Соседка бабушки Зинаида Петровна остановила меня у подъезда, размахивая авоськой с луком:
— Катенька, а вы молодцы, что Лене квартирку оформили. Хоть девочка теперь с собственным жильём устроилась.
Я замерла, переставляя сумку с одной руки на другую. В голове медленно прокручивались слова: «Лене квартирку оформили». Какую квартиру?
— Зинаида Петровна, о чём вы?
— Ой, а вы разве не в курсе? — лицо соседки вытянулось. — Думала, семейное дело... Ваши родители же бабулину двушку на младшую переписали. Года три уже прошло.
Сердце ухнуло куда-то в живот. Бабушкина квартира — та самая, светлая, с высокими потолками, которую родители всегда осторожно называли «папиной». В центре города, рядом с парком. Сейчас такие стоят миллиона четыре, не меньше.
— Ах да, конечно, — я натянула улыбку. — Спасибо, что напомнили.
— Правильно сделали. Девочка замужем, ей семью создавать нужно.
Я дошла до машины на автомате, села за руль и уставилась в лобовое стекло. Руки дрожали, когда набирала Лену.
Три года назад мне дали заброшенный участок на окраине — земля с крапивой и покосившимся сараем. Двести тысяч по оценке. Я месяц искала покупателей, самостоятельно оформляла сделку, добавила свои накопления и взяла ипотеку на тридцать лет. Помню, как стояла среди голых стен новостройки с перфоратором в руках, а спина болела так, что хотелось лечь прямо на бетонный пол.
— Алло, Катя? — голос сестры был настороженным.
— Лен, я тут с Зинаидой Петровной столкнулась. Она про какую-то квартиру говорила...
Пауза. Длинная, как зимняя ночь.
— Ага... Понятно. Сейчас перезвоню.
Гудки. Я знала: она звонит родителям. Докладывает, что секрет раскрылся.
Через полчаса телефон ожил:
— Катя, приезжай ко мне. Нужно поговорить.
Лена открыла дверь в домашнем костюме из дорогого трикотажа. За её спиной виднелась просторная гостиная с кожаным диваном и огромным телевизором. Пахло кофе и какими-то французскими духами.
— Проходи, — она избегала смотреть в глаза. — Кофе будешь?
— Буду.
Я села на диван и огляделась. Паркет блестел, на стенах висели картины в дорогих рамах. В углу стоял рояль — белый, глянцевый. Лена не умела играть, но рояль был красивый.
— Хорошо устроилась, — сказала я, принимая чашку.
— Катя, я понимаю, о чём ты хочешь спросить.
— Тогда объясни. Не торопись, у меня время есть.
Лена села напротив, скрестив руки на груди.
— Родители решили переоформить бабушкину квартиру на меня. Это было... давно. Я думала, ты в курсе.
— Три года назад. И нет, я не была в курсе.
— Просто... не было повода говорить.
Я поставила чашку на стеклянный столик. Кофе был горький, дорогой.
— Повода? Лена, мы каждую неделю видимся. Каждый день рождения отмечаем вместе. Ездим на дачу, обсуждаем родственников. Три года у вас троих не нашлось повода упомянуть, что родители подарили тебе квартиру стоимостью в несколько миллионов?
— Не подарили, а оформили. И вообще, помнишь нашу договорённость? Родители обещали дать мне такую же сумму, как тебе. Вот и дали.
Я почувствовала, как внутри всё сжимается в тугой комок.
— Мне дали участок за двести тысяч. Тебе — квартиру за четыре миллиона.
— Ну и что? Зато у тебя есть своя квартира.
— Которую я десять лет выплачивала! Сама делала ремонт, сама таскала мешки с мусором!
— Катя, — голос сестры стал жёстким. — Ты опять считаешь деньги. Как всегда.
Что-то треснуло у меня в груди. Не от злости — от внезапного понимания, что я сижу в гостях у чужого человека.
— Считаю деньги? — я медленно поставила чашку на стол. — Лена, я не прошу у вас денег. Я хочу понять одну простую вещь: почему вы втроём три года молчали?
— Не хотели тебя расстраивать.
— Или не хотели, чтобы я помешала?
Лена резко встала и прошла к окну. Её плечи дрожали.
— Помешала чему? Катя, ты сама всё придумываешь.
— Тогда объясни, как это справедливо — одному ребёнку дать двести тысяч на первоначальный взнос, а другому подарить готовую квартиру за четыре миллиона?
— Справедливо? — сестра обернулась, и я увидела в её глазах злость. — А справедливо, что тебе всегда больше доставалось? Что ты в институт поступила, а меня в техникум сплавили?
— Лена, я училась на бюджете...
— Не важно! Ты всегда была любимицей. Умница, красавица, самостоятельная. А я что? Я всю жизнь в тени старшей сестры.
Я смотрела на неё и не узнавала. Неужели она столько лет копила эти обиды?
— Хорошо, — сказала я тихо. — Допустим, ты права. Но тогда скажи мне честно: почему молчали? Почему я узнала об этом от чужой тётки?
— А что бы изменилось? Ты бы стала требовать свою долю.
— Возможно. Или попросила бы оформить квартиру в долях. Или договорилась бы, что при продаже часть денег достанется мне. Но главное — я бы знала правду.
— Правду? — Лена засмеялась неприятно. — Правда в том, что ты не можешь смириться с тем, что у меня есть то, чего нет у тебя.
— Нет, — я встала и взяла сумку. — Правда в том, что я три года ходила на семейные праздники, не зная, что меня считают лишней.
— Катя, не надо драматизировать...
— Я не драматизирую. Я наконец понимаю, почему последние годы чувствовала себя у вас в гостях чужой.
На лестнице зазвонил телефон. Мама.
— Катя, Лена всё рассказала. Дочка, ну что ты завелась из-за ерунды?
— Мам, три года молчания — это ерунда?
— А что мы должны были сделать? Прийти и сказать: "Катя, мы Лене квартиру подарили, а тебе ничего не дадим"?
— Да. Именно так.
— Но у тебя же есть своя квартира! Чего ещё надо?
Я прислонилась к стене подъезда. Мама искренне не понимала.
— Мам, дело не в квартире. Дело в том, что важные семейные решения принимаются без меня.
— Катя, квартира была на папе. Он и решил.
— А ты где была?
— Я-то тут при чём? Мы пенсионеры, денег нет. Что ты от нас хочешь?
— Хочу, чтобы вы поняли: так поступать нельзя.
— Ну поняли. Теперь давай жить дальше. В воскресенье приезжай, борщ сварю.
Гудки. Я стояла у подъезда и думала: неужели для них всё настолько просто? Неужели они считают, что папиного "извини, что не сказал сразу" достаточно для возвращения к обычной жизни?
В кармане завибрировал телефон. Сообщение от папы: "Катя, я виноват, что сразу не сказал. Но теперь-то всё в порядке? Когда на дачу приедешь?"
Я долго смотрела на экран. Потом написала: "Папа, всё будет в порядке, когда вы поймёте, что поступили нечестно. А пока не понимаете — на дачу не приеду".
Отправила и пошла к машине. Руки больше не дрожали.
Вечером я забирала Дашу из детского сада. Мама ждала нас у выхода с детской курточкой.
— Катя, — сказала она осторожно. — Мы с папой хотим всё объяснить.
— Мам, я всё поняла. Квартира за четыре миллиона, участок за двести тысяч. Арифметика простая.
— Но у тебя есть своя квартира!
— Однокомнатная, за которую я до сих пор плачу ипотеку.
— Зато полностью твоя.
Я посмотрела на маму — на её растерянное лицо, на привычный жест теребить края сумочки.
— Мам, если бы ты была на моём месте, что бы чувствовала?
Она помолчала:
— Наверное, обиделась бы. Но семья дороже денег.
— Да. Только непонятно, считаете ли вы меня семьёй.
Дома Даша играла с конструктором, а я сидела на кухне и думала: что изменилось за один день? Утром у меня была семья — пусть со странностями, но семья. Теперь я понимала: у меня есть родственники, которые могут годами скрывать важные решения.
— Мам, а почему бабушка Зина сказала, что у тёти Лены есть своя квартира? — спросила Даша.
— Потому что дедушка подарил ей квартиру, солнышко.
— А тебе дедушка что-то дарил?
— Давно. Когда ты была маленькой.
— А почему мне никто не рассказывал про подарок тёте Лене?
Я посмотрела на дочь — на её серьёзное лицо, на руки, собирающие башню из цветных блоков.
— Потому что взрослые иногда забывают говорить правду.
— Это плохо?
— Да, солнышко. Очень плохо.
На следующий день папа написал: "Катя, встретимся. Поговорим как взрослые".
В кафе он выглядел виноватым и раздражённым одновременно.
— Катя, я хотел тебе сказать. Но не получалось.
— Три года не получалось найти момент?
— Мама боялась, что ты расстроишься.
— Пап, а ты сам считаешь это справедливым?
Он размешивал сахар в чае.
— Справедливо — когда у обеих дочерей есть крыша над головой.
— А то, что одна крыша стоит двести тысяч, а другая — четыре миллиона?
— Лена не работает. Ей нужна поддержка.
— Мне тоже нужна была поддержка, когда я одна растила ребёнка и выплачивала ипотеку.
— Но ты справилась. Ты сильная.
Я поняла: в его мире всё логично. Сильной дочери — минимум помощи, слабой — максимум поддержки.
— Пап, справедливость зависит от обстоятельств?
— Справедливость — это когда в семье все устроены.
Через неделю Лена написала: "Катя, хватит дуться. Мы же сёстры".
Я долго смотрела на сообщение. Потом ответила: "Сёстры не врут друг другу годами".
Больше она не писала.
Мы по-прежнему встречаемся на праздниках, я отдаю Дашу родителям, когда задерживаюсь на работе. Но теперь я знаю: это не семья. Это родственники с взаимными обязательствами.
А настоящая семья — это когда не нужно скрывать правду. Когда честность важнее удобства.
Даша принесла мне рисунок — дом, мама, девочка и кот.
— Мам, это наша семья?
— Да, солнышко. Самая настоящая.
И я поняла: она права. Семья — это мы с ней. Честная, пусть и маленькая.
А вы смогли бы простить родным годы молчания? Или считаете, что семейный мир важнее справедливости?
Пишите в комментах 👇Ставьте лайки 👍