— Брату вы сразу квартиру купили, а мне теперь наследства ждать до потери пульса?! — голос Нади звенел от обиды, заполняя тесную гостиную родительской квартиры.
Лицо Олега Петровича, секунду назад спокойное, стремительно налилось багровым цветом. Его кулаки непроизвольно сжались, а глаза сузились, как перед прыжком. Марина Викторовна застыла в кресле, не в силах пошевелиться. В её глазах читалось непонимание, словно перед ней стоял не родной человек, а абсолютно чужой.
— Ты... — начал Олег Петрович, но захлебнулся словами.
Воздух в комнате, казалось, сгустился до предела. Старые настенные часы отмеряли секунды оглушительно громко, будто отсчитывали время до вз рыва.
***
Двадцать пять лет назад в этой же комнате Марина и Олег, тогда еще совсем молодые, мечтали о большой семье.
— Я хочу троих, — говорила Марина, прижимаясь к мужу. — Не меньше!
Олег целовал ее в висок и соглашался. Они были уверены, что все получится.
Но после рождения Алексея начались проблемы. Тяжелые ро ды, осложнения, две недели в больнице. А потом — приговор врачей: «Больше детей у вас быть не должно. Слишком опасно».
Алешу растили как сокровище — единственного, неповторимого. Но воспитывали в строгости. Олег Петрович помнил свое трудное детство и считал, что мужчина должен быть готов к жизненным испытаниям.
— Лёша, посуда на тебе, — говорил отец шестилетнему сыну.
— Ну, пап. Мультики скоро.
— Сначала обязанности, потом — развлечения.
Олег учил сына чинить, строить, экономить. «Копейка рубль бережет», — повторял он. И Алексей рос молчаливым, ответственным, привыкшим полагаться на себя.
Когда сыну исполнилось тринадцать, произошло чудо — Марина забеременела снова. Врачи отговаривали, пугали, но она была непреклонна:
— Это мой последний шанс. Я не откажусь от ребенка.
Надя родилась слабенькой, маленькой, на два месяца раньше срока. Марина провела с ней в больнице почти месяц. Вернувшись домой, она не выпускала дочь из рук.
— Маришка, ты ее заду шишь своей заботой, — качал головой Олег Петрович.
— Ничего ты не понимаешь. Она такая хрупкая... Ей нужно больше любви.
Надя росла в атмосфере всепрощения. «Она же маленькая», «Она не нарочно», «Ей тяжелее, чем другим», — эти фразы стали привычными в доме. Марина защищала дочь от любых неприятностей, а Олег Петрович, видя счастливые глаза жены, не спорил.
Алексей после ар мии решил жить отдельно.
— Мы купим тебе квартиру, — сказал отец. — Небольшую, но свою. Мы с мамой откладывали на это пятнадцать лет.
Однокомнатная квартира на окраине стала первым серьезным приобретением семьи. Для этого Олег Петрович взял кредит, который выплачивал еще пять лет.
Для Нади тоже были сбережения, но они постепенно таяли. Сначала — платные кружки и репетиторы. Потом — престижный вуз с внушительной стоимостью обучения.
— Может, ей подработку найти? — осторожно предлагал Олег Петрович.
— Олежа, о чем ты? — возмущалась Марина. — Ей учиться нужно, а не полы мыть. Успеет еще наработаться.
Надя, избалованная родительской опекой, не спешила взрослеть. В двадцать два она все еще жила с родителями, не готовила, не убирала, считая домашние дела обязанностью матери. Деньги, которые ей выдавали, тратила на одежду и развлечения, не задумываясь о завтрашнем дне.
Дмитрий появился в ее жизни неожиданно — серьезный молодой человек из интеллигентной семьи. Родители насторожились, но Надя впервые проявила характер:
— Я его люблю. И мы будем вместе, нравится вам это или нет.
Через полгода они поженились. Родители Дмитрия подарили молодым машину, Олег Петрович и Марина Викторовна — дорогую бытовую технику. Молодожены сняли однокомнатную квартиру в новом районе.
***
Первые месяцы самостоятельной жизни стали для Нади настоящим шоком. Дима работал с утра до вечера, она устроилась в офис на скромную должность. Зарплаты едва хватало на аренду и продукты.
— Как люди вообще живут? — жаловалась она подруге. — Мы работаем как проклятые, а денег все равно нет.
Надя впервые задумалась о том, что родители могли бы помогать им больше. В конце концов, брату они купили квартиру. Почему ей должно доставаться меньше?
Эта мысль не давала покоя. С каждым днем она укоренялась глубже.
— Представляешь, — говорила она мужу, — Лёшке сразу всё на блюдечке. А мне — шиш. Где справедливость?
Дмитрий сначала отмахивался:
— Надюш, ну что ты как маленькая? У твоих родителей свои дела, у нас — свои.
Но потом, узнав, что его коллега получил от родителей первый взнос на ипотеку, тоже начал сомневаться.
Надя перестала навещать родителей каждые выходные. На звонки матери отвечала сухо. Внутри нарастало чувство обиды: «Они меня никогда не любили так, как Лёшку».
***
В тот вечер Надя пришла к родителям с готовым планом. Она долго репетировала речь перед зеркалом, подбирая слова.
— Мама, папа, — начала она после ужина, — мы с Димой решили брать ипотеку.
Родители переглянулись.
— Дело хорошее, — осторожно кивнул Олег Петрович.
— Его родители готовы помочь с первым взносом. И я подумала... вы ведь тоже могли бы поучаствовать? В конце концов, Лёше вы квартиру купили.
Повисла тишина. Марина Викторовна беспокойно заерзала в кресле.
— Наденька, ты же знаешь, что мы потратили много на твое образование, — начала она. — У нас сейчас просто нет таких денег.
— А если бы были? — в голосе Нади появились стальные нотки. — Вы бы дали?
Олег Петрович нахмурился:
— Надя, мы с мамой много лет откладывали на квартиру для Алексея. Жили очень скромно. А на твое образование ушло больше, чем...
— То есть мне вы помогать не собираетесь? — перебила Надя. — Так и скажите.
— Мы и так помогаем, — устало ответил отец. — Продукты привозим, подарки...
— Мне не подачки нужны! — голос Нади сорвался. — Мне нужна нормальная помощь! Как Лёшке!
— Надя, — Марина Викторовна попыталась взять дочь за руку, но та отдернула ее.
— Если вы не поможете с квартирой, можете забыть, что у вас есть дочь! — выпалила Надя. — Я не буду общаться с теми, кто считает меня человеком второго сорта!
Вот тут-то Олег Петрович и вспыхнул:
— Ты... ты смеешь нам условия ставить? Нашу любовь на деньги мерить?! Мы для тебя всё сделали! Всё, что могли!
— Брату вы сразу квартиру купили, а мне теперь наследства ждать до потери пульса?! — закричала Надя, и в этот момент что-то оборвалось между ними.
***
Хлопок двери прозвучал как вы стр ел. Марина Викторовна беззвучно заплакала, закрыв лицо руками. Олег Петрович, все еще тяжело дыша, смотрел в одну точку.
— Это я виновата, — прошептала Марина. — Я ее избаловала.
— Замолчи, — глухо ответил муж и вышел из комнаты.
Оставшись одна, Марина Викторовна перебирала в памяти моменты из жизни дочери. Вот маленькая Надя капризничает в магазине, требуя новую игрушку. Вот школьница Надя отказывается дежурить в классе, потому что «это унизительно». Вот студентка Надя уверяет, что работа в кафе — «не ее уровень».
«Где я ошиблась?» — этот вопрос пульсировал в голове Марины.
В спальне Олег Петрович сидел на краю кровати, сжимая виски. Он вспоминал, как учил маленького Алешу чинить велосипед, как брал его на рыбалку, как заставлял решать сложные задачи. Надю он просто любил, не требуя ничего взамен, не закаляя ее характер, уступая во всем — ради спокойствия, ради улыбки жены.
«Может, я был слишком строг сегодня?» — мелькнула мысль, но он тут же отогнал ее. Нет, нельзя позволять дочери превращать любовь в товарно-денежные отношения.
***
Прошла неделя. Надя не звонила. Марина Викторовна набирала ее номер каждый день, но в ответ слышала только короткие гудки.
— Она взрослый человек, — говорил Олег Петрович. — Захочет — позвонит.
Но в глубине души он тоже переживал. Каждый вечер проверял телефон — нет ли пропущенных вызовов.
— Олежа, — осторожно начала Марина Викторовна после ужина, — а что, если мы правда поможем им с первым взносом? Не всю сумму, конечно, но хотя бы часть? У меня есть немного отложенных денег...
— Нет! — отрезал Олег Петрович. — Я не буду потакать этому шантажу. Она должна понять, что так нельзя.
— Но ведь это наша дочь...
— Дочь, которая ставит свою любовь к нам в зависимость от денег? Нет, Марина. Я не для того ее растил.
Марина понимала мужа, но сердце разрывалось от боли. Она чувствовала себя разделенной на две части — жену и мать. И не знала, какую выбрать.
Олег Петрович заметил, что жена стала молчаливой, замкнутой. Иногда он ловил ее заплаканной у фотоальбома с детскими снимками Нади. Но не знал, как помочь, как снова сделать ее счастливой.
Однажды, вернувшись с работы раньше обычного, он услышал телефонный разговор жены.
— Наденька, детка, я понимаю, но папа не согласится, — говорила она. — Ты же знаешь его. Я могу дать тебе немного из своих сбережений, но это будет наш секрет.
Олег Петрович застыл в коридоре, чувствуя, как внутри все переворачивается. Марина поддерживает тайную связь с дочерью? Собирается давать ей деньги за его спиной?
Вечером они впервые за тридцать лет брака серьезно поссорились.
— Ты предаешь меня! — кричал Олег Петрович. — Ты выбираешь ее шантаж вместо нашего единства!
— А ты выбираешь свою гордость вместо семьи! — кричала в ответ Марина. — Да, я была неправа, я избаловала ее. Но она наша дочь, Олег! Наша дочь!
Олег Петрович сел рядом с женой, взял ее за руку:
— Мариша, неужели ты не понимаешь? Если мы сейчас уступим, она решит, что может получать от нас все, что захочет, просто шантажируя нас своей любовью. Это неправильно.
— А что правильно, Олег? — тихо спросила Марина. — Потерять дочь?
Он не ответил. Просто сидел, глядя в одну точку, крепко сжимая ее руку.
***
Прошло три месяца. В квартире Марины Викторовны и Олега Петровича стало непривычно тихо. Они редко говорили о Наде, но часто думали о ней — каждый по-своему.
Марина иногда тайком звонила дочери, но разговоры были короткими и неловкими. Надя не приглашала ее в гости, не спрашивала об отце.
Олег Петрович погрузился в работу. Он стал чаще задерживаться в офисе, возвращаясь домой, когда жена уже спала. По выходным уезжал на рыбалку — один, хотя раньше всегда брал с собой друзей.
Однажды Алексей навестил мать и рассказал новости:
— Я разговаривал с Надей. Они с Димой взяли ипотеку без вашей помощи. Его родители помогли с первым взносом.
— Как она? — тихо спросила мать.
— Обижена всё ещё. Но справляется.
В своей новой квартире Надя иногда доставала телефон, глядя на контакт «Мама». Но не решалась позвонить — гордость не позволяла.
Три человека в разных концах города думали друг о друге, не находя в себе сил сделать первый шаг. Но где-то глубоко внутри теплилась надежда, что время залечит раны, что кровные узы окажутся сильнее обид.
А пока... пока они учились жить с болью разлуки. Учились принимать последствия своих ошибок. И, возможно, становились мудрее.
В центре внимания: