Время шло своим странным, теперь уже почти нереальным чередом. Я привыкал к новым правилам жизни, которые раньше казались бы безумием. Мы с Сергеем часто беседовали — теперь эти разговоры стали для меня чем-то вроде дыхания, необходимым ритуалом. Он быстро учился. Зыбун напитывал его знаниями о Нави, учил различать шорохи, тени и скрытые голоса этого потустороннего мира. И я искренне гордился братом: несмотря на свои семнадцать, он держался с такой стойкостью и зрелостью, о которых многие взрослые могли только мечтать. Он всё лучше контролировал свои силы. С каждым днём его пребывание в Яви становилось дольше и стабильнее. Совместными усилиями мы добились того, что теперь я мог видеть его силуэт — прозрачный, голубоватый, чуть дрожащий, словно пламя свечи на ветру. Движения его были слегка замедленными, как у старой плёнки, когда не хватает кадров. Будто связь с Навью всё ещё неустойчива и прерывается порой, но даже это ощущалось как маленькое чудо.
Сергей снова начал шутить. В этих шутках слышался тот задорный мальчишка, каким он был до развода родителей, до всего того, что нас разрушило. В такие моменты я верил, что мы сможем вернуть хотя бы часть утраченного. Часто он просил меня выйти погулять по деревне. Он жаждал увидеть знакомые места, вдохнуть запах старых дворов, услышать лай собак и скрип ставен. Мы шли медленно.
— Эй, Марк, — как-то сказал он, когда мы шли по деревне, — вот этот дом справа… Тут домовой вредный обитает. Такой душный, что даже тараканы от него переехали.
— Серьёзно? — я рассмеялся.
— Говорят, он ночью двигает мебель так, что люди думают, что у них полтергейст. Но на самом деле он просто ищет идеальное место для кресла. Дизайнер, блин!
По словам Сергея, каждый из них был уникальным. Одни привязывались к жильцам, охраняя их и даже радуясь их присутствию. Другие же были угрюмыми, не терпели людей и старались всячески их выжить, нашёптывая ночами, двигая вещи, создавая тот самый «полтергейст», которым пугают друг друга на кухнях и в подвалах. В целом, домовые не представляли прямой угрозы, но Зыбун предупреждал быть с ними осторожнее. Эти духи переменчивы, как весенний туман, и под их покровом таится больше, чем мы привыкли думать.
Мы шли по узким деревенским дорожкам. Он шёл рядом, иногда отставал, иногда забегал чуть вперёд, останавливался и изучал что-то в Нави. Иногда мы останавливались у старых качелей. Я садился на лавочку, а Сергей садился рядом, будто мы оба были живыми.
— Знаешь, — говорил он, глядя куда-то, — тут всё так знакомо и чуждо одновременно. Как будто ты пришёл домой, а все вещи переставили местами. Страшновато, но и интересно.
— Ты справишься, браток. Я горжусь тобой.
— Эй, не раскисай, Марк, могло бы быть и хуже. — сказал он так, будто поддержка нужна больше мне, а не ему. — Мне пипец как стремно из-за того, что случилось. Может расскажешь родным, что я тут?
— Чтоб меня в психушку отправили? Я и так стараюсь успокаивать всех, говоря воодушевленные речи про лучший мир после смерти. Знали бы они в какой жопе ты оказался...
— Стопе! Это теперь мой дом! Попрошу без оскорблений!
Мы оба посмеялись.
— Представь, как со стороны выгляжу я сейчас. — сказал я с интригой. — Сижу на лавочке, разговариваю сам с собой - задаю вопросы, что то комментирую, смеюсь. Меня точно посчитают парнем "с приветом"! - и мы оба опять рассмеялись.
И вот так, прогуливаясь с Сергеем, слыша его рассказы о Нави, я чувствовал, как между нами вновь выстраивается невидимая нить. Он был рядом, пусть и не в той форме, в какой я мечтал. И этого — пока — было достаточно.
— Вот бы мне хоть раз посмотреть на Навь твоими глазами. Почувствовать то, что чувствуешь ты, видя её, — сказал я, выдохнув, будто отдавая вслух свою сокровенную мечту.
Сергей замер. Его голубоватый силуэт слегка дрогнул, будто волна прошла сквозь него. Он медленно повернулся ко мне.
— Я не уверен… — протянул он с сомнением в голосе. — Это может быть тяжело. Навь для живого — как яд в сладкой воде. Но… можем попробовать.
Он подошёл ближе. Я почувствовал лёгкий холодок, как будто сквозняк прошёл по коже, хотя вокруг было тихо и тепло. Сергей медленно поднял свою полупрозрачную руку и коснулся моего лба.
В тот миг мир перед глазами начал растворяться, как краска под дождём. Контуры домов растянулись, деревья стали скрюченными и будто обугленными, небо приобрело серый оттенок с прожилками тусклого света, похожего на затухающие угли. Асфальт под ногами превратился в вязкую, почти прозрачную плёнку, по которой медленно стекали чёрные потёки.
Я слышал приглушённый шелест, как будто тысячи шёпотов окружили меня сразу. Откуда-то из подвалов тянулись тёмные щупальца, похожие на дым. За окнами домов мелькали искажённые фигуры, будто из-за стекла смотрели чужие тени, застывшие в нелепых позах.
— Ты видишь? — тихо спросил Сергей, его голос теперь звучал гулко, будто из пещеры.
— Да… — выдохнул я, с трудом подбирая слова. — Это… это ужасно… и в то же время… завораживает.
Я сделал шаг вперёд, чувствуя, как ноги будто вязнут в воздухе. Каждое движение отдавалось эхом в голове. Я посмотрел на Сергея — он сиял мягким голубым светом на фоне этого мрачного мира, как единственный тёплый огонёк в холодной ночи.
— Здесь всё иное, — сказал он. — В Нави нет привычных правил. Тут всё живое даже в том, что кажется мёртвым. И всё мёртвое может заговорить.
Я попытался сфокусироваться на одном из домов. Там, в полутени, шевелилась фигура. Я вздрогнул и резко отшатнулся.
— Не смотри долго, — предостерёг Сергей. — Это вредный домовой, о котором я тебе говорил, обитатели Нави чувствуют взгляд живых. Домовые, как я говорил безобидные, но лучше не провоцировать их лишний раз.
Мир начинал пульсировать, как медленно затухающая лампа. Глаза жгло, голова тяжело налилась свинцом.
— Всё… всё, хватит… — прохрипел я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.
Сергей мягко отнял руку ото лба, и мир Яви снова вернулся. Я рухнул на лавку, хватая ртом воздух, как будто только что вынырнул из ледяной воды.
— Прости… — сказал он, виновато отводя взгляд. — Я хотел, чтобы ты понял, но… Навь не для живых. Она может сожрать тебя изнутри. Для мертвых она ощущается не такой ужасающей, как для живых. А я еще и адаптировался более менее. Но первое попадание сюда было ужасным.
Я посмотрел на него, глаза горели сочувствием.
— Теперь… теперь я хоть чуть-чуть понимаю, что ты переживаешь каждый день…
Сергей только кивнул. В этом кивке была грусть, гордость и едва заметная надежда.
После того, как Сергей убрал руку от моего лба, мир вернулся к привычной Яви. Но я сразу понял — что-то всё-таки осталось. Я огляделся, медленно поднимаясь с лавки. Глаза всё ещё резало, будто после сильного ветра или дыма. И вдруг — за забором, у покосившегося сарая, я заметил едва различимый мутный силуэт. Тёмная, почти прозрачная фигура, как пятно на старой плёнке.
— Ты… видишь его? — прохрипел я, указывая пальцем.
Сергей кивнул, его голубоватый контур слегка дрогнул.
— Это домовой, — сказал он тихо. — Он здесь давно. Он любит этот сарай, иногда таскает туда мелкие вещи из двора.
Я медленно обвёл взглядом двор. За окном соседнего дома, сквозь щели в ставнях, тоже проскользнула смутная тень, как темная аура, растворяющаяся в воздухе.
— Как это… — выдохнул я, чувствуя, как по спине ползёт холодок.
— Следы Нави, — объяснил Сергей. — После контакта твой глаз… открылся. Не полностью, но достаточно, чтобы увидеть тех, кто обычно прячется за тканью яви.
Я кивнул, сглотнув. Возможно, я бы видел больше, если бы... не отдал часть своего дара.
— Они опасны? — спросил я, стараясь держать голос ровным.
— Нет, — ответил Сергей спокойно. — Большинство из них безвредны. Домовые, например, вообще не желают людям зла. У каждого свой характер: кто-то помогает, кто-то просто наблюдает, кто-то играет мелкие пакости, но не больше. Они все живут по своим правилам. Людей они редко замечают — только если ты сам обратишься к ним или станешь мешать.
Я снова оглядел двор. Мутные тени медленно растворялись, как дым в утреннем воздухе. Я чувствовал странное облегчение.
— Теперь ты понимаешь чуть больше, — сказал Сергей с теплом в голосе.
Я опустил взгляд на амулет в своей руке. Он был тёплый. Я сжал его, ощущая в пальцах слабый пульс, и кивнул брату.
— Спасибо… — выдохнул я, и в этот момент убедился, что мир вокруг больше никогда не будет прежним.
Мы с Сергеем ещё долго бродили по деревенским улицам, под вечерним солнцем, которое мягко ложилось на старые крыши и пыльные тропинки. Сергей шёл рядом, как голубоватый силуэт, иногда отставал, разглядывая что-то невидимое мне. Мы дошли до околицы, где поля медленно уходили за горизонт, и на миг оба замолчали, вслушиваясь в покой этого места.
Потом мы медленно повернули обратно к дому. Уже за калиткой Сергей начал постепенно меркнуть, как затухающий свет фонаря на рассвете. Его линии стали размываться, голубоватое свечение гасло.
— Пойду в Навь, Марк… Подзарядиться, как говорит Зыбун, — сказал он устало, но без грусти.
— Отдыхай, брат. — Я кивнул, стараясь скрыть щемящее чувство одиночества.
— До связи… — его голос потянулся эхом и растворился, а амулет на груди слегка нагрелся и снова остыл.
Я остался один перед двором, поглядывая за остатками алого заката. Я медленно вдохнул запах вечерней травы и дыма от чьей-то печи. Через пару минут медленно зашёл во двор. Лёгкая пыль осела на кроссовках, вечернее солнце уже почти скрылось за дальними деревьями. На крыльце стояла Ольга, вытирая руки о старое кухонное полотенце.
— Где ты шатался? — спросила она с легкой упрёкой, но в глазах её читалось облегчение. — Ужин давно готов, остывает уже.
— Гулял. Немного подумать нужно было, — ответил я, пытаясь улыбнуться.
— Ну, подумал? — Она слегка хмыкнула, словно проверяя, что я всё ещё живой и целый.
— Да, вроде полегчало, — пробормотал я.
Из-за угла вышел Андрей, неся в руках ведро с инструментами. Он посмотрел на меня внимательно, будто что-то хотел сказать, но лишь махнул рукой.
— Ладно, заходи. Всё равно надо поесть. Поговорим после. — сказал он, проходя мимо.
Я зашёл в дом, разулся, прошел на кухню и сел за стол. Ольга поставила передо мной горячую картошку с тушёной капустой и стакан холодного кваса.
— Ешь, пока не остыло совсем, — произнесла она мягче. — И хватит витать где-то.
— Спасибо, Оль. — Я начал есть, чувствуя, как тепло еды постепенно возвращает мне ощущение реальности.
После ужина я пошел к себе в комнату. Закрыл дверь, опустился на кровать и достал амулет. Он был чуть тёплым. В голове крутился сегодняшний день: прогулка с Сергеем, его шутки, рассказы о Нави… Впервые за долгое время я почувствовал себя не одиноким. Где-то за окном раздавался стрёкот сверчков, пахло сырой травой и дымом. Я откинулся на подушку, держа амулет на груди. И как только глаза начали закрываться, в груди затеплилось странное чувство лёгкой радости. Впервые за многие дни я засыпал не с тяжестью, а с тихой уверенностью, что завтра будет все хорошо.
Мне снилось снова то же самое. Я шёл по узкой тропинке, протоптанной среди высокой травы, под закатным небом, где солнце медленно тонуло за горизонтом. Впереди виднелась роща. Сквозь переплетённые кроны деревьев мерцал ровный, тёплый свет от костра. Никакой тревоги. Только ясное ощущение, что там, в той роще, меня ждут. Что-то родное, зовующее, как тихий зов сердца. Но сколько бы я ни шёл, роща не приближалась. Она оставалась всё той же загадочной линией на границе поля, манящей и ускользающей. Я продолжал шаг за шагом, чувствуя запах нагретой земли и вечерней прохлады. И вдруг услышал голос.
— Марк...
Я остановился. Голос звучал странно — будто сразу со всех сторон.
— Марк… проснись.
Я обернулся, пытаясь понять, откуда он доносится, и в этот момент роща вокруг стала бледнеть, таять, как дым. Небо начало расползаться серыми пятнами, превращаясь в потолок моей комнаты.
— Марк! Просыпайся!
Голос стал громче, чётче, словно кто-то стоял прямо у изголовья. Я резко вдохнул и открыл глаза. Было уже утро. Первое, что я увидел — силуэт Сергея. Полупрозрачный, голубоватый, он стоял совсем рядом, наклонившись надо мной. Его черты были искажены тревогой, пальцы нервно сжимались.
— Сергей… — прохрипел я, всё ещё приходя в себя. — Что случилось?
Он слегка отступил, но взгляд не отрывал.
— Ты помнишь тот шар… тот, что ты видел когда-то в городе?
Я молчал, чувствуя, как по спине пробегает холод.
— Кажется… — Сергей сглотнул, его силуэт дрогнул, как пламя на ветру. — Кажется, я видел что-то похожее. Здесь, в деревне.