Лидия Сергеевна посмотрела на часы — половина девятого.
Телевизор бубнил что-то про праздничные салюты в разных городах, а она всё перебирала в уме, не забыла ли чего.
Мандарины купила — целый килограмм, самые спелые выбирала, нюхала каждый. Шампанское — бутылка «Советского», того самого, что Виктор любил. Селёдку под шубой сделала с утра, хотя есть будет некому. Просто привычка.
Сын должен был позвонить. Вернее, она надеялась, что позвонит.
Уже три дня как сказал: «Мам, мы тут ещё не решили, как будем встречать». А она уже всё решила в своей голове — конечно, вместе. Как всегда было при Викторе.
Костя приезжал с Олей и Димкой, она накрывала стол, доставала хрустальные рюмки, протирала их до блеска. Виктор надевал свой тёмно-синий пиджак, тот самый, что она купила ему на день рождения в семьдесят первом.
Телефон молчал.
Лидия Сергеевна подошла к окну. Во дворе уже зажглись гирлянды на ёлке, дети носились с хлопушками. Она вспомнила себя в их возрасте — худенькую девочку в переделанном из маминого платье, которая стояла у забора и смотрела, как соседские дети играют в снежки. Её никто не звал. Мама говорила: «Лида, не навязывайся, подождёшь дома». И она ждала. Всегда ждала.
В восемь позвонили.
— Мам, привет, — голос Кости звучал как-то натянуто. — Слушай, мы тут решили... В общем, будем встречать в тесном кругу. Ну, понимаешь, Оля устала очень, Димка болел на прошлой неделе...
— Да, конечно, — быстро ответила Лидия Сергеевна, чувствуя, как что-то сжимается в груди. — Я понимаю. Отдыхайте.
— Ты не обижайся, мам. Мы обязательно встретимся на каникулах.
— Да что ты, сынок. Всё в порядке.
Она положила трубку и долго сидела в тишине. Только холодильник гудел на кухне, да соседи сверху передвигали мебель. Готовились к празднику.
Лидия Сергеевна прошла на кухню, открыла холодильник. Селёдка под шубой смотрела на неё грустными слоями — морковь, картошка, яйца. Она накрыла салатник плёнкой и задвинула в угол. Рядом стояла банка с мандариновым компотом — сварила вчера, как раньше для Димки. Внук любил, когда она добавляла корицу.
Димка... Двенадцать лет уже. Высокий, как дед, только не такой разговорчивый. Последний раз видела его в сентябре, когда он болел и Оля попросила посидеть с ним денёк. Они играли в шашки, она рассказывала ему про войну, а он слушал, широко раскрыв глаза. Спрашивал: «Баба Лида, а правда дедушка был лётчиком?» Она показывала фотографии, и он разглядывал их, как сокровища.
Теперь он, наверное, играет в телефоне. Подростки же не звонят бабушкам на Новый год.
Лидия Сергеевна села в кресло Виктора — широкое, с потёртыми подлокотниками. Он сидел в нём по вечерам, читал газету, иногда включал пластинки. У них была целая коллекция — советские исполнители, зарубежная классика.
Виктор говорил: «Лида, музыка — это душа времени». Она не очень понимала, что он имеет в виду, но кивала. Сейчас пластинки стояли в серванте, покрытые пылью.
Время тянулось. Десять вечера. Одиннадцать. Она попробовала читать, но буквы расплывались. Включила телевизор — там показывали концерт. Красивые молодые люди пели песни, которых она не знала. Выключила.
В половине двенадцатого Лидия Сергеевна достала из серванта хрустальную рюмку — единственную уцелевшую из свадебного набора. Налила мандаринового компота. Вкус детства и приятные воспоминания обо внуке одновременно.
По телевизору начался обратный отсчёт. Она посмотрела на телефон — может, всё-таки позвонят? Хотя бы Димка? Но экран был тёмным.
— Три! Два! Один! С Новым годом!
Куранты начали бить. Лидия Сергеевна подняла рюмку, посмотрела на фотографию Виктора на пианино.
— С Новым годом, милый, — прошептала она и отпила немного компота.
Куранты били. Двенадцать ударов. Она считала каждый, загадывала желание — простое, маленькое: чтобы хоть кто-то вспомнил про неё. Хоть позвонил.
Последний удар. Тишина.
Лидия Сергеевна сидела в кресле, держа рюмку. За окном взрывались фейерверки, слышались крики «С Новым годом!», смех, музыка. А в её квартире была тишина. Даже холодильник притих.
Она вспомнила, как в детстве всегда была крайней в хороводе. Как в школе её не приглашали на дни рождения — «мест мало», «только для близких друзей». Как в институте однокурсницы шли на танцы, а она оставалась в общежитии с книгой. Всегда лишняя. Всегда в стороне.
«Может, это я такая? — думала она. — Может, со мной что-то не так?»
Но ведь Виктор любил её. Тридцать восемь лет вместе. Костя родился, внук... Значит, не такая уж и лишняя. Просто... жизнь так повернулась.
Лидия Сергеевна поставила рюмку на столик и закрыла глаза. На улице постепенно стихали голоса. Праздник уходил в дома, к накрытым столам, к тёплым семьям.
Вдруг раздался звонок в дверь.
Она вздрогнула. Кто это может быть в такое время? Соседи? Но они встречали Новый год дома, она видела свет в окнах.
Звонок повторился — короткий, неуверенный.
Лидия Сергеевна подошла к двери, посмотрела в глазок. На лестничной площадке стоял Димка. В пуховике, с красными от мороза щеками, со спортивной сумкой в руке.
— Димочка? — она не поверила своим глазам.
— Баба Лида, это я, — послышался знакомый голос. — Можно войти?
Она торопливо открыла замки.
— Деточка, что случилось? Как ты здесь?
Димка зашёл в прихожую, поставил сумку.
— Я сбежал, — сказал он просто. — Ну, не совсем сбежал. Сказал, что иду к другу ночевать. А сам к тебе.
— Но родители... они же волнуются...
— Нет, не волнуются. Они думают, я у Серёжки. А Серёжка знает, что я у тебя. Всё договорено.
Лидия Сергеевна смотрела на внука и не знала, смеяться или плакать. Двенадцатилетний конспиратор в пуховике, который пришёл к ней на Новый год.
— Но почему?.. — начала она.
— Потому что, — Димка снял куртку, — я знаю, что ты одна. Мама думает, что ты не расстроишься. А папа вообще не думает. Они там своих друзей позвали, все веселятся, а про тебя забыли.
Лидия Сергеевна почувствовала, как к горлу подступают слёзы.
— Димочка, милый...
— Баба Лида, а у тебя есть что-нибудь вкусное? Я ужасно голодный. И можно мы включим музыку? Ту, которую дедушка любил?
Она обняла его — тонкого, высокого, пахнущего морозом и детством.
— Конечно, солнышко. Всё есть. И селёдка под шубой, и мандарины, и компот твой любимый.
Через полчаса они сидели на кухне. Димка уплетал салат, а Лидия Сергеевна смотрела на него и не могла наглядеться. Как он вырос! Руки уже не детские, голос начинает ломаться.
— Баба Лида, а расскажи ещё про дедушку, — попросил он. — Про то, как он на самолёте летал.
— Не на самолёте, внучек. На вертолёте. Он был техником.
— Техником? А я думал, лётчиком.
— Нет, техником. Но очень хорошим. Говорил всегда: «Лида, без нас пилоты никуда не полетят». Он каждый винтик проверял, каждую гайку.
Димка слушал внимательно, изредка кивая. В комнате было тепло и тихо. За окном догорали последние фейерверки.
— Баба Лида, а можно я у тебя переночую? Завтра утром домой пойду, скажу, что рано проснулся.
— Конечно, деточка. Постель я тебе постелю.
— А пластинки включим?
— Включим.
Они перешли в комнату. Лидия Сергеевна достала из серванта проигрыватель — старый, ещё советский, но рабочий. Протёрла пыль, включила в розетку.
— Какую поставим?
— Которую дедушка любил больше всего.
Она долго выбирала, потом достала пластинку с песнями Магомаева. Поставила иглу, и комната наполнилась голосом:
«Я тебя никогда не забуду, Я тебя никогда не увижу...»
Димка сидел на диване, поджав ноги. Лидия Сергеевна устроилась рядом.
— Это грустная песня, — сказал он.
— Да, но красивая. Дедушка говорил: «Лида, в грустных песнях больше правды».
— А ты по нему скучаешь?
— Очень.
— А по мне скучаешь?
Лидия Сергеевна обняла его за плечи.
— Каждый день, солнышко. Каждый день.
Музыка лилась тихо, обволакивая их теплом. Димка постепенно расслаблялся, клевал носом.
— Баба Лида, а я к тебе чаще приезжать буду. Обещаю.
— Не обещай, внучек. Просто приезжай, когда захочется.
— Я буду. Правда.
Он заснул у неё на плече. Лидия Сергеевна сидела неподвижно, боясь его разбудить. Пластинка кончилась, но она не стала включать новую. Слушала, как Димка тихо сопит, как за окном стихает праздничный город.
Первый день нового года встречала не одна. Внук рядом, в доме тепло, на кухне остались недоеденные мандарины. Может, это и есть счастье — не громкое, не праздничное, а тихое, как дыхание спящего ребёнка.
Лидия Сергеевна осторожно поправила Димке волосы и прошептала:
— Спасибо тебе, деточка. За то, что вспомнил. За то, что пришёл.
А за окном медленно гасли последние огни праздничного города, оставляя их вдвоём в тёплой, наполненной любовью тишине.
Может, завтра всё вернётся на круги своя. Димка уйдёт домой, сын будет оправдываться, невестка — делать вид, что ничего не произошло. Но сегодня, в первые часы нового года, она не одна. И это уже много. Очень много.
Лидия Сергеевна укрыла внука пледом и села в кресло напротив. Смотрела на него и думала, что, может быть, она всё-таки не лишняя. Может быть, кому-то она нужна. Хотя бы одному единственному человеку на свете.
Этого достаточно. Этого хватит на целый год.