Двери

В ту ночь мне снился Джим, тот самый Джим, провозгласивший себя "Королём ящериц", Джим Моррисон, the Doors.

Это было вскоре после моего последнего Дня рождения, где самым частым пожеланием мне стало - "Чтобы я больше не пил". Хотя то же банальное "Желаю здоровья!" мне пригодилось бы гораздо больше.

Я рассказал об этом Джиму и он рассмеялся, он хохотал во всё горло, задрав свою патлатую голову вверх, пока у него из носа не побежала алой струйкой кровь. По этому и по его одуловатому лицу я понял, что он сейчас уже в Париже и осталось ему совсем немного, может день, а может два.

Он остановился, стёр кровь несвежим платком из кармана и всё так же, не опуская головы, прочитал нараспев свои стихи, из которых мне на память осталась лишь одна строчка:

"Я пью, чтобы лучше понимать таких же ублюдков как я сам ..." Ⓒ

Я спросил:

- Джим, тебе там тоже нет покоя?

Он с лёгкой хрипотцой ответил:

- Знаешь, все эти годы меня каждую ночь отправляют в тот самый Париж, где в начале июля нашли в ванне то, что от меня осталось.

- Ты, возвращаешься здесь что-то изменить?

- Нет. Зачем? Я всегда делал только то, что мне приносило удовольствие.

Он произнёс это уже с улыбкой и затем спешно добавил :

- Пойдём со мной.

- Идём.

Мы шли по одной из узких улочек Парижа, расвеченого множеством витрин и ночных огней, в просветах низких зданий виднелся куполом Собор, под абажурами фонарей кружились ночные мотыльки, воздух напитывался влагой после дневного зноя, вокруг всё было тихо и безлюдно.

Он знал куда идёт, а я просто шёл вслед за ним, догадываясь о цели. И мы вошли с ним в двери бара. Джим сел за стойку и заказал двойные виски, я для себя хотел вина, но молча сел рядом, сидел, прокручивая в руке, под тусклым светом выцветшего абажура, стопку из зеленоватого стекла.

- Джим, скажи, осталось что то, чего тебе действительно хотелось бы ещё?

- Я хотел бы записать ещё один альбом с группой, мы с ними обсуждали его, но я не успел.

Он выругался и залпом выпил, я вслед за ним и заметно захмелел.

Джим наклонился ко мне и произнёс:

- Каждый вечер, что я здесь, я нахожу кого-то, из тех, кто меня помнит, чтобы объяснить ему зачем жить.

- А чем жить?

- Живи стихами.

- А ещё?

- Всё остальное здесь не важно, стихи и всё, что ты напишешь, они одни будут вечны. Считай, что это твой бессрочный пропуск.

- И что, так у всех, кто берётся писать ?!

- Нет, не у всех, но здесь ценят даже за попытки, потом всё сам узнаешь и поймёшь.

- Тебе тогда было страшно, на переходе ?

- Нет, я даже ничего не понял, потом долго не верил в произошедшее, затем "раз", и я опять в Париже.

- А что со мной, ты можешь мне сказать ?

- С тобой?!

- Ещё два двойных, - крикнул он хрипло в сторону сонного бармена и продолжил:

- С тобою всё не так, дружок, и ты сам это знаешь, но поправить уже ничего нельзя.

Джим размашисто чокнулся со мной, разлив почти полстопки на стойку, и выпил.

- Так что же Джим, остаётся только ждать?

- И пока жить.

***

Я проснулся с чувством недосказанности, какой-то недоговорённости что-ли.

Был поздно, часы отсчитывали второй час дня. От выпитого виски болела голова и я плохо помнил чем всё закончилось в том баре.

На кухне меня ждала всю ночь початая зелёная бутылка, уверенно зная, что я за ней приду.

"Нового дня глоток" - вспыхнуло в голове рекламой, когда я прильнул к горлышку, затем закурил и включил песни "the Doors", и сразу стало легче.

"Странное дело", - подумалось мне, - " Я пережил Джима почти в два раза, а за советом обращадся к нему, хотя сейчас он мне годиться в сыновья, ему же было всего 27, совсем мальчишка. И равнозначно, что ему сейчас за 80."

Недопитая бутылка закончилась на песне "the End " двумя символичными глотками и я засобирался в магазин за другой.

Джим ощутимо был рядом и нетерпеливо меня торопил. Я засобирался вниз, в магазин.

- Возьми и на меня тоже! - молча сказал Джим, мне не хотелось с ним расставаться.

Закрывая двери квартиры, я услышал, как на кухне продолжает играть the Doors свой "Караван".

Караван, - подумал я, когда собирал пустую посуду, чтобы выбросить её по пути, два мешка звенящих бутылок, сгрудившихся вдоль стены друг за другом, за последние дни. Я даже расставлял их по росту, как фарфоровых слоников: от 0,75 до 0,25.

Вернулся я заметно посвежевшим и разлил по двум , в тон ночным барным, зеленоватым стаканам, найденным в глубине буфета. Сидел задумавшись, - " Что, что же с нами не так то?"

Ответа у меня не было и Джим тоже молчал, вернее он обречённо пел мне из колонки. Не понимая слов, я чувствовал о чём, от этого хотелось ещё выпить.

И тут, из этой же колонки, подключенной через телефон, раздался пронзительный звонок, перебивая посреди куплета Джима и вздрагивая меня.

- Беликов, пойдём гулять, - произнёс жизнерадостный женский голос, - Я пораньше отпросилась сегодня, погода чудесная!

- Нет, прости, я не могу, у меня гости, - я отключил звонок и Джим продолжил песню. Он пел обо мне. Мне было грустно его слушать и тревожно за него.

Звонок настойчиво повторился .

- Я тебя так просто не оставлю! Кто там у тебя на этот раз?!

- Джим.

- Какой ещё, нахер, Джим?!

- Джим Моррисон.

- Ты там совсем с катушек съехал от своего одиночества и вина?! Собирайся давай живо! Через полчаса жду тебя на нашем месте.

"Живи!", - говорил мне Джим.

Может это и есть жизнь? Я покорился ей и пошёл переодеваться в свой единственный "выходной костюм".

Колонка в тот же миг "села" и вслед за ней замолчал и Джим, я поставил их на зарядку и символично, отметил я для этого дня, опять ушёл через дверь.

Их я насчитал по пути несколько: двойные двери квартиры; дверь на этаже, рассчитанная на несколько квартир; автоматические двери лифта; дверь в подъезд; дверь-калитка, на которую закрыта придомовая уличная площадка; и двери переполненного троллейбуса.

Весь мой путь прошёл сквозь них, через все эти бесконечно закрытые двери.

- Хорошо выглядишь несмотря ни на что! Только бледный какой-то- приветствовала она меня.

- Спасибо, рад тебя видеть, - немного слукавил я из вежливости и чмокнул её в загорелую щёку.

- Ой, ты знаешь что сегодня было? Ты даже не представляешь! Наташка, ну ты помнишь Наташку, кудрявая такая, сегодня заявление написала! Увольняется, замуж собралась. А он такой невзрачный, плюгавый, но зарабатывает хорошо, сказал ей, что будешь дома сидеть, всем обеспечу!

- Жаль.

- Кого, Наташку?

- Обоих.

- Да ну тебя, - она рассмеялась, - Наташка мечтала о таком.

- Слушай, пойдём с тобою на залив?

- Опять?! Ну пошли. Стаканчики ты взял на этот раз?

- Взял, и чипсы крабовые для тебя тоже.

- Я тебя обожаю! - она схватила меня под руку и мы пошли в сторону залива, я неуверенно, но прямо, она со мною рядом.

- Вот повезло Наташке, да?!

- Не думаю.

- Ты чё такой?!

- Какой?

- Мрачный.

- Мало спал сегодня.

- Где был вчера ?

- Да, с другом одним в баре засиделись.

- Поздно вернулся?

- Под утро.

- Ты когда пить перестанешь?!

И тут я не сдержался , расхохотался во всё горло, закинув голову и привлекая тревожные взгляды спешащих рядом с нами людей.

- Ты вообще нормальный? - с обидой произнесла она.

- Более чем.

Несмотря на разгар рабочего дня со всех сторон шли люди, день был непривычно солнечным, ближе к заливу над нами закружились чайки, горланя что-то противным криком, чувствовался запах большой воды рядом и от этого хотелось ускорить шаг, было невыносимо жарко в этом июле.

На берегу мы сели на выкинутое волнами бревно, держащееся между двух камней гранита, мне всегда хотелось думать, что это нам напоминание о затонувших здесь когда-то кораблях.

Чайки, сместившись вслед за нами, парили над водой цвета асфальта, высматривая себе в ней добычу, море было неспокойным, большие волны с брызгами бились об каменный берег с периодичностью пытаясь тщетно расколотить глыбы камней, раскинутые вдоль прибрежной полосы, уходящей, до куда хватит глаз, в обе стороны от нас.

- Скажи, ты что собираешься дальше делать? - в упор спросила она.

- Жить.

- Как?!

- Пока не ясно.

- Да всё тут ясно, в таком режиме жить тебе недолго. Ни я одна тебе это говорю!

- Смотри, можно жить с кем-то долго и счастливо, а потом расстаться и подать "на раздел", и вот одному достаётся "долго", а другому "счастливо".

- А ты, что выбираешь?

- Я выбираю жизнь, - вспомнился давно встроенный рекламный слоган.

- Звучит красиво. Что ты для этого сделал?

- Я всегда делаю только то, что приносит мне удовольствие.

" Ты в том числе" - подумал я, но не сказал.

Залив, его побережье, было густо устлано людьми в самых разных позах сидящих или лежащих на камнях, на них давила сверху жара от Солнца.

Неподалёку от нас пришла и разместились между двух гранитных осколков, защищающих от волн, немолодая пара из двух человек. Один из них включил негромко музыку, можно было бы считать это совпадением, но из динамика запел Джим Моррисон, the Doors.

Я разлил вино, мы чокнулись и она спросила:

- Я сегодня останусь у тебя?

Вопрос требовал немедленного ответа или объяснений и я ответил "Да".

Через хруст чипсов она уточнила:

- У тебя есть дома еда?

- Нет, купим по дороге.

- Хочешь, я приготовлю что-нибудь?

- Не нужно, купим что-нибудь простое.

"Hello, I Love You..." - пел Джим в недалеке.

Я, про себя, попросил его "Light My Fire", "Come on baby, light my fire...", он рассмеялся и послал меня к чёрту.

- Ты слышишь, что я тебе говорю?!

- Прости, я задумался, что?

- Ладно, проехали... Хотя нет, спрошу по-другому, я тебе зачем?!

- Подумать дашь? - шутливо выговорил я себе паузу.

- Дам, но не долго!

Я задумался, закурил, глядя на волны, тщетно набрасывающиеся на берег у наших ног.

Через минуту я ответил:

- Вопрос задан не корректно, не "зачем?", а "для чего?", для жизни, ты то звено, которое связывает меня с ней.

- Ладно, помилован, наливай ещё! - в обаятельной улыбке растаяла она.

Эта улыбка, в своё время, стала тем, ради чего я подошёл к ней тогда и сказал "Привет!".

"Are you a lucky little lady in the City of Light

Счастлива ли ты, юная леди из Города Света?

Or just another lost angel...City of Night

А может быть, ты — одна из потерявшихся ангелов Города Ночи?

City of Night, City of Night, City of Night, woo, c'mon

Город Ночи, Город Ночи, Город Ночи, давай, поехали..." - пел негромко Джим совсем рядом с нами.

" Джим, но это же не Она?! " - мысленно обратился я к нему.

" Она, не Она, какая разница?! Живи!" - так же беззвучно ответил он.

"Не Она" тем временем продолжала:

- Давай в выходные поедем смотреть фонтаны? Ты же сам говорил, что два года там не был.

" Джим, тебе легко об этом рассуждать, у тебя есть Пам, она всегда была с тобой рядом."

" Пам была у каждого" - ответил он и добавил: " Только потом любая Пам перерождается в другое и ты больше никогда уже Её не видишь, рядом с тобой будет жить чужой для тебя человек."

" И что же делать?"

"Ничего. Встать и уйти."

- Беликов, ты вообще меня слышишь?! - она теребила меня за рукав.

- Да, да, давай съездим обязательно к фонтанам.

- К каким фонтанам?! Я тебя спрашиваю про детей!

- Каких детей?! Ты хочешь детей?

- Да, чёрт возьми, да, и если не сейчас, то скоро уже будет поздно.

Я разлил вино по стаканчикам.

- Давай хотя бы не сегодня, а ?

- Беликов, ты дурак?!

" - Джим, ты хотел когда-нибудь детей?"

- Каких детей?! Пам плотно сидела на героине и продолжает здесь сейчас."

- Как говорил Форест Гамп:" Кто дурак, тот сам знает."

- Кто такой твой Форест Гамп?

- Один авторитет из 90-ых.

- Я не знаю авторитетов твоих 90-ых, я тогда только в школу пошла. И я не знаю даже как вы тогда жили.

- Мы все тогда не жили, выживали. И, кстати, редко кто рожал детей.

- Я знаю об этом только по твоим рассказам.

- Ну что ж, в моих рассказах правды больше, чем везде.

- Опять ты говоришь загадками и непонятно.

- Иди ко мне.

Я приобнял её и поцеловал.

- Вот так тебе понятнее?

- Да, - очень нежно ответила она.

Мы сидели на берегу обнявшись, море беспокойно гнало в нашу сторону от горизонта бесконечные "барашки" волн, фейерверками разлетающимися о прибрежные камни, Джим негромко напевал у нас за спиной:

" Don' you love her madly?

Разве ты не любишь её безумно?

Don't you need her badly?

Разве она не нужна тебе так сильно?

Don't you love her ways?

Разве ты не любишь всё в ней?

So tell me what you say!

Так скажи уже что-нибудь!

Don't you love her madly?

Разве ты не любишь её безумно?

Wanna be her daddy!

Хочешь быть её папочкой!

Don't you love her face?

Любишь ты её лицо?

Don't you love her as she's walking out the door?

Разве ты не любишь ее, когда она уходит?

Like she did one thousand times before!

Как и тысячи раз прежде!

Don't you love her ways?

Разве ты не любишь всё в ней?

So tell me what you say!

Так скажи уже что-нибудь!"

Послеполуденное Солнце, набравшись за день сил, нещадно палило, растекаясь по камням.

- Пойдём домой, - предложил я.

- Пойдём, - поднялась она.

Когда мы вскарабкались на набережную там играли уличные музыканты, струнный квартет исполнял какую-то лёгкую, неземную музыку. Мы зачарованно замерли, я взял её тихо за талию и мы, не сговариваясь, стали танцевать, прямо под палящим Солнцем, под взглядами недоумённых прохожих, под крики чаек над головами, под музыку, которая казалась нам, в этом мгновении, волшебством. И в этот миг мне ненадолго показалось, что я живу.

- Беликов, - она прильнула ко мне ближе, - Беликов, я больше не могу, пойдём домой.

- Зайдём по пути в магазин?

- Нет, потом сходим.

Бывают девушки, нечасто, любить которых одно удовольствие, она была одной из них, и мне хотелось только одного, чтобы ей было как можно больше хорошо.

- Как же хорошо, - тихо сказала она на балконе, где мы пили сваренный мною кофе, перед походом в магазин. Она смотрела томным взглядом вдаль, на горизонт домов и облака, неспешно летящие мимо моего последнего этажа многоэтажного дома.

В великой для неё моей рубашке, со стёртой помадой и алеющим поцелуем на длинной шее, такой она мне нравилась больше всего.

- Я включу музыку, ты не против?

- Нет, давай.

Я поставил the Doors и закурил.

"Time to live

Время жить,

Time to lie

Время лгать;

Time to laugh

Время смеяться,

Time to die

Время умирать.

Takes it easy, baby

Не переживай, детка -

Take it as it comes

Прими это как должное.

Don't move too fast

Не торопись так -

And you want your love to last

Ведь ты хочешь, чтобы твоя любовь никогда не окончилась...

Oh, you've been movin' much too fast

О, ты слишком торопишься."

- Беликов , ты хоть понимаешь о чём он поёт?

- Нет, я только чувствую .

- Он поёт о Любви.

- Я это и предполагал.

А потом раздался встревоженный звонок в её телефоне, звонила мать, и она начала спешно собираться. Я не стал спрашивать, что произошло, она не сочла нужным что-то объяснять, я закрыл за ней двери, вернулся и сделал музыку погромче.

Мы сидели молча с виски за узким кухонным столом, напротив друга , между нами играли его песни и уходить он никуда от меня не собирался, а я больше ничего не спрашивал.

Всё было понятно и без слов.