– Даша, ключ не поворачивается! – Сергей дернул ручку еще раз, нахмурившись. – Странно...
– Может, заел? Дай-ка я попробую. – Я сунула ключ в замочную скважину нашей московской квартиры после двух недель отпуска в Турции. Он вошел легко, но не повернулся. Изнутри явно был вставлен второй ключ. По спине пробежал холодок. – Сереж... Кто-то внутри.
– Не может быть! – Он резко постучал. – Кто там? Откройте!
За дверью послышались приглушенные возгласы, шарканье ног, звон стекла. Щелкнул замок. Дверь распахнулась, и нас окатило волной громкой музыки, смеха и тяжелого запаха алкоголя, табака и чего-то жареного.
На пороге стояла свекровь, Зинаида Анатольевна. На ней был мой новый шелковый халат, который я приберегала для особых случаев. На щеках – неестественно яркий румянец. В глазах – пьяное веселье и полное отсутствие смущения.
– Сыночек! Невесточка! – она протянула руки для объятий, едва не пошатнувшись. – Какие сюрпризы! А мы тут... скромно отмечаем денек рождения Марьи Ивановны!
За ее спиной, в нашей обычно безупречной гостиной, царил хаос. Стол, заваленный бутылками, тарелками с объедками и окурками в пепельницах. На диване, который мы выбирали полгода, сидели три ее подруги, тоже явно «под мухой». Одна из них что-то с энтузиазмом рассказывала, размахивая сигаретой, пепел сыпался на ковер. По полу валялись крошки, на столешнице из массива – жирные пятна и круги от стаканов. В углу грустно стоял наш фикус, с которого кто-то обломал ветку.
– Мама... – Сергей замер, бледнея. – Что... что здесь происходит? Как ты вообще здесь оказалась? Ключ был только у нас!
– Ой, не кипятись, сынок! – махнула рукой Зинаида Анатольевна, пытаясь пройти обратно в комнату. – Забыла, что у меня дубликат есть? Ну, подумаешь, решили с девчонками посидеть у тебя. У тебя же просторно, уютно... А моя хрущевка – теснота!
– Уютно?! – Моя рука непроизвольно сжала ручку чемодана. Я смотрела на свой халат на ней, на пятно вина на светлом ковре, на окурок в моей любимой фарфоровой пепельнице. – Вы устроили тут... бар? В нашей квартире! Без спроса!
Одна из подруг, Марья Ивановна, видимо, именинница, подняла свой бокал.
– Зина, а чего они орут? Мешают культурно отдыхать! Приехали – присоединяйтесь! Вон, беленькой еще полно!
– Молчите! – Резко оборвал ее Сергей. Он вошел в квартиру, окидывая взглядом разруху. Его лицо стало каменным. – Мама, немедленно выпроводи своих гостей. Всех.
– Да что ты как начальник! – надулась свекровь, но в ее голосе появилась нотка неуверенности. – Мы же почти закончили...
– Сейчас же! – Его голос прозвучал как хлыст. – Или я вызову полицию за вторжение в частное жилище.
Угроза подействовала. Подруги, бормоча недовольство, стали копошиться, собирая сумочки и недопитое. Зинаида Анатольевна сняла мой халат и бросила его на заляпанный диван.
– Ну и невестка у меня! – хмыкнула она, направляясь к прихожей. – Добро пожаловать не сказала, праздник испортила... Эгоистка!
– Я эгоистка?! – Я переступила порог, чувствуя, как гнев поднимается комом в горле. – Это вы влезли в наш дом без предупреждения! Устроили тут праздник! Испортили мебель! Ковер! Мои вещи надели! Это называется нарушение личных границ, Зинаида Анатольевна! Полное неуважение!
Подруги, шаркая ногами, протиснулись мимо нас в подъезд. Свекровь натягивала пальто.
– Ах, границы! – ехидно протянула она. – Это ты в мою семью влезла, милочка! И квартиру эту Сережа купил еще до тебя! Имею право!
– Мама, хватит! – рявкнул Сергей, блокируя ей путь к двери. – Ты не имеешь права приходить сюда без приглашения. Точка. И ключ – немедленно отдай.
– Какой ключ? Не помню где он! – Она потупила взгляд.
– Ключ. Отдай. Сейчас. – Его голос был тихим и очень опасным.
Зинаида Анатольевна поморщилась, порылась в сумочке и швырнула на тумбочку дубликат нашей ключ-карты.
– Нате! Сыночек любимый! С невесткой драгоценной! Больше нога моя здесь не будет!
Она выскочила в подъезд, громко хлопнув дверью.
Тишина, наступившая после ее ухода, была оглушительной. Только тикали часы да капала вода из неплотно закрытого кухонного крана. Мы стояли посреди прихожей, окруженные чемоданами, вдыхая въевшийся запах табака и безалаберности. Сергей молчал, сжимая виски. Я обошла квартиру, как во сне, фиксируя ущерб: заляпанный жиром кухонный фартук, липкий пол, разбитая рюмка под столом, обгоревшая скатерть, пятно от красного вина на бежевом диване – огромное, как кровоточащая рана. Мои духи на туалетном столике были использованы наполовину. В ванной – мокрые полотенца на полу.
– Они... они жили здесь, – прошептала я, поднимая с пола чужую сережку-пуговку. – Все эти дни. Пока мы были в отпуске. Пили, курили, спали в нашей постели...
Сергей подошел ко мне. В его глазах читалась смесь стыда, ярости и беспомощности.
– Даш... Я не знал... Я в шоке... Прости, – он обнял меня, но я была как деревянная. Гнев и обида душили.
– Прости? – Я отстранилась. – Сережа, это твоя мать! Она считает, что имеет право на наше пространство! На наши вещи! Это не просто бардак! Это полное пренебрежение нами! Нашей жизнью!
– Я понимаю, – он провел рукой по лицу. – Я поговорю с ней. Серьезно. Ключ забрали, это главное.
– Главное? – Я засмеялась, но смех звучал истерично. – Посмотри вокруг! Они превратили наш дом в помойку! Мой новый халат! Мой диван! Ковер! Кто будет это чистить? Кто возместит ущерб? И самое главное... – голос сорвался, – как теперь спать в этой кровати, зная, что тут пировали посторонние? Как вообще жить, зная, что твоя мать способна на такое? Это же кошмар!
Я упала на единственный чистый стул в кухне и заплакала. Усталость от перелета, стресс от возвращения, шок от увиденного – все смешалось. Сергей сел рядом, пытаясь обнять, но я снова отстранилась. Доверие к нему, к его способности оградить нашу семью от вторжения его же матери, было подорвано.
– Она должна заплатить за химчистку, за ремонт всего, что испортили, – сказала я сквозь слезы, стараясь говорить твердо. – И она должна извиниться. Не формально. По-настоящему. Понять, что она натворила.
– Я все улажу, Даш. Обещаю, – он говорил убежденно, но в его глазах читалась тень сомнения. Он знал свою мать. Извиняться и платить – не в ее стиле.
– И еще, – я посмотрела ему прямо в глаза. – Если она когда-нибудь снова переступит этот порог без нашего прямого приглашения... Я уйду. Я не смогу жить в постоянном страхе, что вернешься домой и найдешь здесь... это.
Он молчал. Тиканье часов на кухне казалось невыносимо громким. За окном гудели машины, чья-то нормальная, не разрушенная жизнь. Наш дом, наша крепость, была осквернена. И виной тому – самый близкий Сергею человек. Бардак в квартире можно было убрать. Пятна – оттереть или заменить испорченное. Но трещина в доверии, ощущение, что твое личное пространство не священно, что границы могут быть так грубо нарушены – это заживало гораздо дольше. Возвращение из отпуска обернулось не отдыхом, а началом новой, очень сложной главы в наших отношениях – и со свекровью, и между собой. Предстоял долгий и болезненный разговор, а пока... пока нужно было брать в руки тряпку и ведро, и начинать отмывать наш дом от последствий чужого неуважения и пьяного веселья. Каждая капля чистящего средства на губке была каплей гнева и обиды. Семейные конфликты, как оказалось, имеют тяжелый запах и оставляют трудно выводимые пятна. И ключевые слова "вмешательство свекрови", "нарушение границ", "семейные проблемы" и "конфликт поколений" приобрели для нас вдруг очень конкретное, горькое и материальное воплощение.