Когда-то я любила их. А теперь представляю, с каким бы удовольствием вычеркнула бы их телефонные номера из памяти.
Нет, не потому что я злая. Не потому что мстительная. А потому что устала.
Есть в жизни такая стадия, когда ты вроде и не враг никому… но, по-хорошему, и не друг. Особенно — родне. Слишком много лет они жили не своей, а моей жизнью. Советы, намёки, осуждение за спиной. А я? Молчала. Глотала. Думала — мы же семья.
И вот… сижу. Чай пью на кухне. Вечер. Дети спят. Муж где-то в телефоне. И вдруг ловлю себя на мысли: если бы мне сейчас сказали, что этих людей в моей жизни больше не будет — мне было бы… спокойно.
Страшно ведь, признаться себе в этом. Страшно — но честно.
Всё началось с бабушки. Баба Вера – мать отца и мамина свекровь. Но мы с ней почти не общались. Только однажды, когда мне было лет десять, она посмотрела на мою большую куртку, которую покупали «на вырост» и сказала:
– Ты чего, такая жирная стала?
А потом громко рассмеялась и хлопнула меня по спине. Типа шутка. Хотя, я и правда никогда не была худенькой.
Я тогда ничего не ответила. Мне даже не обидно было — просто странно. С тех пор у нас с ней был странный стиль общения. Без общения. Я приходила, кивала. Она меня не замечала. И вот от неё это пошло, я теперь думаю. Сперва говорить колкости в лицо — а потом и за глаза.
Мама — уже мягче. Но тоже умеет. Без злобы. С любовью. Такой, знаешь, заботливой отравой.
– Ты бы не красилась так ярко… ну, зачем?
– А чего ты не спросишь у Игоря — он же муж, он должен решать, ехать вам на море или нет.
– Не думай, я ничего не говорю… просто он у тебя… ну, своеобразный.
И ты не понимаешь: тебя жалеют или унижают? А может, и то, и другое — в одном флаконе?
А потом появилась Лена. Это двоюродная сестра. Маминой сестры дочка. Ей всегда всё лучше удавалось. В школе — отличница. Парень — красавчик. Фигура — всем на зависть.
– У Лены даже голос мягкий, – вздыхала бабушка.
– У Лены муж не дерётся, – роняла мама, когда я после развода приехала в отчий дом с детьми.
Я в первый раз тогда подумала: а у них вообще есть уши? Глаза? Или они только ртами думают?
Мы сидели на кухне, я пыталась как-то объяснить свою сложившуюся ситуацию в жизни, сказать, что мне тяжело, увидеть хоть какую-то поддержку с её стороны. А мама отодвинула мою кружку и сказала:
– Ты сама виновата. Вечно у тебя все не такие, зачем надо было устраивать эти ссоры и выяснять отношения? Вышла замуж, родила – сиди не высовывайся. Мужик работает, особо не гуляет, ну выпил – приложился к тебе один раз, могла бы и потерпеть! У Игоря нервы не железные, я его могу понять.
Да. Вот так.
Спустя год после первого развода я вышла замуж. Тихо. Без ресторанов. Мы с Вадимом просто расписались и поехали на дачу. Даже детей не брали — спасибо бабушке Любе, маминой маме, понянчилась с ними. Тогда мне показалось — всё, начнётся новая глава. С чистого листа.
Ага, как же.
Вечером мне звонит Лена.
– А чего без платья? – говорит.
– А чего с платьем? – я удивилась.
– Ну просто… все ждали фотки, свадебные, красивые. Тут подписчики мои спрашивают.
– Какие подписчики?
– Ну я в сторис себе выложила. Ты не против же?
Она выложила в сторис фото моей свадьбы. Фотографии, которые я присылала в личку только маме. Без моего ведома. С комментарием: «Наша скромница всё-таки нашла своего принца».
Скромница. Принца. Нашла.
Как будто я потерянная вещь. Как будто мой муж — не человек, а добыча. Я ей не сказала, что обидно. Я опять молча посмотрела в потолок.
Знаете, бывает, когда взрываешься — но не кричишь? У меня вот так было.
День рождения у дочки. 7 лет. Мы накрыли стол, шарики, мультики, смех. Звонок в дверь. Мама с пакетом, с Леной. Все улыбаются.
А потом, за столом, мама говорит:
– Надо бы Алису на гимнастику отдать. А то у неё животик уже есть… как у тебя в детстве. Помнишь?
Все захихикали. Дети — не поняли. А у меня в голове… начало что-то закипать.
Я пошла в спальню. Села на кровать. Тишина. Пауза. И в какой-то момент я поняла — больше не могу.
Я вышла. Посмотрела на них. И сказала:
– Хватит.
– Чего хватит, Лиз? – мама удивлённо подняла брови.
– ВСЁ. Хватит ваших замечаний. Ваших подколов, этих якобы смешных шуток, вечно приправленных унижением меня! Я устала.
Они замолчали. Лена засмеялась — нервно.
– Ты что, с ума сошла? Что мы такое сказали?
– Ничего. Надоело. Вечно ждать от вас удара и очередной смешок по поводу какой-нибудь ситуации. Поддержка? Не, не слышали. Вы первые кто осудит, обсудит и ещё и постебётся, вместо того чтобы узнать, что у меня на душе и хоть как-то поддержать!
*
Ты не замечаешь, как оно копится. День за днём. Замечание за замечанием.
Они не швыряются в тебя тарелками. Не кричат. Нет. Они вежливы, как сотрудники на ресепшене. Но каждый их жест — с двойным дном. Каждое слово — с прицелом.
Когда я родила первого сына, Сашку, мама приехала «помочь». Три дня я не могла попасть в ванную. Она могла лежать там часами. Её вещи везде разбросаны. А ценные указания — на каждом шагу.
– Не заворачивай его в это одеяло. Оно тёплое слишком.
– Не клади сюда памперсы. Им тут не место.
– Ты чего тут хомячишь? Тебе кормить надо – нельзя жареное.
– Не кричи на мужа. Мужик и так стрессует.
Через неделю я плакала в туалете. Не из-за колик. Не из-за гормонов. А от бессилия.
Я помню, как она однажды подошла ко мне, обняла — и прошептала:
– Ты сильная. Всё обязательно наладится. Надо потерпеть.
Вот это "потерпи" я слышала очень часто.
Потом был второй ребенок – родилась Алиса. На этот раз я всё делала иначе. Стала жёстче. Спокойнее. Решила: не подпущу никого.
Но мама всё равно приехала. Только уже с тётей Олей — своей сестрой.
– Мы с Олей тут подумали, – начала мама, – ты же одна с двумя? А мы бы Сашку на лето взяли к себе.
– Нет, спасибо, – ответила я.
– Почему нет? – Оля удивилась. – У нас хорошо. И не так шумно, как у тебя. Он вон какой нервный становится, видно же, когда с младшей сидит.
Я вздохнула. Уже было понятно: они решили за меня. И спорить с этим решением — значит быть неблагодарной.
Или вот ещё: когда я устроилась на новую работу, мама сказала:
– Ну хоть место своё нашла, а то дома столько времени тухла.
Я работала редактором в рекламном агентстве. Писала тексты. Много. Сидела ночами. Детей укладывала — и писала. Работала. Тянула всё. Одна. Муж тогда ушёл.
А мама – тухла.
Никогда у неё не было фразы: "Я тобой горжусь." Или: "Ты молодец."
Всегда: "Ну, неплохо." Или: "Могла бы и лучше."
Знаете, как это — жить с ощущением, что ты не соответствуешь ни чьим ожиданиям?
После дня рождения Алисы всё пошло по-другому.
После моих высказываний они ушли быстро. Лена — с какой-то насмешкой, мама — молча, даже не попрощалась. А мне вдруг стало… не страшно.
Да, был страх, конечно. Что я что-то разрушила. Что теперь не будет «как раньше». Что скажут родственники, подумают, осудят. Но был и другой голос. Тихий, спокойный.
Наконец-то ты заступилась за себя.
*
На следующий день мама прислала голосовое.
– Лиза, ну зачем ты так? Мы просто хотели помочь… Мы же семья. Ты сама часто просишь нас о чём-то. Мы не враги тебе.
У меня не было желания отвечать, вступать в какой-то диалог. Не потому что ненавижу. А потому что больше не видела в этом смысла, что-то объяснять и доказывать.
Мне надоело быть удобной. Молчаливой. Терпеливой. Женщиной, у которой вечно кто-то лучше — Лена, соседка, чужая дочь. У которой "не тот характер", "не тот голос", "не тот выбор".
Я встала утром. Налила чай. Села у окна. И вдруг вспомнила бабушку. Ту самую, с её "жирной стала" и плотно сжатыми губами. И подумала: А ведь они тоже когда-то были детьми, и наверное слышали в детстве похожие слова, видели такое же отношение. Может, я и не смогу переписать всё. Но я хотя бы не продолжу.
Я глянула на Алису, как она рисует — и поняла: я не хочу, чтобы она когда-нибудь плакала от слов родных. Или чтобы привыкла терпеть ради мира в доме.
Нет. Пусть лучше учится говорить. Пусть ошибается, кричит, спорит — но остаётся собой.
С тех пор прошло три месяца. Мы с мамой не общаемся. Лена удалила меня из друзей. Бабушка… всё ещё на связи — звонит, просит приехать - с детьми она всё-таки общается немного мягче нежели со мной.
Я не злюсь. Правда. Я просто… отпустила.
Молчала долго. А теперь — высказалась.