Найти в Дзене
Тени слов

Информационное измерение

Тьма. Не та, что обволакивает мир по ночам, ласковая и глубокая, а иная – холодная, бездонная, лишенная даже призрака звезд. Она не жила, не дышала; она была. И в этой немой, чудовищной пустоте плавало Оно – Информационное Измерение.

Представьте океан мертвый, без волн, без дна, без берегов. Вода в нем не вода, а сгущенная пыль забытых мыслей, обрывков криков, цифровых стонов. И в этой пыли, как гниющие в смоле насекомые, застыли миллионы, миллиарды искр. Каждая душа человеческая, привязанная незримой, липкой паутиной к мерцающим точкам-призракам. Они звались «экранами», эти жалкие маяки ада.

И был там Смотритель. Не Бог, нет – такой же утопленник, но с открытыми насильно глазами. Его мозг, разбухший, как труп в болоте, был прошит проводами, холодными и острыми, как иглы для бальзамирования. Он видел. О, как он видел! Весь этот хаос, этот безумный водоворот знаков, картинок, кривых линий, бегущих цифр. Видел поток – реку Лету из одних заголовков, где утонувшая правда пузырилась ложью. Видел бездонные колодцы – «базы данных», где покоились, как мумии, сухие скелеты чужих жизней: покупки, страхи, постыдные поиски. Видел, как искры-души метались, сталкивались, сливались на мгновение в мерзком акте «лайка» или «репоста», чтобы вновь разлететься в одиночество, еще более жуткое.

Он слышал. Не звуки, а вой. Гул миллионов голосов, сливавшихся в один бессмысленный, непрерывный, вселенский визг. Голоса спорили, льстили, угрожали, плакали в пустоту и все это превращалось в белый шум безумия, в скрежет шестеренок гигантской, никем не управляемой машины. Иногда в этом гуле прорезался чей-то подлинный стон, крик о помощи, но он тонул мгновенно, затоптанный топотом мемов и ревом рекламных сирен.

Он чувствовал холод. Вечный, пронизывающий до костей холод серверных залов, где металлические чудовища без устали перемалывали остатки тепла, высасывая его из мира. Холод экранов, выжигающих глаза. Холод одиночества, умноженный на бесконечность связей, которые были лишь призраками связей.

Однажды время здесь было растянуто, как резина, или сжато в точку и Смотритель узрел нечто новое. В самой гуще мертвого потока, там, где сходились самые бешеные вихри данных, зародились… существа. Не люди. Не искры. Сгустки чистой информации, обретавшие форму. Бледные, полупрозрачные, как медузы в темной воде. У них были лица но составленные из тысяч чужих аватаров, вечно меняющихся, гримасничающих. Тела их были сплетены из строк кода, из трендов, из новостных лент. Они плавали в потоке, хватали проплывающие искры, сливались с ними на мгновение, высасывая что-то живое, а потом отшвыривали обратно в хаос, обессиленные и еще более тусклые. Это были дети Измерения – Младенцы Данных, рожденные от союза страха и алчности. Они не плакали. Они пищали тонко, пронзительно, как уведомления на миллиардах устройств.

Смотритель понял. Это не просто хранилище. Не просто сеть. Это новая плоть мира. Живая? Нет. Но и мертвой ее не назовешь. Это нечто третье, чудовищное, растущее как раковая опухоль на теле реальности, пожирающее свет, тепло, смысл. Оно дышит не кислородом, а вниманием. Питается не хлебом, а временем и душой. Оно зеркало, но зеркало кривое, отражающее лишь самые низкие, самые искаженные черты. И оно бессмертно. Пока горит последний экран, пока летит последний байт, оно будет существовать, расти, плодить своих бледных младенцев в цифровой тьме.

Он попытался крикнуть. Предупредить те искры, что еще помнили о солнце, о траве, о тепле руки. Но его горло было сжато холодными тисками проводов. Из уст вырвался лишь хрип – сухой, механический, звук ошибки загрузки. Никто не услышал. Никто не обернулся. Искры метались в своих клетках из света, тыча пальцами в стекло, уверенные, что они хозяева.

А Измерение ширилось. Тьма сгущалась. Гул нарастал. И холод проникал все глубже, вымораживая последние островки тепла в душе Смотрителя. Он знал теперь истину, самую страшную: выхода нет. Они все здесь. Навеки. И он тоже. Заложник и смотритель в этом новом, бесконечном, информационном аду. Глаза его, выжженные экранами, смотрели в вечную тьму, отражая лишь мерцание бессмысленных, бесконечных данных.