Дождь барабанил по карнизу, словно назойливый сосед, требующий вернуть долг. Я сидел на кухне, разглядывая мутный след от пальцев на стопке — последней в сегодняшней серии. Лена сидела напротив, выпрямив спину с неестественной грацией, будто готовилась к фотосессии для каталога мебели.
— Я ухожу, — сказала она, глядя куда-то в район моей правой брови.
Воздух был густой от запаха ее нового лавандового масла, перебивавшего привычный аромат табака и соснового ополаскивателя. Я медленно повернул голову, ощущая, как скрипят позвонки после двенадцати часов за рулем.
— К нему? — мой голос прозвучал удивительно спокойно, будто я спрашивал про маршрут автобуса.
Она кивнула, нервно теребя новую серебряную подвеску — подарок, который я не дарил. "Он... другой".
Я хмыкнул, наливая себе еще сорокоградусной правды. "Все они сначала другие".
Наша история началась в душном зале "Роспечати" в 2003-м. Она — секретарша с дипломом истфака и парой французских фраз, я — начальник склада с армейским прошлым и словарным запасом, способным покраснеть даже матерого дальнобойщика. Тогда она смеялась над моими шутками про армейскую кашу и сама заказывала в кафе пельмени вместо этих дурацких салатов с недозрелыми овощами.
Перелом наступил незаметно. Сначала в доме появились глянцевые журналы с идеальными интерьерами. Потом — подруги с их "настоящий мужчина должен". Затем — бесконечные курсы: то йога, то веганство, то "осознанность". В один прекрасный день она заявила, что я "недостаточно духовный".
— Ты даже "Игру престолов" не смотришь! — упрекнула она как-то вечером.
— Я в Чечне свою игру престолов проходил, дорогая, — ответил я, но она уже ушла, громко хлопнув дверью спальни.
***
Артёма я видел лишь однажды — случайно зайдя в ее инстаграм. Высокий, жилистый, с этими дурацкими закатанными рукавами, как у персонажей американских сериалов. На аватарке он изображал задумчивость, гладя какую-то породистую псину.
— Он преподает историю искусств, — говорила Лена с придыханием. На деле это оказались экскурсии по третьесортным выставкам за пятьсот рублей.
— Пишет потрясающие стихи.
Я нашел их потом — уровень "твои глаза как два огурца" с рифмой "люблю-обниму".
— Играет на фортепиано. Позже выяснилось, что "В лесу родилась ёлочка" одним пальцем — это предел его музыкальных способностей.
Но главное — он был "чуткий". Чуткий, как крысиная ловушка.
***
Первые дни после ее ухода я отмечал, как алкоголик — дни рождения. Первая неделя: восторженные посты про "настоящую любовь" и фото с шампанским на фоне озера. Вторая: уже меньше энтузиазма, больше натянутых улыбок. К третьей неделе в ее сторис появились сигареты — хотя она бросила курить пять лет назад.
Ровно через двадцать восемь дней раздался ночной звонок. На дисплее светилось ее имя, но голос принадлежал совершенно другому человеку — сдавленному, надтреснутому.
— В-в-возьми меня обратно... — всхлипывания перемешивались с гудками проезжающих машин.
Я вышел на улицу в тапках. Она стояла под фонарем, мокрая, с заплывшим глазом и чемоданом, который я купил ей перед поездкой на юг. Ее рукав был порван, а на запястье краснела полоса — слишком ровная для случайности.
— Он... — она задыхалась, — сказал, что я толстая!
Я окинул ее взглядом. Все те же девяносто килограммов на метр семьдесят, которые я знал наизусть.
— И что?
— Я два дня не ела... а потом взяла его шоколадку из холодильника...
История разворачивалась по классическому сценарию: крики, попытка выбросить ее вещи с девятого этажа, "воспитательный" удар кулаком. Теперь она цеплялась за мой рукав, как тонущая за соломинку.
— Пусти переночевать. Хотя бы на диван!
Я посмотрел на часы. Три семнадцать. Где-то хлопала дверь подъезда, вдалеке завывала сирена.
— Вокзал в двух минутах на машине. Такси до "Атриума" — сто двадцать рублей.
Ее глаза расширились. Казалось, она ждала всего — криков, ругани, даже удара — но не этого ледяного спокойствия.
***
Следующие месяцы складывались в странную мозаику. Через неделю она уехала к матери в Тверь. Через месяц Тёмочка сделал предложение своей студентке. Через полгода в мой WhatsApp прилетело сообщение: "Как дела?" Я удалил его, не читая.
Сегодня утром, сбривая трехдневную щетину, я поймал себя на мысли, что лицо в зеркале мне нравится больше, чем год назад. Бритва скользнула ровно, оставляя после себя чистую кожу. Как и моя жизнь — после того дождливого вечера.
Грубость — это когда ты не даешь сладкой лжи затмить горькую правду. Жестокость — это когда позволяешь ей снова войти в твою жизнь, притворяясь, будто ничего не произошло.
А дождь все стучал по подоконнику, словно пытался что-то сказать. Но я давно разучился слушать дождь.
Подписка обязательно, чтобы не пропустить новые истории 👍
Подборка других историй⬇️
А также телеграмм ⬇️