оглавление канала, часть 1-я
Он пришел в себя, когда вокруг царила тишина и покой. Были только слышны шум падающей с высоты воды, да чьи-то громкие стоны. Шершень огляделся вокруг и ужаснулся. Вокруг царил самый настоящий хаос: вздыбленная развороченная земля, трупы погибших темных, по внешнему обличаю в которых было сложно опознать людей, просто какие-то кровавые и обгорелые куски мяса. Повсюду осколки больших и малых камней и вырванных с корнем обожженных до половины деревьев, а еще, завалы на берегу реки из поломанного кустарника и грязи будто крепостные валы после тяжелой вражеской осады.
Лютый сидел неподалеку и старательно вылизывал обожженную лапу. Одно ухо у него было продрано и кровь тонкой струйкой стекала по морде. И тут Шершень увидел мать. Она склонилась над стонущим человеком. Чуть пошатываясь от накатившей слабости, он подошел к ней. Варна даже головы не повернула в его сторону. Все ее внимание было приковано к умирающему человеку. Это был тот самый Невзор, который разговаривал с Сумороком. Его было трудно узнать. Лицо перекошено от боли, на виске глубокая рана, словно от удара чекана, темная борода залита кровью, на губах розовая пена. Было понятно, что он умирал. Варна, крепко держа его за плечо, сурово спрашивала:
- Что… Что вы собирались делать в этой пещере?! Вы хотели ЕГО пробудить?! Отвечай!! И смерть твоя будет легкой, я обещаю!
Глаза у Невзора побелели и расширились, то ли от боли, то ли от страха, и он, глядя куда-то вверх, в бездонное темно-синее небо, на котором уже проступали первые звезды, прохрипел:
- Нет…!! ЕГО пробудить по чьей-либо воле нельзя… У него свой срок… Наше дело – его вовремя кормить, чтобы в нужное время он смог восстать. Так заповедовали нам наши хозяева перед своим уходом… - Глаза его вдруг сузились, он посмотрел на мать и губы его искривились в ядовитой усмешке: - Наши хозяева могучи… Они уничтожили вест ваш паршивый Род!! Всю вашу землю и теперь она принадлежит нам и только нам… А ЕГО нам оставили, чтобы, когда пришла бы нужда, мы опять… - Он хрипло засмеялся, а потом его стал душить надсадный кашель. Из горла хлынула черная кровь. Он пару раз дернулся, руки у него свело судорогой, будто он хотел кому-то вцепиться в горло, и он застыл, обмякнув всем телом с руками, больше похожими на лапы хищной птицы, чем на человеческие руки.
Варна с брезгливой гримасой оттолкнула от себя мертвое тело и встала на ноги. Лицо ее выражало крайнюю степень раздражения. Увидев, наконец, рядом стоящего сына, хмуро проговорила:
- Помоги… Они недостойны кроды. Их нужно закопать в землю. Мать-Земля любую нечисть примет и преобразует их энергию на благо. Хоть так, после своей смерти, они принесут пользу.
Она распрямила плечи, прикрыла глаза и зашептала неслышно какое-то заклинание. Земля под ногами дрогнула, разошлась в стороны, образуя глубокую щель. И они принялись стаскивать трупы поверженных врагов и скидывать их вниз. Когда все, кого они сумели отыскать, оказались внизу, Варна опять начала шептать:
- Ай же ты еси, Мать Сыра-Земля, Земля Родная, Кормилица наша Щедрая! Всех Ты нас породила, вспоила-вскормила, угодьем наделила, злак всякий прорастила. Прости ты нас, в чём досадили тебе! Челом тебе бьём, честну требу кладём, велику славу речём! Сокрой от глаз чужих ворожьих то, чего не след узреть им…
Затем она провела руками над ямой, будто заглаживая ее. Земля опять вздрогнула и закрылась щель, будто ее и не было вовсе никогда. Шершень оглянулся по сторонам. Взгляд уперся в зияющий проход подземного лаза. Мать проследила его взгляд, и кивнув головой, тихо произнесла:
- Да… Выход нужно завалить обратно, и не просто завалить, а запечатать. Конечно, это их вряд ли остановит, но на какое-то время удержит. А там… Посоветуемся со старцем, что делать с этим вражьим гнездом. А пока, всем нам нужно немного отдохнуть и набраться сил.
Больше не говоря ни слова, она побрела к реке. По ее опущенным плечам и нетвердой походке было видно, как она устала. Да и сам Шершень, если уж совсем честно, еле ноги волочил. Выбрав на берегу место почище, где не было больших завалов, Варна позвала:
- Ступай сюда… Тебе тоже нужно смыть с себя чистой водой следы недавней битвы…
Шершень послушно подошел к самой кромке воды, и опустил руки в ледяные струи. Из рук сразу ушла усталость, будто вмиг унесенная бурливым потоком. Как следует умывшись и испив холодной, до ломоты зубов, воды, он почувствовал себя намного лучше. Чуть взбодрившись, он поспешил нагнать мать, которая неспешно шла по направлению к их прежней стоянке. Лютый, немного поотстав, трусил сбоку, настороженно внюхиваясь в накрывающие лес густые, липкие, точно патока, ночные сумерки.
Добравшись до места, первым делом, мать извлекла из своего мешка закупоренную склянку темно-зеленого цвета с плотно пригнанной пробкой. Вытащила пробку зубами и протянула сыну:
- На, сделай только один глоток, не более…
Шершень, взяв скляницу осторожно принюхался. Пахло смолой, и травами, некоторых имен которых он и не ведал. Но запах меда, чабреца, липового цвета и дягеля он распознал сразу. Осторожно поднес горлышко сосуда к губам и сделал маленький глоток. Все нутро у него вмиг вспыхнуло огнем, дыхание перехватило, будто его изнутри за горло укусила зловредная оса. Широко открыв рот, он задышал, хватая ртом воздух, словно только что вынырнул из пучины. Мать с улыбкой забрала у него пузырец из рук, и наставительно проговорила:
- По первости так со всеми бывает… Это зелье готовил сам старец. Запасы трав для приготовления сего снадобья, увы, почти иссякли. – И добавила с грустью: - Многое утеряно в гиблом огне. – Она тяжело вздохнула, и сделав спокойно маленький глоток, тщательно закупорила склянку.
Когда первый ошеломляющий эффект от глотка зелья прошел, Шершень почувствовал себя лучше. Мускулы снова налились силой, в голове прояснилось, сердце стало биться сильно и ровно. Он глубоко вдохнул ночной прохладный воздух, не утративший грозовой свежести после битвы. Мать, глядя на изменения в сыне, удовлетворенно кивнула:
- Вот и ладно… А теперь, давай поговорим о битве. – Она строго нахмурила брови, и Шершень понял – выволочки ему не избежать. Повесив голову, он стал виновато поглядывать на мать. Варна хмыкнула: - Вижу, что ты уже и сам понял, сын мой, в чем была твоя ошибка. Понимаю… Ты первый раз использовал свои силы в подобной схватке, но… Ты, то ли с испуга, то ли от ярости, кинул в заклятие все свои силы. Стихии – дело опасное, и наперво, нужно уметь ими управлять, иначе, ты будешь похож на неразумное дитя, которое размахивает боевым мечом, едва сумев его удержать в руках. Силы нужно соизмерять и действовать четко и слаженно. Ты должен чувствовать силу ветра и управлять ею. А у тебя вышло, что ветер управлял тобой. Скажи, а что бы сталось, если бы враги были не столь малочисленны? Ты выплеснул все свои умения и энергию на одного супротивника, а на остальную схватку у тебя уже не было сил. Подумай об этом на досуге. – Заметив, какое угнетающее действие произвели на него ее слова, она потеплела голосом, и добавила тише: - Не думай, сын мой, что я тебя укоряю в чем-то. Но жизнь у тебя предстоит долгая и опасная и от твоих умений сдерживать и направлять силу служащей тебе стихии может зависеть не только твоя жизнь, но и жизни тех, кого ты должен защищать. В твоей крови неисчерпаемый запас энергии, но и она будет бесполезной без мастерства и навыков, а еще, без строгой дисциплины. Учти это. А сейчас, нам бы не мешало всем перекусить. – Варна глянула на Лютого, лежащего чуть в сторонке, и продолжавшего вылизывать свои раны. – Похоже, серый брат, ты уже подкрепился.
Шершню показалось, что волк несколько ехидно ухмыльнулся. Впрочем, ему могло и вправду так показаться. Незаметно для матери, он отломил половину полагающегося ему куска прессованного мяса, и тихонько кинул волку.
Пока они утоляли голод прессованными фруктами с жиром и небольшими кусочками вяленного мяса, Шершень обратил внимание на задумчивый вид Варны. Было заметно, что она о чем-то усиленно размышляет. Или, если точнее сказать, ее что-то тревожит, и какая-то мысль не дает покоя. Запив очередной кусочек сурьи[1] водой из баклажки, он внимательно посмотрел на мать и тихо спросил:
- Ты чем-то озабочена? Что-то тебя гложет?
Варна подняла взгляд на сына:
- Ты прав… Я теперь, кажется, поняла, чего хотел Мормагон, придя в эту пещеру в другом времени. Сейчас, то, что таится там внизу, требует только пищи для продолжения своей жизни. Правда, называть существование этой неведомой твари «жизнью», значит, обидеть истину. И тем не менее… Я думаю, что я неспроста попала в то самое время. Я должна была это понять, но не поняла тогда. Просто, уничтожила подменыша и на этом успокоилась. А Мормагон хотел пробудить эту тварь! И теперь… Если туда проберется кто-нибудь из темных с той же целью… И некому будет предупредить ни Глеба, отца твоего, ни матушку Феодосию о нависшей над ними опасности… - Она не договорила и сильно, до крови прикусила губу. Несколько секунд ей понадобилось для того, чтобы совладать со своими чувствами. Глубоко вдохнув воздух, она выдохнула, и закончила: - Утешает, и в то же время, удручает, только одно: Грань порушена. И ни темные, ни Светлые не смогут более пройти из нашего времени в тот мир.
Закончив говорить, она, поднявшись на ноги, вытащила из колчана стрелу, и пошла по кругу, чертя по земле острием, тихо бормоча при этом охранный заговор:
- Кругом нашего двора, стоит каменна гора, железный тын, медные воротА. От востока и до запада Сварогом заперта. Гой!... – Повторить заговор ей пришлось не единожды.
Закончив, она принялась устраиваться на отдых, пробормотав тихонько сыну:
- Спи спокойно… Теперь мы невидимы ни для кого: ни для людей лихих, ни для зверей лютых, ни для мыслей худых…
Когда уже Шершень, улегшись на зеленую траву, положив голову на свой заплечный мешок, смежил веки, готовясь сладко заснуть, Варна, вдруг приподнялась на локте, и, будто бы сама себе, озадаченно проговорила:
- Только почему Суморок сказал, что ни один из пленных не владеет знаниями? Ведь Вратка-то знающая, сила огня ей подвластна! Али не сумели разглядеть девку? Стало быть, в ней сила великая запрятана… Только и Суморок-то непрост был, совсем непрост…Чудно это все… Шибко чудно… - И она, опять улегшись, пробормотала уже с закрытыми глазами: - Ну да ладно… С этим мы позже разберемся…
[1] Сурья – прессованные с толокном жир, кусочки мяса и ягод, еда путников, охотников и пастухов у древних славян.