Априорная форма морального суждения Канта, схваченная в категорическом императиве должна была стать мостом соединяющим индивидуальное и общественное. Размывая личное значение, превращая его в формальный характер персоналий. Средняя температура по больнице. Ценность личности генерирует смыслы бытия и только потом культивирует их в общество, отражая алгоритмы действительности своего времени. Герменевтическая связь требует сначала осмыслить, чтобы сделать своим. Субъективно значимым, для всех, а вот цели могут быть как утвердительно значимыми, так и отрицательными по отношению к внутреннему или внешнему. Смыслы целесообразности организуют общественную деятельность.
При этом категорический императив имел не просто рекомендательное значение не то чтобы обязательное, к исполнению, а представлял динамичное основание преодолевающее частные инстинкты отклонений от норм поведения, и подразумевал высшую смысловую человеческую ценность бытия. Можно сказать банк алгоритмов, сохраняющий целостность человеческой личности. Рецепт построения индивида. Так провозглашается автономия социальной ноосферы для легализации прав и свобод человеческой деятельности. Мораль конкурирует с идеей веры. Поэтому вывод Канта был настолько важен для своего времени, что все иные философии получали свое начало на его платформе. Более того либерально-демократические ценности тоже выросли на социальной платформе как высшее благо борющееся с личными инстинктами. Традиция вывернутая наизнанку. Этика преобразившегося эроса.
И Гегель, и Хайдеггер взяли за основу базу кантовской философии! Но Кант не оставил места для «энциклопедии знания» и «фундаментальной онтологии» поэтому их пришлось создавать на платформе познания времени и истории мира. Абсолютный Дух Гегеля рождается из общего, игнорируя частную обособленность подверженную животным инстинктам. Человек, познающий должен преодолеть свое животное состояние. Познание выступает ключом покорения небес, увы, не вера. Хайдеггер принимает автономию разума обретающего свою аутентичность в бездне отрицаний потенции бытия, способный выстоять – хозяин вещей мира, а в четверице по центру диагоналей располагается вещь и даже не мыслящая. Образец динамики отражения нижнего зеркала подвальной философии.
Но все эти конструкции не учитывают глагол времени, который для Канта воспринимался как вещь в себе, недостойная внимания для конструирующего разума. Кай, из сказки Андерсена похищенный Снежной королевой выкалывает из льдинок слово «вечность» власти разума над принципами бытия. Именно время раскрывает субъект становления, и вне субъекта становления нет ни обобщающего, ни отрицательного движения мысли. Т.е. не учитываются априорные формы обусловленности мышления.
Мысль может двигаться только в том направлении, где глагол бытия уже проложил путь сквозь джунгли ничто. Поэтому у Парменида «небытия нет, потому что его невозможно помыслить». Для мира реально только ничто как точка преткновения глагола действия. Кантовское утверждение бытия нет (ноумен), а небытие – вещь в себе создает аллюзию свободы не обеспеченной потенциями бытия. Поэтому Гегель, не стесняясь, создает произвольную реальность спекулятивного разума, перестраивая метафизику бытия под нужды познающего.