— Мы всегда мечтали о своём доме, помнишь? — Игорь обнял меня за плечи, пока мы стояли посреди пустого участка, утопающего в снегу.
Тогда мне казалось, что он тоже в восторге. Что мы вместе. Что это наш дом.
Прошло три с половиной года. Я продала свою квартиру, взяла кредит, влезла в долги, и теперь дом стоял. Двухэтажный, с большими окнами, гардеробной, камином и кухней, о которой я мечтала ещё в студенчестве. Я выбирала плитку, чертила планировку, ночами изучала отзывы на стройматериалы. А Игорь... Игорь «много работал», «был в разъездах», «не понимал в этих штуках».
Но всё равно, я была счастлива. До одного вечера.
Он вернулся с сумками и странным выражением лица. Осторожным. Слишком вежливым. Подозрительным.
— Оль, мама звонила… У неё гипертонический криз. Сказала, на пару недель ей бы у нас пожить.
Я замерла с чашкой в руках.
— На пару недель? В наш новый дом?
— Ну да, что тут такого? Всё равно комнат много. А ей тяжело сейчас, состояние после криза...
Я не спорила. Пара недель — не конец света. Тем более, это Игорь. Мой муж. Мы делали всё вместе.
Спустя пять дней в дом въехала Зинаида Сергеевна — с чемоданами, котом, одеялами, кастрюлями и даже своими занавесками.
— Вот это да! — воскликнула она, ступив в гостиную. — Как в журнале! Только, конечно, холодновато тут. Плитка-то не тёплая. Но ничего, обживём!
Обживём? Меня дернуло. Но я промолчала.
На следующее утро она сняла шторы, которые я вешала два дня.
— Слишком мрачные. У нас дом, а не морг, — пояснила, доставая из сумки свои любимые «с виноградом».
Через неделю она сказала Игорю:
— Надо, чтобы дом был на тебя оформлен. Всё-таки мужчина в доме — хозяин. Мало ли чего…
Я услышала это, когда мыла посуду. Остановилась, не веря ушам.
— Извините, а меня вы забыли спросить?
Зинаида повернулась с материнской улыбкой, но в глазах у неё был лёд:
— Ольга, ну что ты… Я же не враг. Я просто думаю о безопасности. Сегодня вы вместе, а завтра?.. Женщины — народ непостоянный. А я мать. Я должна думать о сыне.
— А я кто? Домовой? Я тоже вложилась в этот дом — и деньгами, и нервами, и руками!
Игорь развёл руками:
— Ну ты чего, Оль… Мама просто беспокоится. Она добра желает.
Я хотела закричать. Но вместо этого вытерла руки, взяла пальто и ушла гулять по морозному вечеру. Шагала по обледеневшей дороге, пока ноги не занемели. Мысли путались, как провода.
Она временно. Она уйдёт. Это просто стресс. Надо подождать.
Но, возвращаясь домой, я заметила: в прихожей стоял её комод. Тот самый, старый, облезлый, с трещинами. Который Игорь когда-то хотел сжечь.
***
— Ольга, ты даже не представляешь, какой у этой мебели дух. Семья, история, традиция! — Зинаида смахнула пыль с ручки комода, словно ценный экспонат на выставке.
Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но только вздохнула. Было ощущение, что это не мой дом, а музей её воспоминаний. Комод был только началом.
На кухне появились её кастрюли. В спальне — её покрывало. В ванной — её кремы, запах которых я терпеть не могла с самого начала нашего знакомства. А потом она просто села на мой диван и выдала:
— Надо будет мебель немного передвинуть. Этот шкаф загромождает свет. И ковер не в тему.
— Это мой дизайн-проект. Я его сама разрабатывала месяцами, — холодно напомнила я.
— Ну-ну, дизайнер. Ты бы сначала суп нормально научилась варить. А то вчерашний — один уксус, — бросила она и хлопнула дверцей шкафа.
Я пошла в спальню. Села на кровать. Глаза горели. Мне казалось, что я просто... растворяюсь. Как будто из меня выдавливают воздух.
Игорь, как всегда, всё «урегулировал»:
— Ну что ты с мамой споришь? Ей просто сложно адаптироваться. А ты же понимающая, у тебя получится с ней наладить контакт...
Контакт?
Через несколько дней я нашла её на кухне с рулоном обоев в руках. Цветочные, с розами и лилиями, как в деревенской спальне моей прабабушки.
— Зачем это?
— Твои обои — унылые. Эти — живые. Женственные. Я уговорила Игоря поменять. Мастера уже вызвала.
— Вы... что?!
— Ты что так кричишь? У меня давление, — немедленно приложила руку к груди.
— Вы не имели права!»
Она молча села на стул. Игорь вбежал через пять минут, увидев её с таблеткой.
— Что опять? Ольга, ты что творишь?!
— Я?! Она переклеила обои!
— Она старается как лучше!
Вечером я ушла в спальню, разложила блокнот, начала писать список того, что нужно сделать, чтобы вернуть себе контроль. На четвёртом пункте рука дрогнула: «Выжить мать?» Я вычеркнула. Потом снова написала.
На следующее утро она ворвалась к нам в комнату без стука. С подносом.
— Я завтрак приготовила! Как в санатории!
Я инстинктивно натянула одеяло до подбородка.
— Мама! — Игорь даже покраснел. — Ты не могла постучать?!
— Ну что вы такие нервные. Я же не чужая. Кстати, Ольга, ты выглядишь неважно. Морщинки, серый цвет лица. Надо крем хороший купить...
Я выдохнула. Не ответила. Просто вышла.
Но кульминация была впереди. Через неделю она сообщила:
— Я решила: переезжаю к вам насовсем. У себя я одна, здоровье уже не важное, да и скучно. А тут — семья. Свою квартирку сдам, И поселюсь в главной спальне. А вы переедете в гостевую.
— Вы... что? — прошептала я.
— А что такого?, — удивлённо захлопала глазами. — Дом же семейный. Не чужой же человек сюда заедет. Я — мать. Мне положено лучшее. Это нормально.
Я посмотрела на Игоря. Он отвёл взгляд.
— Ты знал?
— Она мне только что сказала...
— И ты согласен?!
Он молча пожал плечами. Я почувствовала, как у меня начинает звенеть в ушах.
— Дом, кстати, надо будет переоформить. На меня. Так правильнее. Ты ведь просто жена, а не собственник — добавил он, и его голос вдруг стал чужим.
Я долго молчала. А потом сказала:
— Ты прав. Мужчина должен быть хозяином. Только я его тут не вижу.
***
В тот вечер я собрала вещи быстро. Без криков. Без истерик. Только тишина, в которой Игорь даже не пытался меня остановить.
— Ты куда? — он всё-таки спросил, когда я закрывала чемодан.
— Туда, где меня уважают — ответила я спокойно.
— Оль, ну ты чего... Мы же семья.
— Нет. Семья — это поддержка, уважение и партнёрство. А здесь я — обслуживающий персонал на полставки и угроза на полный рабочий день.
Он не ответил.
***
Я сняла комнату, съездила к юристу, собрала документы. Дом был оформлен на нас пополам, всё по закону. Я настояла на фиксации всех моих вложений — юрист помог. Суд затянулся, но в итоге признал: половина дома моя.
Когда я сказала Игорю, что собираюсь продать свою долю, он рассмеялся:
— Кому ты её продашь, глупая? Мне нужно будет дать согласие. А я его не дам. Никто не купит половину дома с бывшей свекровью в придачу.
— Значит, выкупай мою долю.
— За половину стоимости. Или сиди с ней. Делай, что хочешь.
Я улыбнулась:
— Хорошо. Ты сам это сказал.
Через неделю в мою долю въехали арендаторы. Молодая пара с тремя детьми. Близнецы-шестилетки и девочка подросток. И собака. Огромная, лохматая, громкоголосая.
— Тётя, а у вас тут можно кричать, мы в индейцев любим играть?— спросил один из мальчиков, пока я передавала ключи.
— Можно. Даже нужно, — подмигнула я.
Соседство началось весело. Утром дети гоняли на самокатах по двору, в обед мама включала мультики на всю громкость, а вечером отец жарил шашлыки с друзьями и громко пел под гитару.
Зинаида звонила каждый вечер. Вначале вежливо:
— Ольга, может, вы поговорите с жильцами? У них дети... шумят.
— Дети играют. Это нормально. Вы же семья, как вы говорили, должны пронимать.
Через неделю:
— У нас ад. Они громкие, хамские. Собака на участок бегает!
— Зачем же вы не поставили забор?
Через месяц позвонил сам Игорь. Усталый, раздражённый.
— Послушай, ты победила, ясно? Забери этих психов отсюда. Я выкуплю твою долю. По рыночной цене!
Я сделала паузу, в которой он услышал всё, что надо:
— Оформляй документы.
Через два дня мы подписали договор. Я получила свои деньги. Сумма вышла хорошая — учитывая рыночный рост и стресс, в который я их загнала. Я даже немного добавила — и купила себе двухкомнатную квартиру в сталинке. Потолки три метра, балкон в тихий зелёный двор, кухня с окном над раковиной — как я любила.
Когда я впервые вошла в новую квартиру и закрыла за собой дверь, мне не хотелось ни плакать, ни вспоминать. Хотелось чай, шерстяной плед и тишину.
Тишину, в которой слышен только твой собственный голос.
***
Новая квартира встретила меня не мебелью и не удобствами, а спокойствием. Никакой чьей-то обуви у входа. Никаких чужих кастрюль, запахов еды, комментариев. Только я, мои вещи и мой порядок.
Я не покупала ничего «пышного». Все было просто, удобно и... по мне. Серо-голубые стены, деревянный стол, на подоконнике — мои любимые герани. Я впервые за много лет чувствовала себя не «женой», не «невесткой», не «обязанной», а собой. Просто — Ольгой.
Однажды вечером заварила чай с мятой, села на подоконник и посмотрела вниз. В маленьком дворике мальчик катался на самокате, а из соседского окна доносилось пианино. Тихо, неумело — но живо.
«Вот и всё», — подумала я. — «Я — дома».
Игорь не написал ни слова. Ни «извини», ни «спасибо». Наверное, всё ещё считал себя пострадавшим. И, скорее всего, продолжал слушаться маму.
Но это больше не было моей проблемой.
В шкафу лежал мой загранпаспорт. Через пару месяцев я собиралась взять отпуск и поехать в Хорватию — туда, где море пахнет сосной, а люди улыбаются просто так. Мне не нужно было больше ничего «делить». Ни пространство. Ни мужа. Ни будущее.
Иногда меня спрашивают: «Не жалко было уходить из дома, который ты строила?»
Жалко. Но ещё больше жаль было бы остаться.
Потому что свобода — это когда ты можешь закрыть дверь... и точно знать, что за ней не войдёт никто без стука.
Если вам близка эта история — не забудьте подписаться. У нас ещё много жизненных рассказов о выборе, силе, любви и уважении к себе. Каждая история — это зеркало чьей-то судьбы. Возможно, и вашей тоже.