Неужели у него кто-то появился?
Когда она внезапно поняла, что муж ведет себя иначе, память ее, словно предатель, услужливо подсказала: перемены начались не вчера, не на той неделе, а гораздо раньше — месяц, а может, и больше. Просто до этого она была поглощена работой, и ей недосуг было разглядывать его лицо, подмечать каждый жест, каждый вздох.
И где же, скажите, после десяти лет брака, с двумя неугомонными отпрысками на руках, когда уже тень сорокалетия маячит на горизонте, найдется время вглядываться в каждую морщинку, в каждый жест супруга? Да и нужно ли? Разве их жизнь — не взаимное доверие, не знание друг друга до последней жилки? Даже сложив все силы воедино, едва хватало, чтобы дом держать да детей растить. Она давно не ждала от мужа нежностей — да и он, полагала она, не ждал от нее ласки.
А что, если именно мое равнодушие и толкнуло его в чужие объятия? В тех самых журналах, что печатают истории о мужьях и их любовницах, все как на ладони: виной всему — охладевшая жена, брак, выцветший, как старые обои. Глупо шептать: «О, мой — никогда…» Нет особого сорта мужей, неуязвимых для соблазна. Страсть — демократична. Она не спросит, богат ты или нищ, мудр или прост, известен ли миру или безвестен. Достаточно быть мужчиной — вот и все условие. А если к этому прибавить женское равнодушие, будни, тянущиеся, как бесконечная серая нить, без всплесков, без перемен — тогда...
Тогда выходит, что как раз наша семья стопроцентно имеет налицо все эти тревожные симптомы. На жалобу мужа, что у него ноет в правом виске, я реагирую примерно таким образом: мол, это признак мигрени, в аптечке лекарство…
Болеть — удел детей; и без того их хвори отнимают все силы. Родителям болеть не положено. Мы с мужем обязаны беречь себя — ради них. При таких убеждениях трудно излить нежность, обнять, прижать к груди. А для него мое равнодушие — холодные руки, ни разу не коснувшиеся его лба, — уже повод для обиды, даже для ненависти...
Так и с монотонностью наших дней... Совместный поход в кино теперь кажется полузабытым сном из другой жизни. В то время как соседи по воскресеньям отправляются на пикники, мой муж бесстрастно взирает на мелькающие телевизионные образы, погруженный в бесконечный сериал. А я движусь по замкнутому кругу: завтраки, обеды, ужины; тарелки, пыль, бельевая веревка. День за днем, без вариаций... Стоило мне обдумать все это, поставив себя на место мужа, так стало даже странно, как это он еще раньше не увлекся кем-то на стороне.
Согласно мнению желтушного журнала, мужья наиболее склонны к изменам в зыбком возрасте между тридцатью пятью и сорока пятью годами. (Виной тому, видимо, последние отблески уходящей молодости, да пресыщенность благополучием, когда душа вдруг требует то ли безумств, то ли исполнения давно похороненных надежд...) И вот мой супруг, аккурат в свои тридцать семь, ступил на этот зыбкий рубеж. Пристальнее вглядевшись, я заметила в его поведении тревожные черты, прежде ему не свойственные - эти мелкие, почти неуловимые перемены, что крадутся, как тени по стене...
Первое, что бросилось в глаза - исчезло его вечное раздражение. Прежде любая мелочь - дети, вваливающиеся с улицы, выпачканные в грязи с ног до головы, или забытый мной свет в ванной - выводила его из себя. Теперь же он безмолвно тащил малявок купаться и молча щелкал выключателем.
А эти его прежние "выхлопы" - смачные, нарочито громкие, от которых я вскрикивала, отпрыгивала в угол и, играя в возмущение, ворчала: "Ну всё, дальше некуда! Не стыдно перед своей зайкой? Вот я тоже начну, тогда посмотрим!" - все это ушло в прошлое. В последнее время - ни одного знакомого раската, ни единого "выстрела", прекращение боевых действий.
Еще одна тревожная деталь: погруженная в журнальные страницы, я внезапно ощущаю на себе его пристальный взгляд — тяжелый, изучающий, будто пытающийся прочесть что-то между строк моей согнутой спины. Но стоит мне поднять голову, как он тут же отворачивается, притворяясь поглощенным мельканием футболистов на экране — это внезапное, слишком поспешное движение выдает его с головой. И этот его пристальный взгляд, скользящий по моим чертам - что он ищет в них? Сравнивает ли мое поблекшее лицо с живыми чертами той, другой?
Стоило семени сомнения упасть - и вот уже целый урожай подозрений. В постели он теперь прижимается ко мне с неожиданной силой, как будто боясь отпустить. Но вот самого животрепещущего момента избегает, шепча: "Нам и так хорошо". Не искупление ли это? Жалкая попытка залатать вину нежностью, как заштопывают дырку на порванном носке...
И вот последнее, самое зловещее открытие: из детских болтливых уст я узнала, что муж уже который день, забрав их из сада, оставляет у соседей на два-три часа - и таинственно исчезает. Я сжала зубы, подавив в себе жгучую потребность устроить допрос с пристрастием.
Но ведь если он действительно гуляет - правды не дождешься. Отбрешется стандартным "в гараже возился", и точка. Стоит ли спрашивать, если ответ заранее известен? Только дура, упрямо закрывающая глаза на очевидное, станет задавать такие вопросы. Да и что проку? Разве что рука сама потянется дать ему пощечину - этот жест отчаяния, столь же бесполезный, сколь и унизительный...
В действительности же, самое главное в этом деле — точно все разузнать, а не задавать бесчисленные вопросы. Слежка - хороший выбор.
Несколько дней я покидала работу под благовидным предлогом, укрывшись в тени напротив его офиса, как героиня дешевого романа. Он забирал детей, возвращался домой — образцовый отец. Но в тот день, когда я уже собиралась отступить, он внезапно вышел — и понеслось.
Вы никогда не поймете, что творится в груди женщины, мчащейся в такси за маршруткой с мужем внутри. Сердце колотится, предательски громко, будто какой-то старый, чудовищный механизм, забытый всеми, кроме обманутых жен.
На Проспекте Победы он выходит из маршрутки с небрежностью человека, не обремененного срочными делами. Я, вывалившись из такси, повторяю его неторопливую походку. Муж заходит в кофеманию. О! Ну почему именно эта кофемания?! Это то самое место, где когда-то назначались наши свидания.
Дверь передо мной вдруг становится порталом в прошлое: вот я, двадцатилетняя, лихорадочно пересчитывающая в кармане скомканные купюры перед встречей. Рефлекторно моя рука полезет в карман проверить - хватит ли? Если войти, он, конечно, улыбнется, помашет рукой привлекая мое внимание.
Я развернулась и пошла прочь. Без сомнения, в эти минуты муж встречается со мной из прошлого. Как посмею я - сегодняшняя, расплывшаяся тень былой себя, с уставшим лицом, изборожденным раздражением, с телом, забывшим о легкости, - как дерзну я ворваться в его хрустальный миг? Нельзя предстать перед супругом, что вернулся в свою молодость, превратившись в двадцатипятилетнего юношу и огорошить его горькой реальностью, что юность ушла безвозвратно.