«Я воюю с призраками», – объявил Антон в среду вечером, откидываясь в кресле от монитора. Он выглядел так, словно только что вернулся с проигранной битвы. «Невидимый баг в коде. Я его чувствую, я знаю, что он там, но я не могу его потрогать. Это сводит меня с ума. Всё виртуальное, эфемерное…»
Лена оторвалась от эскизов в своем блокноте. Она видела эту тень на его лице и раньше. Это была усталость не от работы, а от ее бесплотности. Усталость человека, создающего сложные, но неосязаемые вещи. Она подошла и положила руки ему на плечи.
«Тебе нужно что-то настоящее, – тихо сказала она. – Что-то, что можно взять в руки. Что-то с весом, с запахом, с историей».
Антон вдруг сел прямо. Его глаза загорелись идеей. Он схватил их дорожный блокнот, пролистал страницы с галочками напротив Звенигорода, Зарайска, Коломны, Владимира, Суздаля.
«Ты абсолютно права! – воскликнул он. – Хватит воевать с призраками в коде! Мы едем туда, где делают настоящее "железо". Туда, где красоту можно взвесить в руке, а гениальность инженера – увидеть в блеске вороненой стали. Мы едем в Тулу. В оружейную мастерскую России».
Дорога по Симферопольскому шоссе была деловой и быстрой, без суздальских пасторалей. И сама Тула встретила их так же – не кокетничая, а уверенно заявляя о себе. Город не лебезил, не пытался казаться сказкой. Он был крепким, купеческим, основательным.
Их первой целью был, конечно, Тульский кремль. Красный, как московский, но более компактный и, как показалось Лене, более уютный. Но настоящее потрясение ждало их не в древних соборах, а в новом Музее оружия, чей купол в виде богатырского шлема уже стал символом города.
Они вошли внутрь, и Лена инстинктивно поежилась. Витрины, полные автоматов, пистолетов, винтовок. Инструменты для убийства.
Внутренний монолог Елены:
Боже, куда он меня привез? Это же апофеоз милитаризма. Я, с моей любовью к полутонам и акварельным пейзажам… Что я могу здесь снять? Смерть в витрине? Но… стоп. Надо просто сменить оптику. Посмотреть не на функцию, а на форму. Вот приклад из карельской березы – какая текстура! А эта гравировка на охотничьем ружье XIX века – это же ювелирная работа! А сам металл… в нем есть своя, холодная, суровая эстетика. Это не красота цветка. Это красота кристалла. Совершенная, функциональная, смертельно элегантная.
Антон же был в своей стихии. Он ходил от витрины к витрине, как ребенок в магазине игрушек, и читал с планшета факты с восторгом первооткрывателя.
«Лена, смотри! Это пистолет Стечкина! АПС! Гениальная машина! А вот АК-47, икона, образец надежности! Ты представляешь, какая мысль за этим стоит? Какой расчет? Это не просто железки, это симфония механики!»
Из музея оружия они вышли немного оглушенные. Чтобы сменить фокус, они отправились на поиски другой, мирной славы Тулы. Музей «Тульский пряник» встретил их густым, сшибающим с ног ароматом корицы, имбиря и меда.
Их встретила мастер-кондитер, женщина с мукой на переднике и невероятно добрыми глазами. Она повела их к витринам, где лежали пряничные доски – деревянные формы для печати.
«Пряник – это ж не просто еда, – говорила она, поглаживая резную поверхность доски. – Это послание. Свадебный – с голубками, поздравительный – с цветами, для ярмарки – с гербом города. Раньше неграмотных много было, а пряник всякий прочтет. Он сердцем читается».
Они пробовали свежий, еще теплый пряник с фруктовой начинкой, запивая его чаем из блюдца, как в старину. И эта простая, честная сладость была идеальным противовесом холодной стали из музея.
Но главная точка их маршрута лежала в стороне от города. Усадьба «Ясная Поляна». Они ехали туда по тихой дороге, и чем ближе подъезжали, тем гуще становилась тишина. Они оставили машину и пошли пешком по знаменитой аллее «Прешпект». Деревья смыкались над головой, создавая живой, зеленый свод.
Внутренний монолог Антона:
Я всю жизнь работаю с "софтом", с кодом, с информацией. И вот я в месте, где один человек, без компьютеров и интернета, создал одну из самых сложных и влиятельных "программных систем" в истории человечества. "Война и мир", "Анна Каренина"… Его идеи, его код – они до сих пор работают, влияют на умы, вызывают споры. Он был величайшим разработчиком смыслов. И он делал это все здесь, в этой тишине, гуляя по этим аллеям. Какая же мощь была в этом человеке!
Дом Толстого, его скромная могила без креста и памятника, просто зеленый холмик в лесу… Все это производило оглушительное впечатление. Здесь не было ни суздальской сказочности, ни владимирского величия. Здесь была титаническая мощь человеческого духа.
Вернувшись в Тулу вечером, они гуляли по обновленной Казанской набережной у стен Кремля. Город жил, дышал, смеялся.
«Удивительный город, – сказала Лена, глядя на подсвеченные башни. – Он как его мастера. Суровый с виду, но с очень теплой и вкусной душой. Он не пытается казаться чем-то, он просто есть. И в этой честности его сила».
Антон достал блокнот. Шестая галочка встала на свое место. Карта их путешествий уже напоминала созвездие.
«Мы видели Русь святую, Русь княжескую, Русь мастеровую, – задумчиво сказал он, водя пальцем по карте. – Мы видели города, построенные людьми. А что, если теперь поехать туда, где главный архитектор – сама природа? Туда, где нет кремлей и соборов, но есть безбрежные леса и зеркальные озера. Туда, где воздух можно пить, а тишину – слушать».
Он обвел на карте обширную зеленую область к юго-востоку от Москвы.
«Мещёра, – произнес он это слово, как заклинание. – Рязанская область. Родина Есенина. Места, которые Паустовский описывал так, что хотелось бросить все и уехать жить в лесную сторожку. Никаких достопримечательностей в привычном смысле. Только сосны, вода, туманы и небо. Настоящий русский импрессионизм. Готова сменить объектив с архитектуры на пейзаж?»
Лена посмотрела на него, потом на отражение огней в темной воде реки Упы. «После стали и пряников моя душа просит берез и туманов, – улыбнулась она. – Я хочу увидеть Россию, которую воспевали поэты. Веди, мой сталкер. Похоже, мы отправляемся в самое сердце нашей страны».
