Уфу воспринимал именно так. А с Борькой мы мыслили очень схоже.
— Вы не пробовали поиграть с Борей? — Спросил я.
— Хотели. Даже начали что-то старое вспоминать. А потом узнала Инга и устроила ему скандал. Типа, какая тебе ещё музыка, у тебя уже двое детей, деньги нужно зарабатывать, а не фигнёй страдать! А они же там у тёщи живут, она тоже Борьку пилит. В общем, не до музыки ему сейчас.
— А где он работает?
— Продавцом в музыкальном магазине, гитарами и прочим торгует.
Настал 2013 год. Я всё носился с идеей радио, но нужны были деньги, которых не было, агенты в разных городах тянули одеяло на себя, предлагая иные концепции, в общем, пока не клеилось. И тут мне неожиданно написал Боря.
— Привет, как жизнь? Опять на Крестовском?
— Да. Работаю и живу здесь, вдали от цивилизации. Как сам?
— Сам хорошо, сыновей воспитываю:) Младшего, правда, пока рановато, скорее он нас строит:) Работаю в До-Мажоре.
— Я тут интернет-радиостанцию открыл, заходи, буду рад!
— К сожалению, не смогу наверное послушать, — в это время мы уже спим:) От Инги привет!
— Ей тож передай!
И больше ни слова. Мы выступали дуэтом с Паном, "полуэлектронный коллектив", открылся сезон работ в яхт-клубе. Костю "кормили завтраками" в автосервисе, постепенно всё повышая и повышая ценник за ремонт разбитого Гольфа. Капот ему умудрились вытянуть, даже без покраски. Я не поверил Косте, но увидел на обратной стороне следы сгиба. А капот получился ровным, как будто и не было ничего! Крыло поменяли, но нашли другого оттенка, сказав, что "при палировке цвет станет таким же, мамой клянус!" Я сказал Косте, что такого не бывает, это развод на дурачка, пусть красят, по цене же договаривались! В итоге Костя не выдержал постоянного "на днях всё сделаем" и Гольф был привезён ко мне в яхт-клуб, на доделку и частичную покраску.
14 мая в 2 часа ночи мне пришло сообщение, которое я прочитал лишь в 7 утра.
— Иштван, Боря умер, ты в курсе? — Писала мне знакомая из Уфы.
— Какой? — Задал я глупый вопрос, хотя у меня знакомый уфимский Боря был только один.
— Бородулин.
— С чего бы он это? — Мной овладела какая-то апатия, будто не со мной всё происходит.
— Поехал в Балаклаву навестить могилы родственников. Ушел один гулять и упал с утеса. Его реанимировали, но он все равно умер.
— Инфа точная? Ты откуда знаешь? — Я надеялся, что это другой Боря Бородулин, что я просто проснулся не в той параллельной вселенной.
— Мне ребята сказали, общие знакомые
— Когда случилось? — Я надеялся, что она скажет "в прошлом году", а я-то с ним всего месяц назад в ВКшке переписывался.
— Видимо на днях
— Ок, спасибо, что сказала. жаль парня
Это реальная переписка, она у меня сохранилась. Мозг отказывался принимать, что всё это правда, я продолжал жить, как будто ничего не произошло. Со стороны могло показаться, что я равнодушно принял эту новость, но это была защитная реакция, выключить все эмоции. Я подумал, что произошедшее было очень по-Борькиному. Он при мне несколько раз был в депрессиях и по-крайней мере дважды был близок к суициду. У него были шрамы на левом предплечье, отчего он редко ходил с коротким рукавом, предпочитая всегда рубашки. Мне он говорил, что шрамы не глубокие, это он так косил от армии, чтобы в дурку попасть. Да та история со СПИДом, которая оказалась блефом, но вынесла мозги и нервы не мне одному.
Я сразу решил для себя, что это был прыжок. Осталось лишь понять — почему. Я позвонил Игорю, сообщить о горькой вести. Игорь рассказал мне о телефонном звонке Бори, который состоялся в конце апреля, за три недели до случившегося.
— Он всё спрашивал, как дела у меня в мастерской, как дела у Кости, как у Женьки. Я ему говорю, ты в Питер собрался вернуться? Приезжай, возьму тебя обратно на работу. Да нет, так просто спрашиваю. А помнишь, как мы прикалывались у тебя в мастерской с парнями? Я снова — Боря, ты вернуться хочешь? Он — нет, просто было весело, было классно, мы все вместе были. Я его спрашиваю, чем занимаешься? Работаю в музыкальном магазине, продаю музыкантам инструменты. Ненавижу уже музыкантов, играют где-то…
Я позвонил Косте — он был потрясён не меньше моего и рассказал следующее.
— Борька звонил мне, где-то в самом конце апреля. Говорил, что скоро у него отпуск и он поедет на майские праздники в Крым, могилы родителей и брата навестить. Про Женьку спрашивал, про Игоря, как у кого дела, кто чем занимается.
— Про меня спрашивал?
— Нет, не спрашивал. Я ему говорю, скучаешь, не собираешься обратно в Питер? Он такой — нет, не собираюсь. Странный разговор был.
— Кость, он будто бы прощался…
— Нет, ты чего? У него второй сын недавно родился, он такой радостный был, что у него двое сыновей, всё про них рассказывал. Ингу любил. Не, не думаю.
Я чувствовал, что всё не так просто, но это были лишь мои догадки. Одновременно меня преследовала мысль, что это Борькин розыгрыш, что он просто решил как-то кардинально поменять свою жизнь. Может, просто уехал в Балаклаву жить? Примерно за 2 года до его возвращения в Уфу, когда мы ещё общались, он показывал мне листки с составленным им самим генеалогическим древом, для чего он делал запросы по архивам и добрался до конца 19 века. Боря прямо маниакально и скрупулёзно собирал документы, связанные с его семьёй.
В 1993 году в Балаклаве умирает его отец, в 1994 в Уфе — дядя, родной брат отца, в начале 2000х — бабушка по отцовской линии, у которой Боря жил в Уфе. В Балаклаве жила мама Бориса и его младший брат. Они тоже умерли, в разное время. Боря был один. Он много говорил про Балаклаву, про крепость Чембало, куда любил ходить и смотреть на море, говорил, что оставил там свою душу. Может, он просто сбежал туда от всех и живёт тихонько? Весной 2014 Крым стал нашим. Наверняка Боря воспринял бы это с большой радостью. Может и не случилось бы всего этого?
Мне позвонил из Уфы Варис, наш уфимский гитарист и беседуя мы придумали в годовщину Бориного ухода сделать в Уфе концерт его памяти. Началась подготовка. Варис договорился в Уфе с клубом "Harat's Pub" о площадке, нашёл в Уфе местных музыкантов, кто помнил Борю и группу "Осы". Концепция концерта была такая: сначала будет акустическая часть, где выйдут местные музыканты, друзья Бори и споют свои песни под акустику. Потом, во второй части, выйдем мы с Тимуром-Паном, питерская группа "Лук" и сыграем несколько своих песен и последней — песню из репертуара Бори. В третьей части выйдет собственно группа "Осы" в уфимском составе, но поскольку из-за печальных событий Бори с нами уже нет, то те, кто пел в первой части, снова выйдут на сцену и споют под наш аккомпанемент каждый по одной Борькиной песне. Потом я спою две. И неожиданный для всех заключительный номер.
Поехали на моём минивене — Костя со своей девушкой, Пан, наш общий товарищ Олег вызвался быть третьим водителем, чтобы ехать вообще без остановок и я. Гитары, Костина барабанная кухня и прочее музыкальное оборудование ехало в багажнике за третьим рядом сидений.
Варис договорился с какой-то репточкой и с утра мы засели там, в ожидании уфимских музыкантов. Репетиция оставила удручающее впечатление. Люди не выучили текстов и пришли с бумажками. Мало того, они толком не знали, как петь вокальные партии, хотя мы заранее отправили всем наши записи. Я не скажу, что Боря пел как-то суперсложно, в общем-то, незамысловато он пел, но со вкусом, с чувством, с тактом и главное — с расстановкой. Тут расстановкой и не пахло, превращая всё в самодеятельность. Один из вокалистов вообще умудрялся петь мимо такта, мимо нот и здравого смысла и это при том, что у него была своя группа! Мы уже хором с Костей скандировали ему припев — я с басом, Костя из-за ударной установки. Никогда Штирлиц не был так близок к провалу…
Концерт. Мы пришли сильно заранее в пустой ещё клуб, нашли звукооператора и объяснили ему все наши задумки. Акустика прошла более-менее. Зажгли на ней двое — легенда уфимских тусовок 90-х Витя-Реаниматор, который завёл зал своими песенками и Лёша Глазырин, группа "Калипсо", с которой "Осы" неоднократно выступали на одной сцене в Уфе. Лёша уникальный для Уфы человек, маниакально-нервно-дёрганные песни, с внезапной лирикой, сменяющейся вновь конвульсиями с гитарой. Замечательно!
Следующими, после короткого перерыва вышла группа "Лук" - Тимур и я. Мы отыграли в электричестве свою часть (под аккомпанемент KORGa) и в заключение своего выступления, как передача тоста, мы исполнили в своём стиле песню Бори — "Знамя".
Эту песню "Осы" никогда не играли, это была песня группы "Л.О.М.", в которой играли мы трое — Боря, Тимур и я, ещё в далеком 1993м… Боря тогда делал первые шаги в написании песен и это был такой пост-панк, но что характерно, уже с фирменными Борькиными заковыками в тексте.
Потом был перерыв, мы вышли отдышаться, а мне предстояло ещё играть отделение с "Осами". В Уфе нас помнили — пришли наши уфимские друзья, пришли и те, кто помнил группу. Не пришла только Инга, сославшись на занятость. Меня это сильно удивило — мы сделали концерт памяти её мужа, объявили сбор средств для их детей, для поддержки семьи, а она прислала вместо себя подругу, забрать деньги. Тогда я не придал этому сильного значения, всякое бывает, двое детей, в конце-концов, заботы, но как-то это было… некрасиво.
В перерыве нас успели похлопать по плечам, пощёлкать фотоаппаратами, друзья подошли, но пора было возвращаться на сцену, начиналась третья часть, самая ответственная. То, ради чего мы готовились почти 4 месяца, проехали 2100 км.
На удивление, все вокалисты собрались с силами и спели всё без помарок. Правда, все вышли с листочками, ну да ладно. Я спел 2 песни, первый раз сочетая бас и вокал на публике, по спине и лицу тёк пот, заливая глаза, но у меня было ощущение вот того, настоящего концерта, как когда-то, 6-7 лет назад.
А последнюю песню, очень символичную, с названием "Нас Нет" спел… Боря. Я же был ещё и звукорежиссёром "Ос" и у меня в домашней студии были записи, в том числе и этой песни. Я скопировал на портастудию KORG отдельно дорожку с Бориным голосом, отдельно Борину гитару, на третью дорожку метроном, который пустили Косте в наушники. Вот так мы и сыграли. Через несколько лет так же начнёт выступать группа "КИНО", с вокалом Цоя, но без него на сцене.
У зрителей был небольшой шок, у тех, кто лично знал Бориса. Он будто бы реально спел вместе с нами, просто спрятался за колонками. Мы трое играли в статичных позах, почти не двигаясь. "Осы" в полном составе последний раз были на сцене. Три музыканта и Борин голос и гитара, всё по-честному.
Где-то где-то где-то в этом мире счастье
Я пройду по миру, разорвусь на части
Где кончаюсь я? Там, где тебя нет.
Выключите свет. Выключите свет.
Я хожу кругами я безумно болен
Я теперь свободен я теперь неволен
Где кончаюсь я? Там где тебя нет.
Выключите свет. Выключите свет!
Нас нет.
Сцена опустела, зрители притихли
Я хожу кругами собираюсь с мыслью —
Где кончаюсь я? Там где тебя нет.
Выключите свет. Выключите свет!
Нас нет!
Выключите свет! Выключите свет!
Нас нет. Нас нет! Нас нет?
Какие же пророческие были слова. Странно это всё. Когда ушёл Цой, все говорили, что последний альбом "КИНО" это предчувствие Виктором своего скорого ухода. Сейчас я слушаю несколько Борькиных песен и там тоже об этом. Когда-то я вывел теорию (наверняка её вывели задолго до меня), что музыка это тот вид искусства, который делает слушателя соавтором произведения. Каждый додумывает о чём песня, соответственно своему багажу прожитого. Одна и та же песня для разного слушателя будет иметь совершенно иной смысл благодаря индивидуальному ряду ассоциаций. Вот и тут такая же история. Наверняка у тебя, мой читатель, текст песни "Нас Нет" будет про другое.
После заключительной песни вышел ведущий концерта, наш общий знакомый Слава Михайлов и начал было говорить какую-то приличествующую случаю речь, но я его остановил.
— Извини, Слава, перебью тебя. Знаете, Боря никогда не любил пафоса и сейчас тоже бы этого не принял. Он бы просто отмахнулся и засмеялся. Он был артист, музыкант и есть такая традиция, провожать ушедших артистов аплодисментами. Давайте просто поаплодируем ему.
И зал встал и начал аплодировать. Концерт окончен.
Потом были сборы, какие-то слова от старых поклонников и друзей, снова объятья. Точка была поставлена. 1998 — 2015… 17 лет назад началась история "Ос" и сегодня официально, при стечении зрителей мы со сцены попрощались. С группой, со своим прошлым, с Борькой…
Но я не мог остановиться. Я должен был докопаться до истины. И я начал своё расследование.
--------------------------------
ОКОНЧАНИЕ В СЛЕДУЮЩЕЙ ЧАСТИ